Месть из прошлого

Испуганная кормилица подала дрожавшими руками Морозову тугой спеленатый кокон. Из-под белого платка показались два голубоватых глазка, беззубый ротик распустился улыбкой, и боярина Морозова пронзило неведомое ранее чувство беспредельной любви к шевелящемуся теплому комочку. Еле сдерживая слезы умиления – не дай бог, кто увидит! – дотронулся осторожненько до розовой атласной щечки, недоуменно думая про себя, что однажды этот комочек, попискивающий у него в руках, расцветет и превратится в молоденькую барышню.

Боярин даже зубами скрипнул – уже не любил того молодца, который осмелится отнять у него дорогую дочку. Накла-а-а-няется ему в ноги молодой жених, прежде чем ее получит, а если кровиночку чем обидит, Морозов негодника в порошок сотрет, в землю живым зароет. Вот как! Дочку, как пан Мнишех, замуж в далекие края нипочем не отдаст – здесь будет жить, под присмотром отца-матери. Даже, если полземли на блюдечке жених в подарок принесет.

Морозов потянулся всем большим, здоровым телом.

За окном веселилась капель, таяли ноздреватые черные снега. Пробежала ватага ребятишек с уроков. Шумели, пострелята, прыгали, кричали.

Без детских голосов одиноко, плохо в дому, даже в царском. Марфа, умница, школы воскресные да церковные быстро заставила открыть при своем монастыре, не дожидаясь особых указаний и великих перемен. Просто нашла наставников, у сына-царя заручилась поддержкой и – начали школы работать.

Боярин проводил детишек враз повеселевшими глазами. Когда видел вот такую мелюзгу, понимал, зачем работал до шума в ушах и рези в глазах, для них, сыночков-дочек, ничего не жалко: ни жизни, ни здоровья. Не хотелось бы плакаться в старости, как несчастный пан Мнишех, да выпрашивать у сильных мира слабое утешение в одинокой беспомощности – портрет умершей дочери.

Хорошо быть у власти, при деньгах, при силе. Но лучше всего – быть в такой славный, радостный, весенний день – живым…

19. Печали солнечной Калифорнии

Поездка в Москву получилась бестолковая. Коровина я так и не нашла, он как в воду канул, у Сергея не прекращались разборки с бывшей женой, Вацлав бегал неизвестно где, да еще на Москву обрушился дикий холод, и все мои мальчики вернулись в солнечную Калифорнию простуженные, кашляющие и непрерывно чихающие.

Уже перед самым вылетом домой отзвонился Мур.

– В Цюрихе ничего не нашел, – грустно поздоровавшись, огорошил меня неожиданным известием. – Ни на имя Алексея, ни на имя Елизаветы ячейки в банках нет.

– Как это – нет? – возмутилась я. – Мое имя на английском может быть написано в разных вариантах…

– Перепробовал все, – перебил меня Мур. – Ничего нет.

Как же так – ничего нет?

– Приезжай поскорее, соскучился, – нежно попросил Мур и отсоединился.

После возвращения из Москвы на меня навалилась куча дел. Я засунула дневник Марины подальше от глаз в секретер, за старые счета, вытащила из гостиной ее портрет и постаралась забыть обо всей истории.

Прошла неделя. Мур заезжал пару раз, но нормального общения не получалось – мои мужчины грипповали, куксились, вяло переползали с одного лежбища на другое и капризничали.

Только ребята стали поправляться, с простудой свалилась я. Поднялась температура, череп залило свинцом, а разговаривала я так, как будто родилась с волчьей пастью.

Как-то под вечер, когда темнело за окнами и все рассеялись по комнатам, я лежала, уютно закутавшись и пригревшись на старом продавленном кухонном диванчике, подремывая и прислушиваясь одним ухом к тому, что передавал History Chanel.

Оказывается, по мнению многих ученых, наша планета – живое существо и, как всякая другая живая субстанция, подвержена старению. Как и у людей, старость планеты сопровождается болезнями: в ближайшем будущем Землю будут сотрясать землетрясения, цунами и пожары, что в конечном счете приведет к ее самоуничтожению. Кажется, после падения одного особо крупного метеорита или астроида начнутся ужасные пожары – все небо от Мексики до Калифорнии будет красным и днем и ночью. Океанская гигантская волна накроет побережье вместе с городами и – заключительный аккорд – в итоге планета расколется на мелкие кусочки и черная дыра поглотит ее.

