Смерть и золото

Третий батальон в полном составе пребывал в весьма трезвом состоянии, когда взошло солнце в слепящем, раскаленном докрасна ореоле, сразу же заставив всех снять шинели. Солнце карабкалось все выше по небосклону обжигающего ярко-синего цвета, и солдаты ждали, покорные как волы, запряженные в повозку. Кто-то однажды заметил, что война на девяносто девять процентов состоит из скуки и одного процента ничем не сдерживаемого ужаса. Третьему батальону предоставили возможность познакомиться с этими девяноста девятью процентами войны.

Незадолго до полудня майор Луиджи Кастелани отправил еще одного посыльного на квартиру полковника и на сей раз получил ответ, что граф уже проснулся и почти завершил свой туалет. И вскоре присоединится к своему батальону. Майор выругался с мастерством старого вояки и пошел своей раскачивающейся походкой по улице, рассчитывая заткнуть глотки многочисленным грубиянам, уже бормочущим всякие мятежные глупости во всей растянувшейся на полмили колонне грузовиков с закрытыми брезентом кузовами, в которых изнемогали от жары и потели на полуденном солнце его солдаты.

Граф явился прямо как солнце на рассвете, весь сияющий и радостный, в сопровождении двух капитанов, а впереди него вышагивал рядовой, несущий боевой штандарт, который граф придумал лично. Основу его составляли орлы римских легионов, дополненные раскрывшими клювы хищными птицами и украшенные шелковыми кистями.

Граф прямо-таки парил в облаке довольства и, полный доброжелательности, источал ароматы дорогого одеколона. Джино успел сделать несколько очень хороших снимков графа в обнимку с младшими офицерами; на одном из них он хлопал по плечу кого-то из старших сержантов. Простым солдатам он улыбнулся прямо как добрый папаша и, проходя вдоль колонны, только усилил их сплин несколькими банальными наставлениями о долге и жертвах во славу родины.

– Какое великолепное собрание истинных воинов! – сказал он майору. – Меня так и тянет запеть.

Майор Луиджи Кастелани в ответ только моргнул. Полковника частенько тянуло запеть. Он когда-то брал уроки у одного из самых известных музыкантов Италии и в молодости всерьез задумывался о карьере оперного певца.

Вот и сейчас он остановился, широко раскинул руки, откинул назад голову и запел глубоким, звучным баритоном. Младшие офицеры должным образом присоединились к нему, и взволнованный хор затянул «Ла Джовинеццу», маршевую песню итальянских фашистов.

Полковник медленно прошелся вдоль колонны, терпеливо дожидавшейся его на солнцепеке, время от времени останавливаясь и принимая картинную позу, а когда доходил до высокой ноты, поднимал правую руку, чуть касаясь средним пальцем кончика большого, тогда как другой рукой сжимал рукоятку украшенного драгоценностями кинжала у себя на поясе.

Песня закончилась, и граф воскликнул:

– Достаточно! Время выступать. Где карты? – И один из младших офицеров поспешно выступил вперед с планшетом в руках.

– Полковник, – тактично вмешался Луиджи Кастелани, – дорога отлично проложена и имеет соответствующие знаки. К тому же с нами двое местных проводников…

Граф проигнорировал его и обратился к картам, которые уже развернули перед ним на капоте «роллс-ройса».

– Ага! – Он внимательно изучил карты, потом поднял голову и обратился к двум своим капитанам: – Встаньте по обе стороны от меня. Майор Вито – вы вот здесь. Примите серьезный и строгий вид, пожалуйста, но не смотрите прямо в объектив! – Он королевским жестом ткнул в Йоханнесбург – в четырех тысячах милях к югу, – и достаточно долго пребывал в этой позе, чтобы Джино успел запечатлеть его. После чего он забрался на заднее сиденье «роллса» и стоя выбросил руку вперед, героическим жестом указывая направление похода – в сторону пустыни Данакил.

Луиджи Кастелани по ошибке принял этот жест за команду трогаться и громовым голосом, напоминающим рев быка, произнес серию команд, которые как разряд электричества привели весь батальон в лихорадочное движение. Солдаты, все в полном боевом снаряжении, нагруженные подсумками с сотнями патронов, разом забрались в крытые грузовики и заняли места на длинных скамейках, зажав винтовки между коленями.

