Золотые часы

– Беги домой. Видишь – дождь. Промокнешь.

Пёс остановился и, навострив уши, внимательно прислушался к звукам её спокойного голоса. Блестящие чёрные глаза смотрели на неё так, словно он пытался осмыслить иностранную речь.

– Уходи домой, – снова повторила Татьяна, – гроза будет.

Но собака оставалась на месте.

Дождь усиливался. Отдельные капли дождя забарабанили по зонту более настойчиво, как бы требуя, чтобы им не мешали смачивать землю. В небе грохотало всё страшнее. Татьяне ничего не оставалось, как прибавить шагу.

«Ничего, – думала она, – надоест мокнуть – убежит».

Дождь между тем перешёл в настоящий ливень. Гром грохотал раскатисто и басовито уже над самой головой. Асфальт из серого превратился в чёрную ленту. Все неровности его заполнились водой, на лужах вскипали пузыри. Прохожие исчезли, словно сквозь землю провалились, лишь бы не мокнуть на её поверхности. Татьяна шла по улице одна. Летний дождь ей нравился. Он вносил в её дорогу новизну ощущений и делал окружающую природу особой, не столько мокрой и сырой, сколько яркой и необыкновенной.

Татьяна любовалась тоненькими сильными струями, льющимися на землю, пузырями на лужах, зеркалом асфальта, в котором отражались вверх ногами и кусты, и деревья, и дома. Увлечённая новым зрелищем, она совершенно забыла про собаку. Но неожиданно сзади донеслось шлёпанье мокрых лап. Пёс, промокнув до последней шерстинки, бежал за ней, не выбирая дороги. Вода ручейками стекала по его спине и морде на землю. Он слегка моргал глазами, когда какая-нибудь капля норовила попасть ему в глаз. Но несмотря на всё это, вид у него был бодрый, и он, казалось, тоже наслаждался и лужами, и тёплым душем, льющимся с небес.

Татьяна улыбнулась:

– Иди домой, иди, – снова повторила она, но пёс упорно продолжал следовать за ней.

Дорога пошла через пустырь. Асфальт кончился. Земля, размокшая от обилия влаги, громко чавкала, цеплялась за ноги, делая походку неуверенной, неуклюжей. Но и грязь не остановила его. Он, казалось, совершенно не замечал, что лапы вязнут и разъезжаются в липком месиве.

Татьяна вдруг почувствовала в душе угрызения совести: сама она под зонтом, а пёс – под проливным дождём; ноги её в туфлях, а его лапы шлёпают по грязи. И чем дольше он мок, тем больше мучила её совесть, но вернуть его назад ей никак не удавалось, да теперь было и бессмысленно – впереди показался её дом. Татьяна подошла к подъезду, открыла дверь и тихо позвала:

– Иди, иди сюда.

Пёс посмотрел на неё, на открытую дверь и, подойдя к подъезду, осторожно понюхал воздух.

– Заходи, заходи, – пригласила его Татьяна.

Решив принять приглашение, он вошёл в тамбур и встряхнулся. Брызги, как испуганные воробьи, разлетелись во все стороны.

Татьяна закрыла входную дверь, прошла вперёд и, открыв ключом свою квартиру, опять тихо пригласила:

– Заходи.

Пёс посмотрел ей в глаза и, словно доверившись им, медленно вошёл в коридор.

Татьяна, повесив зонт и сумку, обратилась к нему, как к человеку, испытывая непонятное чувство долга – долга за оказанное доверие и внимание. Ей редко кто оказывал знаки внимания, хотя она была очень чувствительна к ним. Поэтому даже внимание собаки наполнило неожиданно её сердце чем-то тёплым и прекрасным. Она почувствовала, что обязана ей за это ещё большим вниманием.

– Сейчас ты у меня обогреешься, обсохнешь, – сказала она ласково псу. Тот в ответ приветливо вильнул хвостом. Контакт налаживался, взаимное понимание тоже. – Проходи в комнату и чувствуй себя, как дома.

