Страница 46 из 52
– А их там не оказалось.
– А откуда ты знаешь?
– Иначе зачем ты мне всю эту историю рассказываешь.
– Их там не было. С ума сойти! Но ты понимаешь, что это не мог сделать чужой?
– Да, наверное, он бы все перевернул…
– Есть три кандидатуры. Первая – твой лейтенант!
– Разве они обыскивали квартиру?
– Насколько мне известно – нет. Я вчера с кладбища прибежала самой первой, чтобы готовить, там двое наших из института были, а Татьяна с нами в крематории. Так что я посмотрела под вешалкой – пусто. Это не оправдывает лейтенанта – конечно, он мог это сделать. Но он должен был догадаться о коробке под вешалкой. И о том, что у Аленки баксы есть.
– Маловероятно, – сказала Лидочка. – Вторая подозреваемая у тебя Татьяна Иосифовна.
– А почему бы и нет? – агрессивно откликнулась Соня. – Чем она лучше других?
– Ей под вешалку не залезть.
– Ты знаешь, Лид, я то же самое подумала – ей надо на пол сесть и ползти. Согнуться эта тумба не сможет. К тому же она видалась с дочкой раз в году, а то и реже. И они друг дружку не выносили как кошка с собакой. Даже если Татьяна что и подозревала… Впрочем, не исключено!
– И подозреваемый номер раз – Осетров, – сказала Лидочка.
– Номер ноль! Ты думаешь, он не знал про коробку? Да я сама слышала, как он уговаривал Аленку найти для ухоронки более достойное место. И наверняка он знал, сколько у нее там спрятано. Да в конце концов – почему ей от него скрываться, если он все время делал вид, что не сегодня-завтра на ней женится. Кинет свою недокормленную галошу и женится на нас, прекрасных, молодых.
– Ты думаешь, что он ночью…
– Я уверена. Я так и вижу – он шастает по квартире, ледяная душа, перешагивает через Аленкин труп, свои подштанники собирает, открытки из Гонконга, чтобы следов не оставалось – в лучших традициях ЦРУ стирает отпечатки пальцев…
Здесь Соня оказалась догадливой, как Нострадамус.
– А потом вспоминает, что под вешалкой лежат баксы. И он спокойненько берет деньги и думает: кто теперь будет спрашивать с Алены? Хотя отлично знает, что это я брала для нее у Петрика, а Петрик – не сахар, не пай-мальчик. Он свое всегда получит. А с кого он будет получать, если у меня такое материальное положение? С девочки по имени Софья-мученица. Скажи, Лида, почему человеку так не везет в жизни?
– Но вряд ли Петренко будет иметь к тебе претензии.
– Дорогая моя Лидия, у меня такое впечатление, что ты провела детство и юность где-то в райских кущах, где мальчики не обижают девочек и даже не таскают их за косички. Почему Петрик будет меня жалеть?
– Ну вы же с ним вместе учились, он твой приятель.
– Слушай, когда это было? В третичном периоде. Романтическое увлечение в десятом классе, когда можно было потискаться на дискотеке. С тех пор прошло миллион лет, и возникло новое поколение любимых женщин.
В голосе Сони звучала искренняя горечь. Видно, для нее миллион лет пролетел слишком быстро.
– Ты боишься, что он тебя заподозрит?
– Ему не нужно меня подозревать. Это его бабки, я должна их вернуть. Все ясно, как в газовой камере. Может быть, эти триста баксов для Петрика сейчас – мелочовка, семечки, а может быть, именно их ему не хватает, чтобы вырвать когти из навоза. Только я об этом никогда не узнаю – удар в сердце, и справедливость торжествует.
– Соня, ты порешь чепуху. Ну хочешь, я поговорю с Петриком?
– О чем? О звездах и луне?
– Я наберу как-то эти триста долларов.
– Чтобы я потом была твоим неоплатным должником? Нет уж, дудки! Лучше пускай меня прирежут в переулке. От руки бывшего возлюбленного… Ах ты, Петрик, ах ты, сукин сын, опять по химии двойку схватил! – Соня говорила, как пьяная, но была не пьяна, а близка к истерике. От злости, унижения и страха. Она в самом деле очень боялась, что с нее спросят пропавшие деньги. И, конечно же, это был не просто долг – какие-то бывшие, а может, и не до конца прошедшие отношения с Петриком, который дал ей в долг значительную сумму, влияли на настроение Сони. Обрати внимание, сказала себе Лидочка, ведь просила у богатого Петрика не Алена, а ее подруга.
