Страница 25 из 46
Я думал, что знаю практически все о том, что такие люди, как дядя Дуглас, любят делать с детьми.
Когда мы подъехали к пункту назначения, он завел машину на укромную стоянку и начал на меня кричать, точь-в-точь как мама, объясняя, что, если я буду шуметь или плохо себя вести, он меня убьет. Достав нож из бардачка, он начал размахивать им в воздухе. Помня, каким жестоким он был у нас дома, я не сомневался, что Дуглас не преминет им воспользоваться. Он пугал меня не меньше матери или Амани.
Когда Дуглас решил, что достаточно меня запугал, он двинулся дальше, и через несколько минут припарковался на стоянке деревенского отеля. Он спрятал машину за углом, чтобы ее не было видно из здания, заглушил мотор, повернулся ко мне и последний раз предупредил, чтобы я ему не перечил, а потом показал пистолет, который держал в кармане. Я не уверен, был ли это настоящий пистолет, или только игрушка, но этого хватило, чтобы привести меня в ужас. Этого пистолета я испугался даже больше, чем ножа в бардачке.
– Если попытаешься сбежать, – сказал он мне, – я застрелю тебя и порежу на маленькие кусочки.
Я был так напуган, что почти описался.
Дуглас вылез из машины и с силой захлопнул за собой дверь. Потом открыл багажник и затем заднюю дверь, вытащил меня из машины и завел за нее, потом поднял на руки и бросил в багажник, словно старый чемодан.
– Не ерзай и молчи, – приказал он. – Услышу от тебя хоть звук – ты покойник.
Он хлопнул крышкой багажника, оставив меня дрожать в темноте и слушать его удаляющиеся шаги. Я думал, насколько мне хватит воздуха: задохнусь ли я до того, как он вернется? Сколько времени пройдет, прежде чем обнаружат мое тело? У меня было чувство, что я уже лежу в гробу.
Наверное, дядя Дуглас пошел зарегистрироваться в отеле и получить ключ от номера. Через несколько минут я услышал снаружи женский голос. На долю секунды я засомневался, не стоит ли позвать на помощь и не постучать ли в крышку багажника, но отказался от этой идеи, вспомнив, как убедительно звучали слова Дугласа, когда он говорил о моем убийстве, и подумав, что эта женщина могла быть его подругой, так же как мама. Голоса снова затихли. Спустя еще несколько минут снова послышались шаги.
– Здесь только я, – прошептал дядя Дуглас. – Все будет хорошо.
Он открыл багажник и вытащил меня. Я дрожал, но он, очевидно, тоже нервничал, оглядываясь вокруг вороватым взглядом.
– Будь хорошим мальчиком, тогда не будет больно, – сказал он. – Ты знаешь правила.
У него в руках был золотой ключ, прикрепленный к большому номерку на пластмассовом кольце. Дуглас поспешно вел меня через какие-то кусты к двери номера в швейцарском стиле, стоящего немного поодаль от остального отеля. Одной рукой он держал меня, а другой открывал дверь. Внутри была большая спальня с двумя кроватями. Дуглас закрыл и запер дверь за нами, потом задернул шторы и сразу повел меня в смежную с комнатой ванную. Потом он сказал мне раздеваться и забираться с ним под душ.
Когда мы оба оказались под водой, он начал трогать мои интимные места, говоря, как ему приятно, и вдруг поднял меня за подмышки так, чтобы мое лицо оказалось напротив его. И тут Дуглас как будто впал в бешенство. Он целовал, лизал и кусал меня, вонзая свои мерзкие желтые зубы в мою грудь и шею. Его дыхание было таким отвратительным, что меня начало тошнить. Я чувствовал, что изнасилование будет продолжаться вечно, и, когда наконец Дуглас меня отпустил и, свалившись к его ногам, я подумал, что он закончил, оказалось, что не тут-то было. Схватив меня за волосы и поднимая, пока я не захныкал от боли, он начал насиловать меня орально, продолжая давать волю своим фантазиям и называя меня грязной маленькой свиньей и дюжиной других имен. Дуглас приказал мне проглотить его сперму под угрозой избиения, и я, зная, что у меня нет выбора, давился ею.
Когда наконец он закончил, я получил сильную пощечину.
– Ты – хороший мальчик, – сказал Дуглас. – Покажи мне, как тебе нравится. Давай улыбнись. Оближи губы.
