Страница 28 из 46
Дуглас, наверное, почувствовал, что достаточно меня выдрессировал и я теперь готов к вовлечению в его бизнес, готов стать «порнозвездой», как говорила мать. Впервые попав к нему в дом, я еще не знал, что следующие три или четыре года я буду проводить здесь почти все выходные и каникулы. Мне было всего девять лет. В доме всегда было несколько детей, и нас держали там все выходные или даже дольше во время каникул. Это стало новой стороной моей жизней, ужасной рутиной. Дядя Дуглас забирал меня в пятницу после школы и отвозил домой в воскресенье вечером, чтобы я мог снова пойти в школу в понедельник утром.
Клиенты, приходившие и уходившие на выходных, переступали порог со своими извращенными фантазиями и платили Дугласу, чтобы он подготовил декорации и снял весь процесс, пока они вытворяли с нами все что захотят. Иногда они хотели посмотреть, как мы, дети, делаем разные вещи друг с другом, иногда хотели испытывать боль и страдать сами. Некоторые клиенты предпочитали одеваться в самые нелепые костюмы, и мы бы катались от смеху, если бы не боялись за свою жизнь. Большинство посетителей были ни капли не похожи на Дугласа и Джо, выглядели весьма представительно и носили обручальные кольца. Некоторых из них я уже видел еще дома у матери, например полицейского с его наручниками. Многие приходили регулярно, каждую неделю, как будто Дугласу удалось подсадить их на редкий сорт наркотиков, и им всегда было мало.
Они всегда точно знали, чего хотят, вплоть до того, какие выражения они хотели бы видеть на наших лицах во время действия и какое освещение во время сцен, которые они хотели поставить. Некоторые клиенты приказывали детям называть их «мамочка» или «папочка», но я, конечно, не мог этого делать, поскольку все еще был немым. Иногда они хотели, чтобы мальчики занимались сексом с девочками постарше, и мы молились, чтобы у нас случилась эрекция, когда нужно, иначе нас опять накажут за неповиновение. Как правило, от нас требовали точного следования указаниям, как от настоящих актеров на съемках фильма, иначе нас уводили в комнату для наказаний и избивали до тех пор, пока мы не начинали делать все правильно.
Пару раз во время первых посещений я не понял, чего от меня хотят, и делал что-то неправильно, и вскоре я обнаружил, что они наказывают даже более жестоко, чем моя мать. Их любимым приемом было хватать нас за яички и сжимать их со всей силы, так что мы кричали и умоляли о пощаде. Иногда до меня долго доходило, что я должен сделать перед камерой. Не знаю, было ли это связано с моими трудностями в обучении или нет, но они никому не собирались делать поблажек, и меня избивали точно так же, как остальных.
Я не знаю, были ли клиенты осведомлены, как сильно нас избивают, чтобы заставить делать то, что они хотят, или им просто удалось убедить себя, что мы были готовы к этому, что мы – выходцы из грязного мира полулюдей, где такие вещи являются нормой. Я думаю, что если у них были свои дети, то они не ассоциировали нас с ними, словно были уверены, что мы принадлежали к какой-то низшей расе.
Слушая, что творится вокруг, я выяснил, что некоторые дети имеют отношение к тому или иному посетителю и находятся здесь с согласия некоторых членов своей семьи. Я не знал ни одного ребенка, которого похитили или насильно забрали из дома, все они были проданы в рабство кем-то, кто должен заботиться о них, защищать от окружающего мира. Некоторые дети были даже младше меня, им было не больше восьми лет.
Один парень, которому точно уже было больше шестнадцати, похоже, был сыном одного из постоянных клиентов. Этот парень делал все, что ему говорили, и показывал, что ему нравится происходящее так же, как им. Как будто он начинал как запуганный ребенок, такой же, как я, и спустя несколько лет стал одним из «них». Я знал, что со мной этого никогда не произойдет, я никогда не стану похожим на этих людей. Иногда клиенты приводили этого парня учить остальных, как нужно правильно делать разные вещи. Он напоминал мне Ларри и Барри и то, как они ведут себя дома, наслаждаясь происходящим, словно это было лучшее развлечение в мире.
