Страница 52 из 52
Нужно быть очень близким к Татьяне человеком, чтобы она призналась тебе в действительной причине ее срочного переезда на квартиру к Аленке сразу после смерти дочери. Это было вступление во владение! Теперь, с такой же поспешностью, Татьяна норовит вступить во владение хибарой.
– Вы знаете, что дача Маргариты сгорела? – спросила Лидочка.
– Разумеется. Мне в этом призналась еще Аленка, когда приезжала в Переделкино. Мне об этом все уши прожужжала Соня.
Лидочка чуть было не спросила Татьяну, так почему она не взяла адрес хибары у Сони, вместо того чтобы обыскивать квартиру дочери в поисках какого-нибудь упоминания о давно сгоревшей даче? Но потом поняла и промолчала: Татьяна не могла себе позволить пасть столь низко, чтобы выспрашивать адрес у презираемой ею приятельницы Аленки. Что же тогда получается? Родной матери Алена этого адреса не дала, а какая-то очкастая шлюха таскает туда своих грязных любовников?
Если Татьяне хочется, чтобы Лидочка верила в то, что Татьяну интересует лишь некий гипотетический архив, хранившийся во Внукове, то Лидочка готова в это верить. Пожалуйста. У нее свои интересы. Но раз речь зашла об архиве, то, наверное, Татьяна заведет речь о шкатулке… И Лидочка не ошиблась.
– Лидуша, я не помню, сказала ли тебе, что, когда лейтенант Шустов расспрашивал меня об Аленке, он показал мне шкатулку. Большую такую шкатулку из карельской березы. Оказывается, ее пытался похитить любовник Алены, но потом раскаялся и вернул.
– Да, я слышала об этом, – осторожно откликнулась Лидочка.
– И когда он стал говорить о шкатулке и упомянул о том, что она раньше стояла у Алены, то я сразу вспомнила о тебе, Лидуша.
– Почему же?
– Я рассудила логически. Подумай: ты приезжаешь ко мне в Переделкино и начинаешь допрашивать меня о шкатулке, оставленной на хранение моей маме. Я такой шкатулки не помню. Не видела я ее. Если шкатулка была, значит, ее хранили где-то, куда я не имела доступа. И хранили все годы, пока моей матери не было в Москве. И самое главное – совершенно неважно, где это было – может быть, у маминой кузины Клавдии, а может быть, у верной няньки Анюты в Курской области. Важно другое: если шкатулка в конце концов оказалась у Алены, значит, Маргарита ее взяла у няньки Анюты и перевезла к себе в хибару.
– Совсем необязательно.
– Это моя гипотеза. Моя мать слишком большая собственница, чтобы оставить свои игрушки у чужого человека.
– А были ли игрушки?
– Лидочка, не притворяйся дебилкой. Тебе это не идет. Неужели ты думаешь, что если мама в предчувствии ареста решила спрятать что-то из дорогих ее сердцу вещей вне дома, то она ограничилась чужой шкатулкой? А ее собственные документы, а ее драгоценности?
«Пожалуй, тут ты и попалась, моя дорогая Татьяна Иосифовна, – подумала Лидочка. – Вот что тебя больше всего волнует – дача, квартира и ценности, которые могли бы там храниться». И раз уж Лидочке захотелось тут же разочаровать Татьяну, то она не удержалась:
– Неужели Маргарита хранила какие-нибудь драгоценности, живя так скромно и, главное, позволяя Аленке существовать в бедности?
– Конечно! – тут же заявила Татьяна. – Моя мать была жадной, как Скупой рыцарь. Типичный Скупой рыцарь!
– Но если дача сгорела, – не сдавалась Лидочка, – как там могло что-нибудь сохраниться?
– А вот как она сгорела – мы обязаны с тобой выяснить! – заявила Татьяна.
– Я сомневаюсь, что Алена и Соня лгали.
– Они вполне могли лгать, чтобы не допустить меня на дачу.
– Почему?
– А потому, что они устраивали там вальпургиевы ночи, – ответила Татьяна. – Потому что они превратили якобы сгоревшую дачу в гнездо разврата.
Лидочка не стала спорить. Татьяну явно занесло. Но тем не менее нельзя отказываться от поездки во Внуково. Нельзя, потому что тогда ты отказываешься от чуда. А стоит отказаться от чуда, оно не сбудется… Кроме того, на поминках Алены Лидочке встретился таинственный Константин, который назвал себя наследником Маргариты. Если бы узнать, что это значит?
– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Константин? В сочетании с именем вашей матери? – спросила Лидочка.
– Никогда. А что это значит?
– Такой человек был на поминках Алены. Лет пятидесяти, массивный, с собачьим лицом.
– Еще чего не хватало! – рассердилась Татьяна. – С собачьим лицом. Скажешь тоже! Так мы едем?
– Не знаю…
– Подумай, моя девочка! Если сохранилась и не сгорела шкатулка, то почему ты считаешь, что содержимое ее обязательно сгорело? В конце концов, это глупо и нелогично!
– Шкатулка попала к Алене до пожара.
– Значит, отказываешься?
Не верит Татьяна, что дача окончательно сгорела! Но боится отправиться туда одна зимой, по скользкой дороге, с опухшими ногами. И Лидочка, с ее стремлением отыскать содержимое шкатулки, – идеальное подспорье! Конечно, шансов на то, что дневники отыщутся, нет. Но шансы на то, что Лидочка примет предложение поехать, реальны, ведь она не удержится, рискнет. Раз она искала шкатулку так настойчиво, что приехала в Переделкино, то она не менее упорно будет искать ее содержимое, пока в конце концов не убедится в том, что надежд не осталось. Пока что Татьяна дает ей такую надежду…
– А вы знаете, где этот поселок? – спросила Лидочка.
– Вот и попалась ты в золотые сети, – восторжествовала Татьяна. – Корысть – движущая сила мировой истории. Значит, едем?
Стоит ли говорить Татьяне, что ты уже несколько дней ломаешь голову над тем, не могут ли нужные тебе бумаги остаться там, откуда прибыла шкатулка, и этим местом, скорее всего, была так называемая хибарка Маргариты Потаповой? Стоит ли говорить, что ты уже отчаялась узнать, где эта хибара находится и была ли она вообще? И стоит ли предпринимать что-либо, чтобы увидеть пепелище двухлетней давности?
Лидочка ничего этого не стала говорить Татьяне. Если ты ничего не ответила человеку, который полагает, что тебя одурачил, то этот человек начинает мучиться сомнениями, не разгадал ли ты его нехитрые комбинации?
Татьяна чувствовала себя неуверенно: раза три заводила разговор о шкатулке и ее возможном содержимом, пока они ехали в такси, за которое, кстати, Лидочка заплатила бешеные деньги, и в электричке до станции Внуково.
Электричка оказалась полупустой. Татьяна расплылась по сиденью, оставив Лидочке лишь краешек скамейки. Она взяла с собой папку с несколькими главами своих воспоминаний, которые готовила для небольшого прогрессивного парижского издательства, и, раз уж делать в дороге все равно нечего, она попросила разрешения Лидочки почитать вслух, проверить, так сказать, свои опусы, за которые мечтала получить премию Букера.
«…Наш дом стоял последним в переулке, ныне уже не существующем, который в этом месте раздваивался: один проезд вел на улицу Кирова (жители упорно продолжали именовать ее Мясницкой), а другой в лабиринт проходных дворов, кирпичных брандмауэров…»[1]
Лабиринт брандмауэров, – отмечало сознание Лидочки, пока еще вслушивающейся в монотонный речитатив.
«…улочек, перегороженных заборами, дошкольных площадок, напоминавших помойки, – дом заслонял своими плечами это живописное безобразие. Дом был старый, даже старинный, с оригинальным узором из кирпичей вокруг окон, который придавал им сходство с почтовыми марками…»
Как жаль, что она не дозвонилась до Андрея. В Андрее погиб следователь. Ему свойственно было искать парадоксальные сочетания незаметных фактов, сцепления ошибок и несуразностей, которые неизбежно появляются при всякой лжи, чтобы обратить внимание на слабое место в постройке, созданной для того, чтобы закрыть собою правду. Кому и зачем понадобилось убивать Аленку? Может быть, произошла роковая ошибка на фармацевтической фабрике – в пачку таблеток снотворного попала таблетка цианистого калия? А разве он бывает в таблетках? Наверное, он – порошок. Ведь Распутину его подкладывали в пирожное.
1
Цитаты позаимствованы из произведений писателей, за что автор просит прощения.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.