– Господи, как она меня подвела, как она меня подставила! – закричала в трубку Соня, и тут же раздались короткие гудки.
Конечно, обидно, очень обидно. Любому было бы обидно, думала Лидочка, кладя трубку на рычаг. Ты несешься к ее матери, чтобы спасти подругу от опасности, от срыва… а та умирает и оставляет тебя расхлебывать ее дела… Лидочка поймала себя на том, что даже думает словами и образами Сони.
Соня позвонила снова минут через пять. Она все еще всхлипывала. Она попросила прощения за срыв, потом выразила желание собственными руками задушить Осетрова. Убить женщину, которая ему отдавала все, и потом ограбить ее. Ну последний подонок, ну самый последний коммуняка!
Лидочка не хотела спорить. Единственно, чтобы восстановить справедливость, возразила:
– Шустов не думает, что Осетров убил Алену.
– С чего это он оправдал его? Однопартийцы?
– Нет, он считает, что Осетров вел себя не так, как должен был вести себя убийца.
Лидочка слышала свой голос и понимала, насколько наивно и неубедительно звучали ее слова.
– Шустов, конечно, лучше меня знает, как себя ведут убийцы. Но пускай он предложит нам другую кандидатуру. Хоть какую-нибудь! Где тот человек, который мог прийти ночью к Аленке, которого бы она, при ее трусости, пустила бы в дом, которому позволила бы подсыпать себе в кофе или чай отравы… нет, ты только представь! Я такого человека не знаю.
– Я уж тем более не знаю.
– Значит, методом исключения, ее убил Осетров. Сначала морально раздавил, измучил, а потом и убил. Все ясно как божий день.
– Слишком просто получается, – возразила Лидочка.
– Слишком просто для тех, кто начитался Рекса Стаута. Ты лучше спроси у своего Шустова – он скажет, что все русские убийства раскручиваются через полчаса. Если они, конечно, бытовые, семейные. Деньги или не уважил. А вот если заказные – они никогда не найдут. Кто в Петрика стрелял – каждая собака знает. Это аварцы, которых Китайчик нанял. И что? А ничего.
– Осетров не произвел на меня впечатления убийцы.
– Ну вот! – Соня тяжело вздохнула. – На тебя не произвел! Да если бы он производил, его бы никогда в ЦК не взяли. В ЦК нужны такие убийцы, которые с первого взгляда не похожи на убийц.
Так как Лидочка промолчала, Соне пришлось довести атаку до конца.
– В любом действии, я скажу тебе, есть человек, которому оно выгодно. В любом преступлении надо искать того, кому это нужно. Из всех знакомых Аленки лишь Осетрову Аленка мешала. Угрожала спокойствию. И к тому же у него была возможность – мы с тобой за городом, даже Петрик, хоть он и ни при чем, – в больнице. Кому нужно убивать беззащитную и безобидную бабу, кроме любовника, которому она надоела? Уж не нам с тобой! Ты свою шкатулку искала, я свои триста баксов ждала с прибылью в тридцать процентов. Дождались, коммерсанты…
С Соней было трудно не согласиться, Лидочка понимала, что ни она, ни лейтенант Шустов всей сложности жизни Алены, всех ее отношений не знают и знать не могут. Может, даже и всезнающая Соня далеко не такая всезнающая, как самой себе кажется.
– Так чего ты мне звонила? – спросила Лидочка.
– Ты не очень вежливая.
– Я рада бы тебе помочь, но не знаю как.
– Но если в самом деле меня прижмет так, что возникнет угроза для моей жизни, ты мне сможешь на короткое время ссудить триста баксов?
– Я постараюсь.
Все это было похоже на дамский роман с переживаниями, хотя переживания – триста долларов, потерянные из-за смерти подруги, – не очень подходили для изящного романа.
– Соня, прости, но я жду звонка…
– Все понятно. Мне предлагают закрыть дверь с внешней стороны.
Соня повесила трубку.
Так как у Лидочки все равно не было сейчас под рукой трехсот долларов, да и не была она убеждена в том, что Соне на самом деле грозят какие-то страшные беды, то Лида выкинула из головы историю с пропажей денег и села работать, время от времени позванивая Шустову, но там никто не подходил. В три часа Шустов взял трубку. Он был озабочен, почти сердит, и Лидочка сразу забыла заготовленные укоризненные фразы. Оказывается, как объяснил лейтенант, в доме на Малой Грузинской местный тихий алкаш озверел без выпивки, залез к соседу по квартире, а тот проснулся, стал кричать, и алкаш зарезал соседа и его жену с маленьким ребенком.