Страница 25 из 141
Мог ли Тимур уже в 1363 году мечтать о власти и господстве? Пожалуй, нет, если под этим понимать то, что хронисты, которые позже писали под влиянием его захватывающих успехов, имели, без сомнения, в виду: господство на всей земле. Намного скромнее цели ставил перед собой тогда Тимур. Для него дело скорее было в самоутверждении, в сохранении сравнительно маленького района с лесистыми областями для содержания скота с несколькими оседлыми, которые гарантировали налогами некоторые средства на жизнь. Эмиры и их свита, конечно, смотрели на кочевых пастухов, зависимых от них, на своих «сподвижников»27 или «мирное содружество» как на цель жизни, вокруг которой постоянно вращались их мысли, — конечно, не ради блага этих кочевников, а потому что так они представляли основу существования и власти аристократов. В мирные времена эмиры совершали странствования между летними и зимними пастбищами. Это соблюдал и Казаган, а на его сына обижались за то, что он захотел создать постоянную резиденцию в Самарканде. Во время войны, в том состоянии общества, когда статус князя должен, собственно, оправдываться, «сподвижники» служили в качестве войска и одновременно свиты. У оседлых в этой игре была роль только подчиненных. Они изготавливали товары, которые могли удовлетворить потребность князей и эмиров в роскоши, и владели чеканным благородным металлом. И то и другое стоило у них вырвать грубой силой.
Утвердиться как эмир рядом с другими — это одно, по-видимому, означало для Тимура власть и господство, когда он летом 1363 года под надзором упомянутого тюмена в местности Хилманд ждал выздоровления. В последние годы он, которому теперь исполнилось тридцать лет28, уже дважды был близок к цели — добиться среди равных себе признания его эмиром, которого боятся и поэтому уважают. Но теперь, казалось, он выбрал в эмире Хусейне не того союзника. Вся хитрость, напористость пока еще не принесли ему желаемого.
Неурядицы, которые свалились на южный улус Ча-гатая, когда Абдаллах в 1358 году убил марионеточного хана Байяна Кули29, образовали фон первых известий о Тимуре. Движущей силой среди тех, кто кричал о мести Абдаллаху, был эмир Байян из рода Зюл-дус; эмир Хаджи Бек из рода Барлас поддерживал его. Вместе несли они ответственность за арест и казнь Абдаллаха и многих его сторонников. Эмир Байян претендовал после этого среди князей южного улуса Чагатая на тот же ранг, какой был до этого у Казага-на и Абдаллаха. Но ему не удалось добиться хотя бы скромного суверенитета для Мавераннахра. Уже одно его пьянство, которому он без помех предавался после удачного покушения на Абдаллаха, мешало ему в разумном царствовании. В течение короткого времени уважение к нему пало до такой степени, что его посланников, где бы их только ни увидели, били. Когда он наконец все же предпринял шаги против самовлюбленности и высокомерия некоторых эмиров, то еле нашел помощников. Затем он решил оставить все как есть, а сам отправился пока на юг30. Здесь начинается период, который в источниках называется «периодом диадохов»: каждый мелкий князь со своим «мирным союзом» действовал на свой страх и риск31.
Так южный улус Чагатая оказался де-факто раздробленным на много частей; оказалось, партикуляризм эмиров наконец победил стремление к сплоченности, за которое были ханы, такие как Кебек, Тармаширин и Газан, и при других условиях также эмир Казаган и его сын Абдаллах. Самые важные лоскуты на пестром ковре, который теперь представляла политическая карта между Яксартом и Гиндукушем, можно хорошо определить. Северо-восточный форпост был у Баязида из рода Джалаиров. Его область лежала на выходе Ферганской долины, главным местом был город оазисов Ходжент32, расположенный на Яксарте, который недалеко от того места поворачивает на северо-запад. Местность вокруг Самарканда была в руках эмира Хизира. Его «мирными союзниками» были ясавурьяне; как говорит само имя, они — наследники приверженцев Ясавура, одного из особенно известных среди десяти сыновей чагатаевского хана Тувы33. Ясавур соперничал со своим братом Кебеком из-за его ханства, сотрудничал с ильханами, но потом остался в проигрыше; в 1320 году казнен своим победоносным братом34. Южнее примыкала область рода Барлас, которой правил Хаджи Бек. Она состояла из долины Кашкадарьи, в восточной части которой, прямым путем к югу от Самарканда, лежит город Шахрисабз 35, тогда как к западному выходу расположена воздвигнутая Кебеком резиденция Карши. Район Гузар, который предположительно является родиной Тимура, простирается вдоль притока, впадающего с юга в Кашкадарью.