Я сделал, как было велено, пытаясь выглядеть счастливым и сдержать слезы, потом он снова начал оскорблять меня и говорить, каким я был грязным и как люблю его член. Как будто он был зол на меня за то, что произошло, как будто я оказался мерзким комком грязи, потому что сам хотел делать все это. Потом, похоже, Дуглас решил передохнуть.
– Оставайся здесь, пока я смогу снова тобой заняться, – приказал он и пошел в спальню.
Я лежал бесформенной кучей мяса в углу душевой, моя грудь вздымалась от всхлипываний. Вода продолжала течь на меня, а я свернулся калачиком, обхватив ноги руками. Прошло около пятнадцати минут, прежде чем Дуглас вернулся, все еще голый, попивая чай. К своему ужасу, я обнаружил, что у него опять стоит. Он рассказал, в какую игру хочет поиграть теперь.
– Ты должен научиться играть в эти игры, – сказал он, аккуратно ставя свою чашку на полку. – Если ты допустишь хоть одну ошибку в следующий раз, я причиню тебе сильную боль.
Он снова начал мастурбировать, очевидно получая удовольствие от того, что я плачу, и от ужаса в моих глазах. Пока Дуглас тащил меня за волосы в спальню, я держался за его руки, пытаясь ослабить боль. Он швырнул меня на кровать, приказав лечь на живот, а потом привязал мои запястья и лодыжки к кроватным рамам и начал шлепать с настоящей жестокостью. Чем больше я извивался, тем большее удовольствие он получал, удовлетворяя себя снова и снова, пока в конце концов не повалился на меня, почти задушив меня складками своей вонючей, потной, отвислой кожи, крепко сжимая мою шею и заставляя тело впустить его.
– Какой хороший мальчик, – говорил он каждый раз, когда кончал.
Но потом Дуглас начал бесчеловечно унижать меня новым способом. Когда ему требовалась передышка, он привязывал меня к батарее в ванной и уходил, закрывая за собой дверь и приказывая не издавать ни звука до его возвращения. Мне оставалось только сидеть на корточках на холодном кафельном полу, испытывая тошноту от отвращения ко всему, что он делал со мной, и в ужасе от того, что еще предстояло. У меня кружилась голова, и каждая клеточка моего тела была готова разорваться от боли. Я думал, что не смогу перенести такую боль.
Когда дядя Дуглас вернулся через час, от него пахло алкоголем, и я понял, что он сидел в баре отеля, упиваясь своими сексуальными приключениями. В руках у него был стакан воды, и он наклонился и приподнял мою голову, болтающуюся на шее, как у мертвой индюшки, чтобы я сделал несколько глотков. Дуглас развязал меня и сказал снова принять душ, но, встав на ноги, я сразу же упал в обморок.
Наверное, я был без сознания несколько минут, а когда пришел в себя, он уже отнес меня под душ и снова мыл. Потом он вытер меня, отнес в спальню и одел. Как будто ничего не было. Потом Дуглас отнес мое «безжизненное» тело в машину и бросил на заднее сиденье, оставив ключ в номере, чтобы его забрал персонал отеля.
Когда мы добрались домой, меня снова отнесли в подвал и положили на матрас, чтобы я немного оправился.
Они основательно принялись за мою дрессировку, но тогда я еще не понимал этого.
Глава 11
Киноиндустрия
Поначалу для других детей в школе я был новинкой – они впервые в жизни встретили немого мальчика, но вскоре новизна угасла, и я стал очередной легкой мишенью для насмешек и издевок. Я привык быть жертвой; эту роль я играл уже в течение нескольких лет, и ничто из того, что говорили или делали другие дети, не шло в сравнение с теми ужасами, которые я уже испытал на себе дома или с дядей Дугласом. Но я все еще грустил, потому что снова чувствовал себя изгоем. Я бы с огромной радостью завел друзей, но никто не хотел со мной водиться, потому что я был другим, странным. Многие просто не могли сопротивляться соблазну подразнить меня, зная, что я не смогу ответить. Я задавался вопросами: «Что со мной не так? Почему все так упорно избегали меня? Может быть, я унаследовал папины гены и был таким ужасным и злым, как говорила мама? Может быть, это папа был виноват в том, что моя жизнь стала такой, какая есть, как говорил Уолли?» Но в глубине души я верил, что папа был единственным человеком, который любил меня по-настоящему.