На экране мелькали лица сумрачных бородатых физиков и приветливых астрономов. Правильная «академическая» речь ученых без ругательств и жаргона, пламенно отстаивающих свои точки зрения, убаюкивала как колыбельная песенка.

«Не может быть, чтобы во вселенной не стало голубого шарика Земли, – в счастливом полусне думалось мне. – Ученым тоже нужно о чем-то диспутировать. Простые люди спорят о политике и экономике, а ученые – о глобальных катастрофах, которые никогда не произойдут…»

Вдруг откуда-то послышался такой ужасающе дикий вопль, что меня подбросило на диване. Залаяла басом Фрида.

Ничего не понимая, я вскочила и понеслась на второй этаж, но там было тихо. Заглянула в одну спальню, потом в другую – дети мирно спали, и только мне удалось перевести дух, как припадочно затрясся мобильник. На экране отпечатался номер соседки.

– Бетси! – завизжала трубка. – Сюда, скорее! Сейчас! Умру! Он! Мама! В бассейне!

Ничего не понимая, я выскочила из дома на тихую ночную улицу и побежала на соседний участок.

Элена, надменная и выхоленная молоденькая блондиночка, которая сквозь зубы цедила мне «добрый день», да и то не каждый раз, сейчас стояла у дверей дома в полураздетом виде, истерически ревя белугой. Оглохнув от ее воплей, я пыталась сообразить: детей у Элены нет, мужа тоже. Собака? Кошка? Нет, кажется, зверюшек тоже нет.

– Бетси! Там! Он! О! о! о! о! Мама!!!!

Я отцепила от себя рыдающую Элену и осторожно вошла в сумрачный и холодный холл. Оглянулась. Ничего и никого. Пустота, красота, чистота.

Быстро прошла через анфиладу полутемных комнат и вышла в ярко освещенный внутренний дворик. Никого.

И тут громко и тоскливо завыла Фрида из-за забора. «К покойнику», – пронеслось у меня в голове.

Разозлившись на себя за глупые мысли, осторожно подошла поближе к бассейну и увидела рядом с лесенкой у самого бортика плавающего лицом вниз, почему-то полностью одетого Вацлава.

Ничего не соображая и не веря глазам, я аккуратно опустилась на коленки и вытянулась вниз, опираясь на скользкую плитку рукой. Пальцы попали во что-то противное, липкое, похожее на жидкий кисель. Брезгливо отдернув руку, потерла ее о другую и… ладонь окрасилась в красный цвет…

– Мама! – заорала я и кинулась вон.

Дрожавшая Элена ждала меня на улице. Я схватила ее за руку, и мы понеслись домой, крепко захлопнув за собой дверь.

– Лизка, – услышала заспанный голос Сергея. – Что опять случилось?..

Через десять минут улица наполнилась воем машин. Рыдающую Элену увезли в госпиталь. Страшно безжизненное тело Вацлава запихнули в неотложку, и она, дико завыв, рванула с места. Мне вкатили сильную дозу успокоительного, и теперь я сидела, тупо разглядывая набившихся в мою кухню полицейских.

Один из них что-то шепнул брату на ухо, и тот оцепенел:

– …! – потрясенно выругался он и с испугом посмотрел на меня.

Сергей прикрыл дверь, выходящую на патио, чтобы не слышать возни за соседним забором, и сел напротив меня. Так сидели мы, молча, не знаю сколько времени.

Потом раздались громкие шаги, и в кухню торжественно прошествовал Мур.

– Чья вещица? – очень вежливо спросил Мур и со всей силой шваркнул об столешницу новенький сотовый.

Я непонимающе уставилась на него.

– Чей аппаратик?

– Мой, – пролепетала я, разглядывая розовые осколки.

– А какого дьявола он оказался в бассейне, а? – так же вежливо вопросил Мур.

Боже мой, когда Элена истерично вопила в трубку, я выскочила из дома с мобильником в руках и не заметила, как уронила его в бассейн, увидев безжизненное тело Вацлава в воде.

И тут Сергей словно с цепи сорвался.

– Тебя же просили никуда не ходить! И так уже под подозрением, – ревел любимый брат. – Забыла? Ты жила в доме, когда умерла твоя Елизавета Ксаверьевна! Ты нашла тело Моргулеза в чертовом «Хилтоне»! Ты была последней, кто разговаривал с зарезанным мафиозником! И теперь твой телефон утонул в бассейне рядом с Вацеком!