Если мы хорошо себя вели и все делали правильно, нас награждали передышками, позволяя посидеть в похожих на камеры комнатах, где нас запирали. Нам приносили чай с молоком и тарелки с печеньем или плитку шоколада. Когда ты провел много лет, растягивая на несколько дней одну бутылку застоявшейся воды, то ценишь даже такие мелочи. Но все это было похоже на то, как поощряют животных в цирке, когда они правильно выполняют трюки.
Иногда нам приносили сэндвичи, хотя часто хлеб был уже слегка заплесневелый. Я обычно счищал плесень и ел то, что осталось. Я был благодарен даже за это, потому что никогда не знал, когда нам предложат поесть в следующий раз.
Нам разрешали использовать ванную и мыться, пока мы делали все, что от нас требовалось, но трудно было чувствовать себя чистым после отвратительной ванной Дугласа. Нас и там не оставляли в покое, потому что они всегда хотели пойти с нами, помыть нас, поиграться, поснимать на фотоаппарат или камеру. Они не упускали никакой возможности. Даже если ты шел просто пописать, они хотели сделать фото, организовывая съемку, как профессиональные фотографы: «Давай спускай свои штаны до пола». Если Дуглас собирался что-то снимать в ванной, только тогда она становилась безупречно чистой.
Ночью нас запирали в своих раздельных маленьких комнатах. Я слышал, как мужчины болтали и смеялись внизу, на кухне, до самого рассвета. Время от времени по ночам я просыпался от шагов на лестнице. Засов на двери отодвигался и кто-то входил, чтобы получить удовольствие без свидетелей. Иногда приходило несколько человек, особенно после закрытия пабов, и они вместе вваливались в комнату, но были слишком пьяны для эрекции, что делало их еще злее и ожесточеннее, как будто это мы неправильно их возбуждали. Порой, если мы хорошо себя вели и хорошо показали себя за день, Дуглас защищал нас от большинства ночных посетителей.
– Оставь его в покое, – слышал я его голос за дверью. – Дай ему отдохнуть.
Я думаю, он просто защищал свои источники дохода, желая, чтобы мы были готовы хорошо «выступить» на следующий день.
Все мужчины в доме, казалось, совершенно уверены в том, что их никогда не поймают. Может быть, они даже убедили себя, что на самом деле не делают ничего плохого. Однажды некоторых из нас даже снимали в саду, который был надежно защищен забором, чтобы мы не могли сбежать. Странно думать, что вокруг жили совершенно нормальные семьи, не подозревающие о том, что происходит в нескольких метрах от места, где играют их дети, или от комнат, где они спокойно спят.
Если мы не выполняли в точности то, что клиенты от нас хотели, нам не давали спать и есть и заставляли повторять все снова и снова, пока мы не сделаем это правильно. Несмотря на то что все, что с нами происходило, было просто ужасно, я знал, что к концу каждого уик-энда я, по крайней мере, буду вымыт и сыт, чего не произошло бы, останься я дома. Сейчас, оглядываясь назад, трудно поверить, что дома с ребенком могли обращаться даже хуже, чем в таком месте, как на «студии» дяди Дугласа, но именно так все и было. К этому возрасту я уже научился делать все что возможно, лишь бы выжить. Я знал, каково быть оставленным в темноте без еды или чистой воды на несколько дней, и я знал, что это хуже того, что могут сделать со мной эти мужчины. Я научился выживать, как животное в неволе.
Я лелеял мысли о том, что буду награжден за хорошее поведение перерывом в своей спальне. Я лежал и слушал смех приходящих и уходящих, обменивающихся мнениями о снятом видео, хотя из другой стороны дома все еще были слышны крики детей в комнате для наказаний, тех детей, чей дух необходимо было сломить.
Никто из клиентов никогда не звал нас по имени, потому что они хотели видеть в нас предметы, а не людей. Они никогда не проявляли никакой учтивости и никогда ни о чем с нами не говорили; даже просто «привет!» или «как дела?». Если бы мы действительно были животными, они, возможно, больше с нами разговаривали. Может быть, если бы им пришлось думать о нас как о личностях со своими чувствами, они бы не смогли причинять нам так много боли и претворять в жизнь свои извращенные фантазии.