Страница 17 из 46
Я часто догадывался заранее, когда должен прийти Амани, потому что перед этим Уолли обычно посылали вылить мое ведро с нечистотами, а мама приходила и разбрызгивала освежитель воздуха, чтобы сделать воздух менее удушливым и отвратительным. Но освежитель мало что мог изменить, когда вонь пропитала уже все предметы в подвале. Я быстро понял, что не было никакого смысла сопротивляться Амани, потому что, будучи в тысячу раз сильнее меня, он мог сделать со мной что угодно. Его руки были просто чудовищно большими. Он смыкал их у меня на шее и говорил, что мне делать, сжимая их ровно с такой силой, чтобы я понял, что выпустить из меня дух для него так же просто, как зажечь спичку.
– Если ты не будешь делать все как надо, – говорил Амани каждый раз, – я убью тебя.
И я был абсолютно уверен, что он на это способен. Я уже знал, что они могут делать со мной все, что им взбредет в голову, и никто не придет меня спасать, так почему они не могут меня убить? Ни у кого в доме не хватало духу пожаловаться на них, даже у Уолли. Если бы я умер, обо мне забыли бы через несколько дней, но, по крайней мере, я был бы с папой и освободился бы от всей этой боли.
– Мама и Амани мастера, – сказал мне однажды Уолли. – Они любят промывать всем мозги, и ты должен быть сильным, чтобы выстоять против них.
Мне нравилось видеть себя воином, противостоящим силам зла, но я не мог постоянно быть сильным, и обычно мои схватки с ними заставляли чувствовать себя не просто побежденным, а разгромленным.
Иногда Амани брал меня наверх, в ванную, и заставлял вставать в ванну перед собой. Он запирал дверь и снимал трусы. Во время одного из таких походов я увидел себя в зеркале и ужаснулся. Кости были видны прямо через кожу. Я смотрел на все испуганным, затравленным взглядом.
– Смотри на меня, – прикрикнул Амани, а потом стал онанировать. Сначала я пытался не смотреть, но он сильно ударил меня по лицу. – Я сказал, смотри на меня! Лучше не беси меня, а то я сделаю тебе чертовски больно!
Потом он поставил меня перед собой и заставил мыться. Мне было стыдно и противно. Никто не говорил мне, что происходящее абсолютно ненормально, но я понимал это на уровне подсознания. Папа никогда не стал бы так делать, не говоря уже о других отвратительных вещах, которые заставлял меня делать Амани. Казалось, будто во время каждого посещения ему в голову приходит новое ужасное сексуальное извращение, и через некоторое время он стал меня насиловать. Поначалу было так больно, что я терял сознание. Меня оставляли истекающим кровью и трясущимся в агонии. После его визитов у меня болели многие части тела, и они не успевали зажить до следующего изнасилования. Для меня началась новая ужасная пытка, отправляющая меня на самое дно отчаяния.
Когда я подумал, что хуже быть уже просто не может, меня лишили последнего оплота счастья и добра. Однажды Уолли спустился ко мне, и по выражению его лица я понял, что он хочет сообщить нечто очень важное.
– Я ухожу, – сказал он.
Должно быть, его поразил появившийся в моих глазах ужас, потому что он быстро отвернулся, как будто чувствовал вину за то, что делает со мной.
– Я собираюсь жить со своей девушкой и наконец отделаюсь от забулдыги.
Ему удалось найти способ сбежать из ада, из окружения нашей семьи, и я завидовал ему. Мне не терпелось последовать за ним, если, конечно, я выживу здесь еще хоть немного.
– Я вернусь за тобой, как только смогу, – сказал Уолли. – Обещаю, я не брошу тебя здесь.
Во мне вспыхнула надежда. Если мне удастся прожить еще несколько недель, говорил я себе, Уолли вернется, чтобы спасти меня, и возьмет меня жить с собой и его милой девушкой, и мы будем счастливой семьей.
Но проходили дни, и ничего не менялось. Я оставался в той же обстановке и ждал, воображая, что Уолли рассказал обо мне кому-то за пределами этого страшного дома. Конечно, они скоро придут искать меня и спасут, вышибив двери и победив мать, Амани и братьев, словно несущаяся на выручку кавалерия.
