Страница 39 из 40
– Кто собирал его ранец?
Я могла бы назвать имя, но это было бы подло. Майя всего лишь испорченный ребенок. В сущности, она хорошая девушка. Я не хочу рушить ее жизнь – после такого ее трудно исправить.
– Его бабушка. Сецуко Ямасиро. – Да какого черта. Не посадят же они ее в тюрьму. – Мы прибыли сюда на пароме. Мне кажется, в какой-то момент сын оставил ранец без присмотра. Ему захотелось в туалет. Возможно, именно тогда кто-то подбросил ему наркотик. Я не знаю. Это не я. Пожалуйста, поверьте!
Мне кто-то говорил, что в Японии представители власти более лояльно относятся к тем, кто всячески показывает свое раскаяние. От легкого унижения еще никто не умирал.
– Мне очень, очень жаль, что так получилось. Я должна был проверить все вещи. Я в ужасе оттого, что у моего сына оказалось нелегальное вещество. Я люблю его больше всего на свете. Пожалуйста, простите меня. – Смотрю в пол, глотаю слезы.
Он вздыхает.
– Боюсь, я ничего не могу сделать. Нам придется вас задержать.
В сопровождении двух сотрудников полиции я выхожу из здания аэропорта и иду к припаркованной перед входом полицейской машине. Час спустя я уже сижу в грязной темной камере вместе с двумя девочками-проститутками. Гляжу в стену. На ней пятно. Девушки перешептываются, они говорят обо мне. Я так вымотана, что мне все равно.
Перед глазами проплывают образы: Майя засовывает амулет в ранец Кея; Филипп ждет меня в аэропорту в Джакарте; гангстер угрожает мне в «Ча-ча-клубе»; Майя едет в машине с Юсукэ; лицо моего сына, каким я его видела в последний раз. Когда мне разрешат позвонить? Сможет Готонда-сан помочь мне на этот раз?
Перед тем как запихнуть меня в камеру, мне выдали футон. Он совсем тонкий, свалявшийся. Не бодрствую, но и спать не могу. Всю ночь напролет думаю о Кее. Утром охранник приносит завтрак – суп вакамэ. Угрюмо хлебаю под любопытными взглядами сокамерниц.
– Скоро будет зарядка, – говорит одна из них, обращаясь ко мне, – а потом разрешат покурить.
– Зарядка, – повторяю я. Представляю, как буду проделывать с ними радзё тайсо – танцевальные движения, с которых в Японии начинается каждое спортивное мероприятие.
Но не судьба. После завтрака приходят два охранника, открывают камеру и уводят меня в одну сторону, а девочек в другую. Меня приводят в пустую комнату и оставляют. Несколько минут стою посреди комнаты и думаю, не пора ли начать прыгать «ноги врозь, ноги вместе». Затем дверь за моей спиной открывается. Я оборачиваюсь и вижу Юсукэ. Я не удивлена, потому что теперь абсолютно уверена, что он и его помощники имели самое непосредственное отношение к моему задержанию.
Он выглядит уставшим. Разочарованным. Но в то же время так, будто сбросил с плеч тяжелый груз. Он чисто выбрит, костюм идеально отглажен.
– Сядь, – тихо говорит он.
Я смотрю ему в глаза и говорю:
– Мне жаль. – И мне действительно жаль. Жаль, что меня поймали, что я не отбила в суде своего сына, что дала ему уйти из того гостиничного номера, что так и не сводила Кея на футбольный матч. Временами мне даже жаль, что я вообще приехала в эту страну, пошла на открытие той галереи и согласилась выпить кофе с человеком, за которого потом вышла замуж. Жаль, что вышла замуж, что не смогла жить счастливо под одной крышей с его матерью. Есть еще пункты, но можно сказать, что мне просто жаль.
Юсукэ всегда любил извинения. Он кивает и показывает на стул.
Это Япония, и я не удивлюсь, если кто-нибудь принесет две чашки зеленого чая на подносе. Было бы неплохо. Но никто не появляется.
– Как Кей? – спрашиваю я, когда Юсукэ тоже усаживается.
– С ним все нормально. Он с бабушкой.
Я киваю.
– Что ты ему сказал?
– Что у тебя оказался недействительный паспорт.
– А! Хорошо. Спасибо. – Спасибо за то, что не сказал моему сыну, что его мать похитительница детей и торговка наркотиками.
