Блеск и будни

Он опять поцеловал ее в губы. Она почувствовала, как его руки сладострастно сжимают ее спину.

Она мягко отстранила его.

— А теперь пора и вам рассказать мне кое-что о себе, — предложила она. — Почему у меня создалось впечатление, что вы бывали в этой гостинице и раньше?

Он пригладил рукой волосы.

— Я бывал здесь. Не отрицаю этого.

— И у меня странная уверенность, что вы приезжали сюда не один.

— Этого я тоже не отрицаю. Надеюсь, вы не начнете читать мне проповедь?

— Мне не пристало читать проповеди, видит Бог. Но хочу сказать одно: я далеко не девственница, но если вы думаете, что я пойду наверх вместе с вами…

— Лиза, те девушки были совсем другими. Дешевые артистки, проститутки… На вас же я хочу жениться. Хочу, чтобы вы стали моей женой.

Молчание.

— А ваша мама? — Некоторое время он казался озадаченным.

— Может быть, это прозвучит бессердечно, но мне безразлично, что подумает мама. У нее своя жизнь, а у меня своя. Соглашайтесь, Лиза. Или вы хотите, чтобы я встал перед вами на колени и сделал бы предложение в такой позе?

Она пристально смотрела на него, в голове у нее помутилось.

— Ладно, видит Бог, я готов встать на колени! — Он опустился на одно колено и приложил руку к сердцу. — Прекрасная Лиза, вы просто свели меня с ума, вызвали у меня дикую страсть и желание обладать вами. Поскольку я не могу жить без вас и поскольку мы не эталоны добродетели… что-нибудь не так?

Она отвернулась, закрыв лицо руками.

— Лиза, вы плачете, почему?

Он встал, взяв ее за руки.

— Ах, Алекс, вы такой хороший, добрый, замечательный… Вы мне очень сильно нравитесь. Но я должна быть с вами честной. Я вас не люблю. Если вы верите в проклятия, то это проклятие моей жизни. Я всю жизнь любила только одного человека и думаю, не разлюблю его до смерти.

— Адама Торна? — тихо спросил он.

Она кивнула и вытерла слезы.

— Проклятье! — воскликнула она. — Зачем мне надо быть такой честной? Вы будете прекрасным мужем для меня и замечательным отцом для Аманды. Почему мне просто не согласиться и не промолчать? Но Алекс, дорогой Алекс, я не могу вас обманывать. Вы слишком хороши для меня. А у меня где-то в глубине души всегда будет оставаться человек, которого я всеми силами старалась забыть и не смогла. Человек, который… ну, можно сказать, что у нас с ним родственные души, хотя это объяснение всего не исчерпывает. Вот вам и вся правда о скандально известной миссис Кавана. Я глубоко польщена вашим предложением жениться на мне, но поищите женщину более достойную, чем я.

Он сжал ее руки.

— Мне никого не надо, кроме вас! — возразил он. — Я все равно хочу, чтобы вы стали моей женой. Когда-нибудь с помощью Господа я заставлю вас забыть Адама Торна.

Он вновь поцеловал ее, и опять с такой страстью, на которую, она думала, он не способен.

— Скажите «да», Лиза. Скажите «да».

Сила, теплота его тела начали возбуждать ее.

— Даже зная…

— Даже все зная. Мне наплевать на все это. Скажите да, иначе, видит Господь, я продержу вас здесь всю ночь!

Она зажмурилась… Адам… торфяники… ее верный рыцарь… Но ее верный рыцарь женился на Сибил, которую, как это ни странно, ей самой пришлось оберегать… Ей нужен муж… Адам, любовь моя… Она раскрыла глаза.

— Да!

От удивления он даже заморгал.

— Бог мой, ну, наконец!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

— Шарлотта родила мальчика, но мертвого! — сказал Элтон, входя на кухню особняка на плантации «Феарвью».

— Хорошо, — сказала горничная Сара.

— Что значит «хорошо»? — воскликнул старый раб, жена которого, Корделия, помогала принять мертворожденного ребенка несколько минут назад на втором этаже. — Как ты можешь говорить такое о мисс Шарлотте?

— Я ничего не хочу, кроме проклятья этому дому, — ответила Сара. — Ничего, кроме проклятья. Масса убил моего Такера. Я бы хотела, чтобы он расплачивался за это весь остаток своей жизни.

— Это не по-христиански, — увещевал ее Элтон. — Месть в руках Господа, об этом говорится в святой книге.