Я представлял, как их поразит мой вид, когда они меня найдут, и как будут жалеть, и как захотят помочь и будут кормить меня вкусной-превкусной едой и укладывать в чистую, теплую постель. Прошла неделя, другая… и еще много времени, прежде чем моя надежда начала угасать.
Думаю, Уолли никому ничего не рассказал; а если и рассказал, то ему никто не поверил. История о матери, которая держит пленником в подвале немого маленького брата, мучает его голодом и издевается над ним забавы ради, звучала бы как выдумка. И еще, наверно, хотя Уолли и выбрался из дома, он все еще ужасно боялся матери, боялся выступить против нее, потому что она могла придти за ним или сделать что-нибудь с его девушкой.
Так что Уолли просто исчез из моей жизни, и я больше ни разу его не видел. Могу представить, какое облегчение он почувствовал, сбежав от матери, но как он мог оставить меня на их милость, зная, как они со мной обращаются? Как он мог засыпать ночью, зная, что я все еще сижу под землей без единого союзника там, наверху?
– Я присмотрю за тобой, – пообещал мне Амани, и, несмотря на все те мерзкие вещи, которые он творил со мной, это все же пробудило в моем сердце крошечный лучик надежды. – Я буду стараться куда лучше, чем пытался Уолли. Если ты будешь хорошим мальчиком, то получишь его спальню.
Он так часто обещал мне спальню Уолли в последующие несколько недель, что меня захватила эта идея. Я не мог не улыбаться от мысли об удобной, мягкой кровати или даже о нескольких старых детских игрушках Уолли, с которыми я мог бы играть.
– Если будешь делать то, что я говорю, мы хорошо поладим, – заверил меня Амани. Я надеялся, что это правда, потому что теперь он был моим единственным шансом.
Но прошло совсем немного времени, прежде чем мама решила, кто какую комнату получит, и разрушила все мои мечты о том, что я наконец покину подвал. Элли и Томас перебрались в комнату Уолли, а я остался там же, где и был.
Может, Амани и был физически крепким и сильным парнем, но заправляла всем по-прежнему мама. Да его, по сути, ничего и не беспокоило, потому что от нашей семьи он получал ровно то, что хотел. А о большем Амани и не мог мечтать.
Глава 8
Освобождение из подвала
Меня держали в заточении в подвале около трех лет, с пяти до восьми, и никто из внешнего мира не заметил, что я исчез с лица земли. День за днем я проводил в темноте, ожидая нового избиения или изнасилования, голод и жажда разъедали мои внутренности, холод пробирал до костей, а астма сковывала легкие. После того как Уолли бросил меня, никто больше ни разу не проявлял ко мне доброту. Теперь лучше всего было проводить время наедине с самим собой и мысленно разговаривать с отцом, находясь за запертой на два оборота дверью в сохранности от мучителей по другую сторону.
Насколько мне известно, никто из служб социальной опеки не приходил меня искать. Может, я выпал из системы из-за какой-то бюрократической неразберихи, а может, мама спутала им все карты – не знаю. Никто даже не заметил, что меня не определили ни в одну из местных школ, пока Томас не упомянул при своем учителе, что у него и Элли есть еще один старший брат, кроме Уолли, Ларри и Барри. Мать, должно быть, забыла объяснить ему, что мое имя не должно упоминаться нигде, кроме нашего дома.
А может, она ему объяснила, но Томас был достаточно уверен в себе, чтобы не подчиняться ей время от времени.
– У тебя есть еще один брат? Правда? – Учитель был явно удивлен такой новостью. – Как его зовут?
– Джо, – бесхитростно ответил Томас.
– В какую он ходит школу?
– Он не ходит в школу.
Озадаченный таким ответом, учитель должен был передать содержание разговора директору школы, который позднее пригласил маму поговорить об этой проблеме.
– Томас сказал нам, что у вас есть еще один мальчик по имени Джо, – сказал директор.
– О да, – ответила мать. Она была достаточно умна, чтобы понимать, что отрицать мое существование бессмысленно.