Приблизительно с шестьдесят пятого градуса долготы к востоку и южнее Окса земли принадлежат также к улусу Чагатая. В области Андхой была родина эмира Тиленси. Он относился к роду арлатов. В Шибаргане, столице провинции Кузган, правил Хамид36 Ходжа Апарди из найманов; он поддерживал тесные связи за пределами улуса, а именно с Сатил-мисом, правителем Кухистана, горной страны севернее Нишапура. Хамид и Сатилмис сумели поладить в своей вражде с Картидами Герата, которых они могли взять в клещи с запада и востока. Восточнее Шибаргана следует Балх, который эмир Хусейн, деверь Тимура и временный союзник, рассматривал как свое законное наследство, но которым после убийства Абдаллаха Байяном Зюлдусом завладел родственник последнего по имени Улсэй Бохе. Кроме этого, Казаган назвал своей собственностью большие области по другую сторону Окса, от Балха в северо-восточном направлении37. Условием его военной мощи было между прочим то, что караунасы имели влияние в различных местах до Систана.
Уже по этой причине остальные князья должны были смотреть на захват власти Казаганом с досадой; им приходилось ожидать, что он будет ущемлять их частные интересы. Остатки союзов Казагана достались его внуку Хусейну; с ними он, подобно получившему пинок, рыскал по Мавераннахру38. Наконец, следует упомянуть еще мелких князей Бадахшана, а также к северу от них, снова по ту сторону Окса, полоску земли Далан, в которой господствовали с Кайхосровом и Олджайту еще два эмира из клана найманов Апарди39.
Эмиры улуса Чагатая ввиду географических и политических условий оккупировали самый короткий и благоприятный путь из Средней Азии на Индийский субконтинент. Маршрут проходил от Самарканда через Кеш до горной цепи, называемой теперь Байсунтау, которая под Дербентом открывается узким проходом. Эти «железные ворота» и одноименная местность на западном берегу Каспийского моря считались самыми важными проходами к степным странам. Оттуда обычно ездили в Термез, город и крепость, которая владела переправой через Окс. Потом следовали или в долину Хульм или добирались через Кундуз до Саланг-пас и, таким образом до спуска в Кабул. Оттуда можно было добраться через Пешавар к верхнему течению Инда; но была еще возможность пройти через Газни и Кандагар дальше на юг, прежде чем повернуть на восток.
Поэтому понятно, что в истории улуса Чагатая все снова и снова прослеживается тесная связь с теми южными районами, которые, конечно, никогда непосредственно к нему не причислялись. Выбрать путь на юг к западным выходам Гиндукуша было рискованно, так как там господствовал Герат, который большей частью был открыт для влияния ильханского Ирана. Идти по нему можно было только в случае крайней необходимости.
Анархия эмиров была результатом мести Байяна Зюлдуса (этого вряд ли можно было избежать), смыслом которого было искупление за убийство хана, то есть воплощение порядка, стоящего над эмирами. Именно этот порядок прекратил существование в южной части улуса Чагатай, так как Байян Зюлдус сам хотел править после убийства Абдаллаха, вместо того чтобы быть вторым после потомка Чагатая. На севере, по ту сторону Яксарта, был один хан, который происходил от Чагатая. Это был тот самый Тоглук-Тимур, внук Тувы, как и убитый в 1358 г. марионеточный хан юга Байян Кули. Он узнал о запутанных событиях на юге и, похоже, посчитал их благоприятной возможностью для вторжения. Разве теперь не было возможно снова объединить обе части, на которые около тридцати лет назад раскололся улус, но прежде всего восстановить легитимное (имеются в виду Чингисиды) господство? Конечно, оба региона в отношении культуры развивались по-разному. На юге со времен Тармаширина далеко шагнула вперед исламизация эмиров-кочевников. Название «Чагатай» все больше и больше касалось только юга; в сравнении с югом север был нецивилизованным; войска Тоглук-Тимура прозывались «бандитами». Область, откуда он был родом, называется в источниках Мо-голистан. Кажегся, на севере господствующим языком был монгольский, на юге преобладал чагатай-тюркскии.