Страница 31 из 38
УЛИЦА ЭНГЕЛЬСА
С. Гурвичу
Нет, дорогой, не седеющий волос, Хоть от него никуда ты не денешься. Знаешь, мой друг, что такое наш возраст, — Улица Энгельса, улица Энгельса. Была эта улица нашей, как сверстница и как подруга. До каждого деревца нашей, до каждого облачка пыли. О, милые лица чугунных, все видевших люков, — Гляжу я на наши морщинки — вы те же, вы те же, что были! На улице этой случались внезапные встречи, На ней назначались свиданья у входа в горсад под часами. Носили мы модные, острые, ватные плечи И галстуки наши роскошно вязали большими узлами. Еще не забрезжил нейлон. Был от нас он далек марсиански, И атом дремал, как невинный младенец, в учебнике химии. Была эта улица нашей от звезд до оконной замазки, На ней всех прохожих мы знали по имени. И вот, наконец, я вернулся, объехав полсвета, на улицу нашу. Топчусь я в толпе одиноко, затерян среди молодежи И юность свою здесь на каждом шагу все ищу, как пропажу. Я был здесь хозяином — стал незаметным прохожим. Как это случилось? Мне даже не верится, право, Как будто весь мир перевернут движением резким. Когда-то здоровался здесь я налево, направо, Теперь и здороваться вроде бы не с кем! Нет, дорогой, не седеющий волос, Хоть от него никуда ты не денешься. Знаешь, мой друг, что такое наш возраст, Улица Энгельса, улица Энгельса. 1964ОБАЯНИЕ
Не заслуживают внимания Слишком правильные черты. Обаяние, обаяние — Совершенство живой красоты. Как, скажите, достичь совершенства, Совершенства улыбки и жеста, Совершенства лица своего? Детство, детство, безгрешное детство. Обаяние — лучик его. 1963«О, краски и запахи детства…»
О, краски и запахи детства! Вы там, на Кубани моей!.. Дымок испеченного теста, И жар самоварных углей, И лужиц весенних свеченье, И сумерек тихий секрет, И позднего солнца вечерний, Почти электрический свет. Душистая свежесть навоза На глине просохших дорог, А ночью гудок паровоза, Какой-то уютный гудок! О, краски и запахи детства — Заветная память души! О, краски и запахи детства, Как после дождя, вы свежи! Какая ж великая сила В тех красках и звуках степных Ведь мне до сих пор еще мило Лишь то, что похоже на них. А может, обрадован летом, Синицей, присевшей на пень, Я в детстве был больше поэтом, Мир видел острей, чем теперь? О, как бы вернуть мне все это! Ей-богу, дороже в сто раз, Чем детство, которое где-то, То детство, которое в нас. 1964