Блеск и будни

— Кто это? — прошептала она с дрожью в голосе.

Мужчина подошел ближе к ее кровати. Теперь она разобрала, что это Адам. На голое тело он накинул халат. Глаза дико сверкали.

— Адам? — прошептала она. — Что такое?

Он уже находился у ее кровати, вперив в нее широко раскрытые, дикие глаза.

— Я видел его, — прошептал он.

— Кого?

— Твоего любовника, Эдгара Масгрейва. Это правда, не так ли? Он отец Генри!

Она уставилась на него, испугавшись. Вдруг он бросился на нее, схватил за горло своими сильными руками, прижал к подушке и начал душить.

— Это правда, не так ли? — повторил он, почти рыдая. — Ты — шлюха! Это правда, не так ли?

— Адам… — задохнулась она.

— Признавайся! ПРИЗНАВАЙСЯ!

— Да…

Она почти не дышала. В ее голове все поплыло. «Он меня убьет», — подумала она.

Но тут вдруг он ее отпустил. Она жадно хватала воздух. Он стоял возле кровати, дрожа от ярости.

— Генри не должен узнать об этом, — прошептал он. — Понимаешь? Никогда не должен узнать.

Потом он повернулся и вышел из темной спальни.

— Мадам, — обратился к Лизе служащий гостиницы, — дежурный сказал, что в фойе находится маркиза Понтефракт и она спрашивает, не примете ли вы ее.

Сибил! Лиза была потрясена.

— Конечно, проводите ее сюда.

Служащий поклонился и вышел. Лиза закрыла дверь и поспешила из гостиной во вторую спальню номера. Открыла дверь и увидела в кресле миссис Паркер.

— Она спит, — прошептала няня, подходя к двери.

— К нам сейчас поднимется леди Понтефракт. Если Аманда проснется, то не выпускайте ее из спальни.

— Она не проснется. Она так обессилела, бедняжка. — Миссис Паркер закрыла дверь. Лиза подошла к зеркалу и посмотрелась в него. По какой-то причине ей хотелось выглядеть получше. Сибил! Наказание судьбы.

В дверь постучали. Лиза подошла к двери и открыла ее. Это пришла Сибил, которая прекрасно выглядела в собольей шубке — на улицах Лондона шел снег, стояла ледяная стужа. Какое-то мгновение обе женщины молча смотрели друг на друга. Потом Сибил сказала:

— Теперь я вижу, почему мой муж так околдован вами. Вы даже более прекрасны, чем я предполагала. Разрешите войти?

— Прошу вас.

Сибил вошла в номер, огляделась, пока Лиза закрывала дверь. Потом сняла шубку и перчатки. На ней было великолепное красное платье. На груди красовалась брошь — камея с бриллиантами по краям.

— Я решила, что для нас пришло время встретиться, — начала Сибил. — Я не собираюсь закатывать сцену. Я не люблю этого. Но нам надо как-то договориться. Видите ли, вчера ночью меня чуть не убил муж.

Лиза вспомнила, что говорил ей Адам в этой же самой комнате всего несколько дней назад.

— Почему? — спросила она, жестом указывая на кресло. Сибил села.

— Знаете, он вполне способен на это. В его роду были ненормальные. Например, сестра его бабки была убеждена, что она лысый орел, и, прыгнув с крыши дома в имении Торнов, разбилась насмерть. Потом, посмотрите, что он сделал в Индии. Да, публика в восторге от того, что он замаскировался под индуса, но он пошел на такой поступок, на который не отважится здравомыслящий человек. Можете себе представить, он завел себе комнату в подвальном помещении Понтефракт Хауза, которая заполнена разными костюмами для маскировки. Он переодевается либо в нищего, либо в волынщика и бродит по самым жалким трущобам Лондона. Боюсь, что он сходит с ума, а вчера ночью…

Она замолчала, в глазах отразился панический страх.

— Да, но убийство! — воскликнула Лиза, которая села рядом с Сибил. — Возможно, вы правы, что он стал душевно неуравновешенным, но, конечно, Адам не способен…

— Вы думаете, он не удавит меня, чтобы заполучить вас? — прервала Сибил, повернувшись к ней. — Вы недооцениваете свое воздействие на него, моя дорогая. Его встреча с вами донельзя раздула старое пламя. Если бы только, — она помолчала в нерешительности, на ее лице появилось выражение грусти. — Если бы только он любил меня так же, как вас.

— Вы его любите, не правда ли?

— Очень. Я изо всех сил старалась завоевать его, и до недавнего времени мне вроде бы удавалось это. Но потом… — Опять она остановилась в нерешительности. — Я поступила ужасно по отношению к нему, когда он уехал в Индию.

— Это касается вашего сына? — спросила Лиза.

Сибил удивленно взглянула.

— Вы знаете?

Лиза кивнула.

— Он рассказал мне об этом в Шотландии. Он уже давно подозревал, что Генри не его сын.

— Он не его сын, — подтвердила Сибил. — Он сын Эдгара. Теперь, когда Генри подрос, не остается никаких сомнений в этом. Он сын Эдгара. Ах, это исключительно моя вина… но я теперь ничего не могу поделать, лишь испытываю страх. Не знаю, что мне делать! Я подумала, что, может быть, вы сумеете заставить его образумиться.

Лиза встала.

— Вы поступили правильно, — наконец произнесла она. — Мы должны позаботиться, чтобы он не причинил вреда. Хочу написать Адаму записку и попрошу вас отнести ее ему. В ней я напишу ему, что у нас нет никаких перспектив для совместной жизни. Я даже покривлю душой и напишу, что не хочу быть с ним вместе в будущем. Уверена, что он никогда не тронет вас. Я вместе с Амандой собираюсь уехать в Нью-Йорк.

