Блеск и будни

Гавриил остановился возле могилы. Хотя ему показалось странным, что старая женщина разговаривала с умершими, он не мог сдержаться и не сказать:

— Привет, отец.

— А вон там Ида.

Он подошел еще к одному камню.

— Привет, Ида, — произнес он. — Спасибо тебе.

Он не смог сдержать слез.

К шести часам вечера небольшая церковь с деревянными скамьями заполнилась бывшими рабами, их женами и детьми. Преподобный Пил, церковный священник, рослый мужчина с седыми волосами, стоял за кафедрой проповедника и смотрел на своих прихожан. Церковь освещалась свечами.

— Сегодня у нас особый случай. — Преподобный улыбнулся. — Один человек из нашей среды прославился на весь мир, приехал навестить нас в родных краях.

«Родные края, — подумал Гавриил. — Разве я могу их считать такими! Или все же могу?»

Он сидел в первом ряду рядом с тетей Лидой.

— Отец Гавриила Кавана был здесь кучером до войны. Вы все знаете о том, как его убили и как мисс Лиза, да благословит ее Господь, дала его сыну образование. Аминь!

— Аминь! — хором отозвались прихожане.

— А теперь брат наш Гавриил сыграет для нас на нашем замечательном пианино. Брат Гавриил, жаль, что у нас не было времени настроить его.

Гавриил встал и поднялся на помост. Разбитое от долгого использования пианино выкатили в центр помоста. Он подошел к инструменту, потом обернулся, чтобы посмотреть на лица присутствующих. Как это ни странно, но впервые за всю свою жизнь он почувствовал сценический страх.

— Я сыграю для вас… — он в нерешительности остановился, — …восьмую прелюдию фа-диез минор Фредерика Шопена.

Он сел на заскрипевшую скамейку. В церкви было холодно. Он подул на свои пальцы, опробовал клавиши пианино. Инструмент был изготовлен малоизвестной компанией в Филадельфии. В Европе Гавриил привык играть на лучших инструментах, но все равно решил про себя, что заставит это пианино зазвучать так, как оно никогда не звучало.

Он страстно начал исполнять прелюдию. Великолепная музыка, настоящий вихрь мелодичных звуков заполнил небольшую церковь. Гавриил исполнял эту вещь в головокружительном темпе. Исполнял безукоризненно, превосходно. Ему удавалось получать летящие ввысь звуки, как на рояле «Стейнвей».

Когда он закончил играть, прихожане продолжали сидеть молча. Смущенный, он посмотрел на лица слушателей. Только тут преподобный Пил начал аплодировать, и бывшие рабы, следуя его примеру, тоже захлопали. Гавриил встал и поклонился, но он понял, что сыгранное не очень им понравилось. Когда аплодисменты умолкли, преподобный Пил улыбнулся ему.

— Благодарю вас, брат Гавриил, — сказал он. — Это было замечательно. Но, может быть, теперь вы сыграете для нас что-нибудь из нашей музыки?

Он понял. Шопен для них ничего не значил. Шопен представлял музыку белых.

— Что же вы хотели бы услышать? — спросил он, чувствуя неловкость.

— Может быть, вы сыграете что-нибудь из церковной музыки, брат Гавриил?

— Я… я ее не знаю.

Среди прихожан раздался приглушенный шум голосов, как будто они удивились, что черный человек не знает церковных псалмов.

— Вы не знаете церковного песнопения? — спросил преподобный Пил. — Ах, брат Гавриил, мы сумеем вас тоже порадовать. Ведь церковное песнопение — это самая благозвучная музыка по эту сторону небес. Аминь!

— Аминь! — раздался общий возглас прихожан.

— Мы научим вас церковному псалму. Тогда вы сможете сыграть его для нас. Как вы смотрите на это?

Гавриил улыбнулся.

— Это будет очень мило, — отозвался он.

Преподобный Пил повернулся на кафедре, обратившись к прихожанам.

— Давайте споем для него «О, Ханаан, милая земля обетованная, я отправляюсь на землю Ханаан…»

Двери церквушки с шумом распахнулись. Внутрь вошли восемь мужчин в белых балахонах с капюшонами. В руках они держали ружья. Прихожане прервали пение, раздались вопли.

Преподобный Пил жестами призвал всех к тишине.

— Это храм Божий, — крикнул он. — Как вы смеете врываться сюда?

— Заткнись, черномазый! — рявкнул один из них. Это был Зах. — Мы никого не тронем, — продолжал он, идя по проходу с двумя другими вошедшими. — Нам нужен только этот необыкновенный черномазый.

