Глаза ворона

Теперь в зале было темно и тихо. Только в огромные окна заглядывал серый облачный вечер, окрашивая все в сумрачные тона. Кай бегом проскочил между рядами предков Мастера, казалось, неодобрительно хмурившихся ему вслед. Запыхавшись, с сильно бьющимся сердцем, мальчик затормозил, чуть не врезавшись носом в собственное отражение. После мгновенного колебания он сдернул с себя рубаху и повернулся к зеркалу спиной, заглядывая через плечо.

От увиденного у Кая перехватило дыхание, из груди вырвался отчаянный стон. Кожа его плеч, спины и шеи была покрыта подживающими рубцами, лиловыми в неверном сумеречном свете, и представляла собой неприглядное зрелище. Но не это было самое ужасное и непоправимое. Через всю его спину, от основания шеи до поясницы, шли три широких узорных полосы, глубоко вытравленных в коже. Они напоминали опрокинутое и наискось перечеркнутое V, немного загибавшееся на концах. На всеобщем языке знак напоминал первую букву его имени. В иероглифическом письме тан, втором самом распространенном алфавите Потерянных Земель, это было слово «раб». Иероглиф радужно переливался в серой полумгле зеркала…

Мальчик ударил кулаком ненавистное отражение, упал на колени и стал беззвучно раскачиваться, зажимая голову руками.

Он сорвал с глаз намокшую повязку. Соль жгла лицо. Кай ненавидел себя за эти слезы: слезы жалости к себе, слезы бессилия. «Это совсем не то, что мне сейчас нужно!» Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и постарался расслабиться. Это было трудно, время поджимало. «Надо забыть о времени. О стыде. О боли. О ненависти. О страхе. О ней. О себе. Есть только море и его сонное предзакатное дыхание внизу. Есть воздух, который движет облака и дает опору птицам. Есть дети моря и воздуха, горячие комочки жизни, несомые ветром, мои легкие братья и сестры…»

Он не почувствовал сопротивления тетивы. Ее натягивала не рука, а ветер. Его течение наводило стрелу на цель, которую лучник знал, не видя: старую серохвостую крачку, опять оставшуюся без добычи, отобранной наглой товаркой. Он слышал, как стрела рассекла воздух, загудевший в ее оперении, как внезапно оборвалась брань мгновенно умершей птицы, как ее тело падало вниз, нелепо раскинув неподвижные крылья, пока с тупым звуком не ударилось о камни…

Кай открыл глаза, и странная связь с окружающим миром внезапно оборвалась. Это было удивительно, он никогда не испытывал ничего подобного, никогда ни о чем подобном не слышат… Невидимое солнце на западе мазнуло розовым облачное одеяло. Скоро совсем стемнеет, и птицы улягутся на покой. «Я должен использовать оставшееся время, чтобы ничего не оставить случайности. Ведь от завтрашнего выстрела будет зависеть свобода Юлии Доротеи и моя собственная судьба». Кай снова завязал глаза и позволил ветру наполнить себя…

Этой ночью ему снился сон. Он снова видел Юлию Доротею. Она спала в своей темнице, едва освещенной зеленоватым светом гнилушки. Полумрак не мешал Каю разглядывать ее: он видел в темноте как кошка. Мягкие черты девушки во сне расслабились и стали совсем детскими. Длинные темные ресницы отбрасывали густую тень на видимую мальчику щеку. Под другую Юлия Доротея уютно подложила ладонь. Она спала на брошенной в угол охапке соломы, укрывшись плащом. Несколько соломинок застряли в ее взъерошенных волосах. Одна из них щекотала ей ухо, заставляя смешно морщиться во сне.

Соломинка ли была тому виной, или она почувствовала на себе чужой взгляд, но узница вдруг открыла глаза. Увидев сидящего в углу на корточках Кая, она удивленно приподнялась на локте:

— Ты? — узнавая, сказала она немного охрипшим со сна голосом. — Что ты тут делаешь?

— Я тебе снюсь, — немного подумав, посетитель добавил: — Извини, в прошлый раз у меня не было возможности представиться. Меня зовут Кай.

— Значит, это только сон? — Девушка вздохнула. — Охота была еще и во сне видеть эту гнусность. Нет чтобы приснилась ОЗ или что-то приятное, так снятся только психи всякие…

Остаток фразы Кай не расслышал, так как Юлия Доротея пробурчала его себе под нос, пытаясь вытащить из волос раздражавшую ухо соломинку.

— Что значит «псих»? Я еще не очень хорошо владею тан…

Юлия Доротея, прищурившись, посмотрела на него.

— Как, говоришь, тебя зовут?

