Сердце Альтиндора. Дилогия

— Что такое Веленсол?

— Это мир, из которого невозможно вернуться. Поэтому что там и как — никто не знает.

— Прекрасные перспективы, — пробормотал я.

— Увы, молодой человек, закон…

— Да-да, закон суров, но это закон, — сказал я, бросив на Аведера осуждающий взгляд.

— Вот именно… И не смотрите на меня так, будто это я виноват в ваших неприятностях.

— Вы называете ЭТО неприятностями?! — вспылил я и попытался встать с кресла. Мне удалось оторвать зад, но меня тут же вжало обратно.

— Называйте как хотите! Не мне решать: я всего лишь простой Наблюдатель.

Он покинул кресло, зашел ко мне со спины и…

Что-то тупое и холодное уперлось мне в висок, и тут же яркая вспышка перед глазами поглотила мир.

Наверное, я отключился на мгновение, а когда пришел в себя, ощутил слабость… и свободу. Больше меня ничто не сковывало.

Аведер снова сидел в кресле за столом и ножом с лезвием из материала, похожего на кость, резал яблоко на дольки.

— Можете идти, — сказал, не поднимая глаз.

Я не поверил своим ушам.

— Вы меня отпускаете?!

— Да.

— А как же… закон и тому подобное?

— Всему свое время. Сначала мне нужно связаться с представителями Лиги. Они пришлют контактную группу…

— Не боитесь, что я сбегу? — злорадно оскалился я.

— Нет, — спокойно ответил он. — Вам некуда бежать. К тому же я поставил на вас метку. С ее помощью вас отыщут и под землей, и на дне океана.

Я встал на ватные ноги.

— Вас больше не интересует зеркало Асгира? — спросил я.

Возможно, нам все же удастся договориться?

— Вы пытаетесь меня подкупить? — вскинул брови Аведер.

— Почему бы и нет?

Аведер усмехнулся и сказал:

— Идите, пока я не передумал.

Глава 24

Я был свободен. Относительно, конечно. Аведер Сафери отпустил меня с миром, предупредив, что за мной придут.

Я снова чувствовал себя беззащитной мухой, которой удалось выбраться из банки меда, но она тут же угодила в паутину… Странная такая паутина. Я имел возможность перемещаться по ней в любом направлении, но не мог покинуть ее поверхность. И знал, что где-то неподалеку, под листочком, притаился паук. Сидит и не вмешивается.

Наблюдает.

Обращаться в бега не имело смысла. Аведер сказал, что пометил меня каким-то маячком, что меня найдут, где бы я ни спрятался. И я ему верил. Почему? Иначе он бы меня не отпустил.

Что теперь делать?

Понятия не имею. С одной стороны у меня появился реальный шанс выбраться из Варголеза и добраться до цивилизованного мира, минуя утомительную и опасную прогулку по Центале и неведомому количеству других миров, отделявших меня от Яргоса. С другой стороны перспективы, обещанные Аведером, меня не прельщали. Мне не хотелось провести оставшуюся жизнь в Пустоте. Да и в мир, о котором никто ничего толком сказать не может и из которого невозможно выбраться, меня не устраивал.

Что делать? Что делать? Что делать?

Ненавижу собственную беспомощность!

В доме Феденора меня поджидал сюрприз: объявился Жагридер. Он же Шапшен, он же Отец сандорских нищих, он же Бог Его Знает Кто Еще.

— Я закончил все неотложные дела. Так что мы можем спуститься в подземелье. Ты готов?

Готов, наверное. Только теперь поход к Центальским воротам не имел для меня абсолютно никакого смысла. Без офарана мне не выбраться из Варголеза. А добраться до кристалла, учитывая оснащенность дома Авердера Сафери беспрецедентной для этого мира системой защиты, думаю, мне не удастся.

Да и настроения никакого не было.

Но я согласился.

Уж лучше заняться чем-то бесполезным, чем сидеть без дела и вздыхать по поводу безысходности.

Впрочем, совсем уж бессмысленным это приключение не было. Во-первых, Жагридер спас меня в свое время, а я привык отдавать долги. Во-вторых, не помешает развеяться. А в-третьих… В-третьих, у меня появилась кое-какая задумка. К сожалению, она не касалась плана моего побега из Варголеза, но при определенном стечении обстоятельств могла кардинально изменить жизнь одного местного жителя.