— Мне все равно, что там говорится. Я не желаю ничего, кроме проклятья этому дому.

На втором этаже Шарлотта истерически рыдала.

— Клейтон?! Где же Клейтон?! Хочу видеть своего Клейтона! Пожалуйста, мама, скажи, куда он уехал?

Элли Мэй стояла возле кровати дочери, держа ее за руку, с горестным выражением лица. Она взглянула на Пинеаса, который стоял у изножья кровати. В печи потрескивали дрова, керосиновая лампа освещала комнату с высоким потолком. У Шарлотты начались схватки при заходе солнца в холодный ноябрьский день, и доктор Купер приехал как раз вовремя, чтобы принять мертворожденного младенца. Шарлотта все еще билась в истерике.

— Папа, что это такое? — кричала она. — Почему Клейтон уехал? Где он находится? О, я хочу видеть его, особенно сейчас, когда мой ребенок умер…

Она опять зарыдала. Пинеас неловко задвигался. Элли Мэй отпустила руку Шарлотты и обошла кровать.

— Давай выйдем, — шепнула она мужу. — Корделия, побудьте с мисс Шарлоттой.

— Да, мэм, — толстая кухарка присела, когда мимо нее прошли Пинеас и Элли Мэй.

— Ты должен привезти Клейтона, — прошептала Элли Мэй, когда они притворили дверь спальни.

— Не хочу видеть этого предателя в доме, — горячился Пинеас. — Ты не знаешь, что он наговорил мне на днях. Он говорил мерзости о Конфедерации…

— Не важно, что он говорил! Он нужен Шарлотте! Ее сердце разрывается!

— Но ты и сама знаешь, куда уехал Клейтон. Я сказал тебе.

— Не важно, куда он поехал. Привези его ради нашей дочери. И проникнись хотя бы немного сочувствием к Клейтону. Что бы он ни говорил сейчас, он потерял ногу ради славного дела.

— Проклятье! — пробормотал Пинеас. — Ладно. Поеду к нему завтра утром.

Пересекая залу, он все еще слышал рыдания дочери.

— Дулси, — бормотал Клейтон, лежа возле красивой мулатки. — О, Дулси, я так удивительно счастлив с тобой.

— У-гу. Ну, я просто была добра к тебе последние дни, но не думай, что ты можешь переехать сюда навсегда. То есть если ты не достанешь денег.

— У кого же есть деньги? У тебя их нет, у меня тоже. У кого же они имеются? — Он улыбнулся, гладя ее голые груди. — К тому же, ты ведь любишь меня, не так ли?

— Для белого ты мужик ничего. Но что будет, когда у тебя кончится выпивка, которую ты спер у генерала? Я знаю, как бесятся пьяницы.

— Я не пьяница.

— Ха. Значит, здорово разыгрываешь роль пьяницы.

— О, Дулси, не будем ругаться. Давай лучше покувыркаемся в кровати.

Он улыбнулся, взбираясь на нее. Они лежали голые на ее провисшей кровати в неотапливаемом коттедже на плантации «Эльвира».

— Единственное, что я могу сказать, сладкий мой, эта штука у тебя постоянно стоит.

Дверь открылась, и на пороге показался Пинеас. Дулси ахнула и сбросила с себя Клейтона.

— Клейтон, — сказал Пинеас, — одевайся. У Шарлотты родился мертвый ребенок. Ты нужен ей.

— Мертвый ребенок? — переспросил Клейтон.

— Если тебе интересно знать, мальчик. Одевайся, парень! И вылезай из этой грязной негритянской кровати. Я отвезу тебя домой.

Клейтон вспылил.

— Вот как! А потом вы опять выгоните меня. Ну нет, дудки. Мне лучше оставаться здесь. А если и Дулси прогонит меня, то буду жить просто в поле.

— Неужели тебе совсем безразлична жена?! Шарлотта в истерике! И если даже это безразлично тебе, то скажу больше — назревает решающая битва при Фредериксбурге. Нам нужно как можно больше мужчин для защиты плантации «Феарвью». Ты можешь ненавидеть Конфедерацию, но ведь плантация «Феарвью» когда-нибудь станет твоей, Клейтон. Твоей и Шарлотты. Поэтому, если тебе трудно оторваться от этой шлюхи, то подумай о своих интересах в «Феарвью». Я подожду на дворе, пока ты приведешь себя в приличный вид, если это вообще возможно.

Дико взглянув на Дулси, он попятился из комнаты и закрыл за собой дверь.