— Кай.

— Ага. А я — Герда.

— Ты же сказала, что ты — Юлия Доротея, дочь Рикарда Светлого…

— Ладно, забудь, — девушка огляделась вокруг. — Слушай, если это сон, мы ведь сможем отсюда выйти?

— Я смогу. А ты — нет, — он указал на золотые оковы, все еще удерживающие руки пленницы, и парную им цепь, тянущуюся от ошейника на ее горле к стене:

— Вот и вали отсюда! Мне не нравится этот сон! Попробую приснить себе что-нибудь получше. Тиаго Раи, изумруд в короне Объединенной Зеландии… — последние слова Юлия Доротея произнесла уже в стену, отвернувшись от собеседника и укрывшись плащом с головой.

Кай немного посидел, чувствуя себя довольно глупо. Он уже хотел последовать совету девушки, называвшей себя то Юлией, то Доротеей, то Гердой, и «приснить себе что-нибудь другое». Но тут до него донесся какой-то сдавленный звук со стороны соломенной постели. Укрытое шерстяной тканью хрупкое плечо слегка вздрагивало.

Кай впал в замешательство. Он не знал, куда себя девать и что делать. Наконец он осторожно приблизился к девушке и опустил руку на вздрагивающее плечо, едва смея коснуться колючей шерсти кончиками пальцев:

— Не плачь, не надо.

— А кто плачет?! И вообще, почему ты все еще здесь? — Юлия Доротея резко села в своей куче соломы, так что звякнула цепь, оттолкнула его руку и откинулась к стене. Ее лицо было мокро, глаза покраснели, но метали молнии. Однако физиономия ночного посетителя выражала, вероятно, такое смятение, что взгляд девушки смягчился. Она усмехнулась. — Отец всегда говорил, что волшебник может и должен управлять своим сном. Я так хотела увидеть ОЗ и мой дом! И вот теперь не могу даже избавиться от тебя…

— Я уйду, — Кай поднялся и направился почему-то в тот угол, где он раньше сидел. Впрочем, это был сон, а во сне людям необязательно выходить в дверь, тем более запертую.

— Нет, постой! — Он обернулся. — Сначала расскажи, как мне выбраться отсюда… Когда я проснусь.

— Может, и расскажу, — согласился Кай. — Если ты расскажешь мне про ОЗ.

Юлия Доротея фыркнула, немного помолчала, теребя торчащую над виском темную прядь…

— Ладно. Только ты — первый!

— Нет, ты! Ты только ворчишь, ноешь или орешь — едва не разбудила стражу! Если я тебе что и расскажу, ты все равно до утра позабудешь.

— Не забуду! Отец научил меня помнить и толковать сны, — Юлия Доротея еще орала, но уже шепотом. — И вовсе я не ворчу и не ною… Я рождена в Тиаго Раи, изумруде в короне городов Объединенной Зеландии, — девушка вскинула подбородок. — Мужчины Тиаго Раи сильны и отважны, женщины Тиаго Раи мудры и горды. Никогда враг не слышал от нас мольбы о пощаде! В нашем флаге зеленое и лиловое. В нашем флаге изумрудная зелень полей, полных хлеба, лесов, полных дичи, и холмов, полных доброй магии древнего народа. В нашем флаге лиловые цветы вереска, волнующегося под западным ветром. Наш флаг реет высоко и никогда не будет опущен! — Юлия Доротея перевела дыхание. — Теперь твоя очередь.

— Ладно, слушай. Завтра на рассвете Такхейвекх повезет тебя в Анклав.

— Какой еще Анклав?

— Так ты не знаешь?.. Ладно, это потом. Главное — постарайся все время держаться позади него…

ГЛАВА 11,

в которой поют камни

Кай стоял в круге Шул-ла-Рун, в просторечии называемом также Кольцом Желания. Круг состоял из огромных, поставленных вертикально каменных глыб. Он знал, что много таких колец, возведенных неизвестно кем и с целью, которой никто уже не помнил, было разбросано по всей земле. Имелся загадочный круг и неподалеку от Замка, на голом отроге Драконьего Хребта, называемом Когтем.

Скальный отросток выдавался из драконьей лапы и угрожающе нависал над пропастью с зелеными макушками деревьев и шумом речки далеко внизу. Ветер вечность бродил между серых валунов. И вечность их хоровод окружал танцующую пару в центре: два камня, соединенные третьим, плашмя положенным на их верхушки. К Шул-ла-Рун вела едва заметная тропка в скалах, поросших мелким кустарником и выгоревшей на солнце жесткой, режущей ноги травой. Только между камней кольца трава не росла.