Договорившись с Жагридером о встрече, я перекусил в соседней таверне, только что распахнувшей свои двери после нормализации обстановки в Сандоре, и отправился в ремесленный квартал.

Вейдан больше пострадал от пожаров, чем от нашествия духов. Он мог выгореть полностью, если вы не вмешательство поселившегося там недавно Огнеборца. Вот с ним-то я и собирался встретиться.

Честно сказать, за всеми минувшими событиями я успешно успел забыть адрес, по которому мне следовало искать Тиметиура. Но добрые люди помогли, подсказали и даже проводили.

Огнеборец забрался на самый юго-запад квартала. Здесь, неподалеку от городской бойни, где мне уже довелось однажды побывать, размещались кузнечные мастерские. По ту сторону крепостной стены, в предместье, чадили едким дымом ямы для пережога угля. Поэтому дым стлался над мастерскими так, что закрывал собою солнце. Местным было не привыкать, а мне снова пришлось позаботиться о защите дыхательных путей.

Кузнец Баллоф, приютивший Тиметиура после его бегства из Прайи, оказался в отъезде, так что на пороге дома меня встретили его сыновья. Судя по их поведению, очень многие в последнее время хотели увидеть Огнеборца, выразить ему свою благодарность за спасение Вейдана на словах, делом или скромными дарами. Предприимчивые юноши не отказывали никому. Особенно приветствовались подношения, будь то медная монетка, каравай свежего хлеба или мясная вырезка. Доброхотов с руками на нужном месте тоже не прогоняли. Во дворе дома и на кузне нашлась работа и для плотника, и для каменщика. Кто-то рубил дрова, кто-то носил воду или пропалывал грядки.

А вот таких как я, желавших лично лицезреть варголезскую знаменитость, сыновья Баллофа непринужденно отшивали.

— Занят он, приходи завтра.

А завтра они скажут, чтобы я пришел в конце декады.

Нет уж…

— Передайте Тиметиуру, что пришел человек, который вытащил его и Прайи, и настаивает на немедленной встрече.

Тон, в котором были произнесены слова, и сам факт появления спасителя того, кто спас Вейдан, возымел свое действие. Меня тут же провели… в сарай, где я обнаружил Огнеборца… хм… в более чем необычной обстановке и в совсем уж пикантном виде.

Тиметиур лежал в некоем подобии ванны, грубо склепанной из листовой бронзы. Двухсотлитровая емкость была наполовину заполнена раскаленным докрасна пышущим жаром углем. Температура поддерживалась при помощи мехов, которые размеренно качал обливающийся потом от стоявшей в сарае жары парнишка лет восемнадцати. Зато сам Огнеборец чувствовал себя превосходно, что красноречиво читалось по его блаженному выражению лица.

Мне трудно было судить о биологическом возрасте этого человека. С учетом того, что еще до войны Мастеров он уже был мужчиной в полном рассвете сил, то сейчас ему было далеко за шестьдесят. Чего не скажешь по внешнему виду. Кожа у него — возможно, благодаря именно таким вот незатейливым процедурам — была гладкой и упругой, без единой морщинки. Абсолютное отсутствие волосяного покрова лишь усиливало иллюзию вечной молодости.

Ай, да, Огнеборец! Погреться, значит, решил. Ну, конечно, на дворе ведь лето…

Тень недовольства проскользнула по лицу Тиметиура, когда он заметил скопление зевак у двери. Но заметив меня, сменил гнев на милость.

— Насколько я могу судить, вам удалось задуманное, — лениво пробормотал он и сладострастно прикрыл глаза, когда воздушный поток из мехов поддал жару его необычному ложу.

— Не совсем то и не совсем так, как задумывалось, но в общих чертах — да, удалось.

— Как поживает наш общий знакомый Ищейка?

— Никак. Он погиб, — сказал я сухо.

— Какая жалость… Нет, честно. Я никогда не питал к нему неприязни, несмотря на то, что он прислуживал кувенам и по мере своих сил отправлял нашего брата на эшафот…