Гавриил сообразил, что они имели в виду его.

— Это богохульство, — крикнул преподобный. — Богохульство! Это храм Божий!

Зах подбежал к нему и дулом ружья ударил в лицо — старик упал навзничь, свалив скамейку для хористов.

— Я же сказал, заткнись! — взвизгнул Зах.

Два других куклуксклановца схватили Гавриила и потащили его по проходу к выходу.

— Помогите! — закричал он. — Помогите кто-нибудь! Господи милостивый, помоги мне!

Один из бывших рабов, возмущенный тем, как обошлись с преподобным Пилом, вскочил со своей скамьи и бросился на помощь Гавриилу. Это был Броувард, который еще подростком заменил Мозеса в качестве кучера Джека Кавана. Теперь он стал испольщиком, отцом двоих детей, мускулистым негром. Он подбежал сзади к высокому куклуксклановцу и сорвал с его головы капюшон. Все присутствующие в церкви замерли, увидев лицо человека.

— Генерал Уитни! — воскликнул преподобный Пил, который к этому времени опять вскарабкался на кафедру, его лоб был окровавлен. — Не поверил бы, что вы способны на это. Вы — в прошлом сенатор, бывший посол — наденете на голову белый колпак и оскверните храм Божий! Позор вам, сэр! Когда вы предстанете перед очами Господа, сэр, что вы ответите Творцу, когда Он спросит вас об этом низком преступлении?

Пинеас посмотрел холодно на проповедника.

— Я скажу ему, — ответил он звонким голосом, — что я горжусь содеянным.

Он медленно опять надвинул капюшон на голову. Два куклуксклановца подтащили Гавриила к дверям церкви. Броувард было опять бросился за ними, но Зах выстрелил в воздух. Прихожане громко кричали, когда куклуксклановцы выбегали из церкви, с грохотом захлопнув за собой двери.

— Позор всем нам, — причитал преподобный Пил с кафедры. — Мы позволили им сделать это.

— Он прав! — выкрикнул Броувард. — Если мы не научимся давать сдачи, то навсегда останемся рабами. — Правительство говорит, мы свободные люди, а я говорю, мы никогда не будем свободными, пока клановцы будут врываться в наши дома и церкви и выволакивать нас на улицу, чтобы убивать. Они собираются убить Гавриила Кавана, но мы должны помешать им. Мы можем стать такими же, как он, если будем драться. Не позволим клановцам убить Кавана!

Раздались шумные возгласы одобрения.

— Братья! — закричал преподобный Пил, размахивая руками, призывая к тишине. — Мы не должны применять насилие. Нам надо остановить их, но остановить молитвами.

— Преподобный, — заорал Броувард. — Мы можем молиться, пока не отупеем, но это не помешает им убить Гавриила Кавана! Я скажу, если они применяют насилие, значит мы тоже применим насилие! Пошли, ребята! И захватите свои ружья! Пора постоять за себя!

Гавриил лежал на спине на дне крытой повозки. Ему связали руки за спиной, заткнув рот кляпом. Повозка прыгала холодной ночью по заснеженным колдобинам. Восемь куклуксклановцев в капюшонах сидели по обеим сторонам Гавриила на скамейках и смотрели на него. Картина была ужасающей. Но вот двое клановцев сдернули свои колпаки.

Зах и Пинеас улыбались.

— Мы слышали, что ты играл для папы римского, — заметил Пинеас. — Тебе повезло, потому что тебе понадобятся его молитвы.

Куклуксклановцы захохотали.

— Посмотрите-ка, он трясется, — сказал Зах. — Думаете, он испугался? Ну, нет, просто продрог. Ты замерз, правда, черномазый? Но это ничего. Скоро тебе станет очень жарко.

Новые взрывы хохота куклуксклановцев. Зах вытащил из-под своего балахона нож, слез со скамейки, наклонился над Гавриилом, встав одним коленом ему на грудь. Поднес кончик лезвия к горлу Гавриила.

— Мы воевали из-за тебя, черномазый, — сказал он. — Ты знаешь, что я потерял в этой войне? Я потерял отца, дом и брата. Ты знаешь, сколько родственников потеряли люди, сидящие в этой повозке? Не меньше сорока пяти. Сорок пять покойников, черномазый. Они теперь на небе, потому что воевали из-за вас, черномазых. Когда-то мы были богатыми, теперь обеднели. И у вас, черномазых, хватает нахальства сорить у нас на глазах деньгами, швырять их нам в лицо, пробиваться на политические посты… Ты играл для папы римского? Ну, а мы можем поиграть вот с этим!