Однако, когда все шестьсот девяносто солдат расселись по машинам, полковник снова выбрался из «роллс-ройса» на дорогу. По случайному совпадению судьба распорядилась так, что машина остановилась прямо напротив местного казино.

Это было официальное лицензированное учреждение, под чьей сенью размещались молодые девицы, которых привозили из Италии работать по контракту на шесть месяцев для удовлетворения плотских нужд доброго десятка тысяч изголодавшихся по женскому телу мужчин, вынужденных томиться в этом диком краю. У очень немногих из этих юных леди хватало сил и выдержки на то, чтобы подписать новый шестимесячный контракт, да никому из них это и не было нужно. Они и за первый срок накапливали достаточно денег, чтобы вернуться в Италию с хорошим приданым и найти себе мужа.

Казино покрывала серебристая крыша из рифленого оцинкованного железа, а ее свесы, так же как и балкончики, были украшены узорным кованым железом. Окна комнат девочек выходили прямо на улицу.

Молодые хозяйки этих апартаментов, которые обычно вставали не раньше полудня, сегодня были раньше времени разбужены громкими командами и клацаньем оружия. И сейчас столпились на длинной веранде второго этажа, одетые в яркие, но легкие и короткие ночные рубашки; они уже поддались всеобщему возбуждению, хихикали, смеялись и посылали офицерам воздушные поцелуи. У одной из них в руке оказалась бутылка ледяного вина, которое, как она знала по опыту, было любимым напитком полковника, и она поманила его этим холодным, запотевшим сосудом.

А полковник внезапно почувствовал, что от пения и возбуждения у него возникли сильная жажда и голод.

– Посошок на дорожку, как принято говорить! – шутливо предложил он и хлопнул одного из капитанов по плечу. Большая часть офицеров с готовностью последовала за ним внутрь казино.

Шел уже шестой час, когда один из младших лейтенантов, слегка пьяный, вышел из казино и передал майору приказ полковника:

– Выступаем завтра, на рассвете.

В десять утра на следующий день батальон с грохотом выкатился из Асмары. У полковника пошаливала печень, и он был очень раздражен. Вечером всеобщее веселье перешло все границы, он пел не переставая, пока не охрип, и выпил огромное количество «Слез Христовых», прежде чем отправиться наверх с двумя юными девицами.

Джино стоял на коленях на заднем сиденье «роллса» рядом с графом, держа над его головой зонт, а водитель старался объезжать рытвины и ухабы. Но граф все равно был бледен, его подташнивало, на лбу то и дело выступала испарина.

Сержант Джино хотел как-то подбодрить его. Ему совсем не нравилось, что его добрый граф пребывает в столь печальном состоянии, поэтому он решил вновь раздуть огонь боевого настроения, которое владело всеми вчера.

– Вы только вдумайтесь, граф! Мы – самое первое подразделение из всей итальянской армии, которое вскоре встретится с неприятелем! Мы первыми столкнемся с этими кровожадными, жестокими и безжалостными варварами!

Граф послушно задумался над этим. Думал он очень сосредоточенно, с растущим раздражением и ощущением тошноты. И вдруг осознал, что именно он, Альдо Белли, идет во главе наступления, является как бы острием копья, направленного в сердце Эфиопии, именно он – из всех трехсот шестидесяти тысяч солдат и офицеров, что составляли мощь итальянской экспедиционной армии. И вдруг припомнил ужасающие истории, которые рассказывали о страшном несчастье, имевшем место при Адуа. Одна из этих историй пугала более всех остальных – что эфиопы кастрируют своих пленников. При этой мысли он тут же ощутил, как содержимое этого благородного мешочка, что висит у него промеж ног, с силой втягивается куда-то внутрь, а на лбу снова выступает обильный пот.

– Стоп! – закричал он водителю. – Остановись немедленно!

Едва отъехав на пару миль от центра города, колонна смешалась и сбилась в кучу, вынужденная внезапно остановиться вслед за ведущей машиной, и майор, повинуясь громким и настоятельным воплям полковника, поспешил вперед, к командирской машине, где узнал, что порядок следования теперь будет иной. Командирская машина займет место точно в центре колонны, а шестеро мотоциклистов уже не будут выступать в роли передового дозора, так как теперь назначены прикрывать ее с обеих сторон.

Конец ознакомительного фрагмента.