Юсукэ достает из кармана пачку сигарет. Предлагает мне.
– Нет, спасибо. Я бросила. Но ты кури.
Он сует сигарету в рот, прикуривает. Затягивается, выдыхает дым.
– Попробуй представить, – говорю я, – как бы ты рос без матери.
Опять затягивается.
Мне приходит в голову, что я ошибалась насчет него. Он никогда об этом не говорил, но возможно, он тоже иногда хотел освободиться от своего сыновнего долга и жить, не обращая внимания на правила, установленные матерью. Может быть, он тоже мечтал о том, чтобы жить в другой стране, быть счастливым со мной и нашим сыном.
Я снова пытаюсь достучаться до него.
– Представь, что твоя мать любит тебя, хочет тебя видеть, а отец не позволяет этого. Или что твой отец врет тебе, говорит, что твоя мать тебя не любит, что ей все равно. Тебе хотелось бы так расти?
Он вздыхает, тушит в пепельнице едва начатую сигарету.
– Если ты хотел меня наказать, тебе это удалось. Но наказывать Кея – несправедливо.
Он подвигает стул чуть ближе к столу.
– Я понимаю твои чувства.
– Да?
– Да. Но моя мать очень рассержена.
У меня кончаются силы. Чувствую себя комком глины. А еще минуту назад я надеялась, что он сможет понять.
Юсукэ достает из кармана пиджака толстый конверт.
– Бери, – говорит он, – и уезжай. Я сделал все, что смог. Тебе не предъявят обвинения, но ты должна покинуть страну. Возвращайся в Америку. Начни новую жизнь. Когда-нибудь потом ты сможешь поговорить с Кеем, но сейчас уезжай. Ты уже доставила мне достаточно неприятностей.
«Ты сможешь поговорить с Кеем». Каждое слово – как сияющий бриллиант. Держу их перед мысленным взглядом, стараюсь не дать им погаснуть. Беру из рук Юсукэ конверт с деньгами.
Юсукэ встает.
– Кстати, у меня через неделю свадьба. Я подумал, что ты должна это знать.
– Мои поздравления, – говорю я. – Но помни, что эта женщина никогда не полюбит Кея так, как я.
Он тянет себя за лацканы.
– Ну… Удачи.
Вечер. Сегодня меня депортируют. Я сижу в холодной камере, в окно бьет неоновый свет. Скоро меня посадят на рейс до Южной Каролины, и сейчас мне кажется, что это не так уж плохо. Ведь и Блондель Мэлоун в конце концов вернулась в Колумбию. Она пожила в Японии, побывала в Европе, была знакома с Мэри Кассат и Моне. А потом отец позвал ее обратно. И она поехала.
Несколько минут я раздумывала, не отправиться ли в Африку, но поняла, что никуда больше ехать не нужно. Когда-то я хотела попасть туда, где даже мелочи приобретают большое значение, где стакан чистой воды может заставить поверить в Бога. Я думала, что в Африке каждый день наполнен смыслом, борьбой: жара, голод, разные опасности. Я родилась в процветающей мирной стране, в небогатой, но и не бедной семье. Я не застала никаких больших войн, против которых надо было выступать, у меня в жизни не было никакой большой цели. И мне необходимо было пострадать. Я была молода. Посмотрите, как все изменилось. Мне уже не надо брать несчастье взаймы. Я создала его своими руками.
Эпилог
Кому: Джил Ямасиро
Куда: мастерская по росписи досок для серфинга «Дом дракона»
1046, Оушнвью-драв,
Миртл-Бич, Южная Каролина, 29
США
4 сентября 1998
Дорогая Джил-сан!
Вы, наверно, на меня очень сердитесь. Я пишу для того, чтобы извиниться за все те неприятности, которые я вам доставила. Это мой парень дал мне амулет. Я не знала, что в нем. Думала, счастливая денежка для Кея. Вот и все.
Я его бросила, потому что сильно на него обиделась. К тому же он был из якудза, грубый, невоспитанный. У меня теперь новый парень, он играет в футбол за команду колледжа. Он очень красивый. В следующий раз пришлю вам его фотографию.
Я подумала, стоит вам сообщить, что бабушка Ямасиро умерла на прошлой неделе. У нее был рак, но никто этого не знал. Похороны были очень торжественные. Много народа пришло.