— В Нью-Йорк, — повторила Сибил. — Почему именно в Нью-Йорк?

— Там я пережду войну и тогда смогу получить назад свою собственность в Виргинии — или то, что от нее останется. — Сама она знала, почему она выбирает Нью-Йорк. Она думала о молодом человеке, которого встретила в поезде. — Может быть, вы подождете внизу? Мне будет не так-то легко написать это письмо.

Сибил поднялась.

— Да, конечно. — Она направилась к своей шубке и перчаткам. Надев их, она обернулась к Лизе, на лице которой было страдание.

— Уже многие годы, — тихо сказала Сибил, — я ревновала к вам. Боюсь, что когда гневалась, говорила о вас неприятные вещи. Теперь вижу, как я ошибалась… Вы прекрасный человек, Лиза. Для меня унизительно говорить это, но, возможно, мой муж был бы счастливее, если бы женился на вас.

— Думаю, что Адам женился очень удачно.

Сибил подошла к Лизе, взяла ее за руки и прислонилась щекой к ее щеке.

— Спасибо, — шепнула она. И ушла. Лиза закрыла дверь. Она привалилась к двери, закрыв глаза. Потом тяжело вздохнула и направилась к письменному столу, который стоял у окна, из которого открывался вид на здание парламента. Сев за стол, она стала смотреть на открывающийся из окна вид и думать о политической карьере Адама. Она надеялась, что он будет счастлив. Вынув из стола лист чистой бумаги, взяла ручку.

«Дорогой Адам» — начала она письмо. Но чернила расплылись в закапавших слезах. Она достала другой лист бумаги и начала письмо сначала.

Часом позже Сибил вернулась в Понтефракт Хауз. Уже в дверях она спросила дворецкого, который открыл ей:

— Дома ли мой муж, мистер Ридли?

— Да, миледи, он в своем кабинете.

— А сыновья?

— Лорд Артур в детской с мисс Патридж, а лорд Генри в учебной комнате занимается с французским преподавателем.

— Спасибо.

Он принял у нее шляпку и шубку, и она направилась к кабинету Адама. Подойдя, постучалась.

— Войдите.

Она открыла дверь и вошла. Адам сидел за письменным столом и читал парламентский доклад об условиях труда на текстильных фабриках Англии. Увидев жену, он встал.

— Я посетила миссис Кавана в ее гостиничном номере, — сказала Сибил, подходя к столу. — Она просила передать тебе вот это письмо. — Она протянула Адаму конверт. Тот смотрел на пес с изумлением.

— Ты… видела Лизу? — промолвил он.

— Да, это для меня явилось огромным открытием. Она понравилась мне, я ею восхищаюсь.

Они сели. Адам вскрыл конверт и прочел:

10 декабря 1861 года

Мой дорогой Адам!

Я решила уехать вместе с Амандой в Америку. Не буду лгать тебе и утверждать, что не хотела бы быть с тобой: ты бы мне ни за что не поверил, если бы я даже и написала об этом. Думаю, что не было другой пары на свете, которая была бы так близка друг к другу, как мы с тобой. Но мы должны думать не только о себе. Как я уже пыталась объяснить тебе в Шотландии, мы поступаем ужасно по отношению к Аманде. Мы должны поставить интересы наших детей выше своих собственных, как бы горячо мы ни любили друг друга. Возможно, мы своего рода Ромео и Джульетта, любовь между которыми была предписана звездами. Но ведь страсть Ромео и Джульетты привела их лишь к могиле. А если любовь становится разрушительной, то тогда, возможно, даже любовь — самое сладостное и нежное чувство — приобретает уродливый характер. Если и есть смысл в жизни, то, несомненно, он заключается в воспитании детей, чтобы создать им все возможности расцветать в этом мире. И ты, конечно, должен подумать о своих двух сыновьях.

Встретив Сибил, думаю, ты должен начать с ней все сначала. Она на самом деле любит тебя и желает тебе только добра. Никогда не смей — повторяю, никогда — причинять ей боль. Если моя любовь что-то значит для тебя, то имей в виду, что ты лишишься ее навсегда, если сделаешь с ней что-либо постыдное или безобразное. Помни, что ты мой верный рыцарь и должен продолжать вести себя по-рыцарски, хотя я и ухожу из твоей жизни. Теперь я понимаю истину того, что мой бедный отец часто повторял во время своих проповедей: легко быть злым и очень трудно в этой жизни оставаться добрым. Адам, мы должны оставаться добрыми.

Я помню, однажды сказала тебе, что расстаться с тобой один раз значит пережить адские муки, а расстаться дважды равносильно смерти. Сейчас мы расстаемся вторично и, да, я испытываю смертельные муки, когда пишу эти строки. Но это надо сделать! Ты не должен пытаться увидеть меня вновь. Ты должен вычеркнуть меня из своей жизни. Когда я устроюсь в Америке, я позабочусь о том, чтобы ты мог увидеть Аманду.

Я никогда тебя не забуду, никогда тебя не разлюблю. Ты — моя жизнь. Ты сказал прошлым летом, что мы встретимся на том свете. Думаю, любимый мой, обязательно встретимся. Возможно, наша любовь неземная, предназначена не для этого безобразного мира, а для другого, более прекрасного. И там мы обязательно соединимся.

До встречи там, люблю тебя.

Твоя верная Лиза.