Татьяна распахнула дверь в комнату.

– Я сейчас приготовлю что-нибудь поесть. Мы оба проголодались.

Пока пёс знакомился с её обстановкой, она разогрела на газовой плите суп. Себе налила бульон, а мясо положила на чистую тарелку для гостя. Тот после знакомства с мебелью прилёг на пол, отдыхая и ожидая хозяйку. При появлении её он пружинисто вскочил на сильные ноги, как бы чувствуя, что при даме лежать не прилично. Татьяна присела на корточки и поставила перед ним тарелку.

– Ешь.

Собака понюхала мясо и как будто проглотила слюну, но есть не стала, а уставилась на неё каким-то непонятным выжидающим взглядом. Татьяне никогда не приходилось иметь дело с собаками, она не знала их повадок и боялась обидеть гостя непониманием.

– Может, ты меня стесняешься? – указала она рукой на себя. – Так я уйду.

Она встала и удалилась на кухню, где её ожидал бульон. Ела не торопясь, потом вымыла посуду, постояла у окна и, наконец, решилась войти в комнату. Но мясо на тарелке как лежало, так и оставалось лежать.

Собака сидела в стороне, как бы стараясь держаться подальше от соблазна, но глаза её были устремлены на вкусно пахнущий кусок в какой-то особой собачьей задумчивости.

Татьяна мягко улыбнулась и спросила:

– Ты почему отказываешься от угощения? Я же знаю – ты голоден. Дорога была длинной, ты успел проголодаться.

Она присела перед ним и осторожно погладила. Пёс прищурил глаза, наслаждаясь лаской и задушевным тоном речи. Татьяна гладила и гладила его осторожно и нежно, приговаривая:

– Ах ты, хороший пёс, любишь, чтобы тебя ласкали. Ты же выбрал меня не из-за куска мяса, не из-за подачки? Ты выше того. Я думаю, мы с тобой подружимся.

Пёс словно весь размяк от тёплого тона голоса и нежной руки, он смотрел на неё, слегка моргая, и в глазах его сквозило доверие и безмятежность.

Желая ещё раз проверить, возьмёт ли теперь пёс угощенье из её рук, Татьяна взяла тарелку и поднесла ему к самому носу, но он только виновато посмотрел на неё и отвернулся. Татьяна отнесла мясо на кухню, решив больше не искушать пса.

– Ты прав, что отказываешься от угощения, от этого жалкого куска поощрения, – проговорила она, вернувшись и усаживаясь на диван напротив его. – Дружбу не купишь ни куском мяса, ни куском золота. Настоящую дружбу. А мы, люди, ещё так низки в этом отношении. Вот видишь, и я поддалась этому пороку – хочу за твоё доверие заплатить куском мяса. Да, это действительно низко, ты прав.

Пёс слушал её внимательно, и уши его, как локаторы, были направлены в её сторону.

– Мне ужасно приятно, что ты проводил меня до самого дома и зашёл в гости. У меня ни гостей, ни провожатых не бывает. Я прихожу сюда, в эту маленькую комнату и как бы умираю для всех, – она тяжело вздохнула и пояснила: – Характер у меня не компанейский, а семьи нет. Вот и сижу вечерами одна с телевизором да книгой. Поэтому понимаешь, как я тронута твоим вниманием.

Они сидели долго. За окном давно стемнело. Татьяна говорила, пёс слушал, обоим было хорошо. Наконец, хозяйка замолчала. Пёс встал и, подойдя к двери, выжидательно посмотрел на неё. Она поняла.

– Ты уже уходишь? Ну что же, задерживать не могу. Спасибо за вечер.

Она выпустила его на улицу и, стоя в дверях тамбура, продолжала смотреть вслед. Пробежав несколько шагов, он остановился, посмотрел на неё, как бы прощаясь, и затем, свернув за угол, скрылся с глаз.

На улице горели фонари. Мокрый асфальт отражал жёлтые огни вечернего освещения. Улица была пуста и тосклива. Сердце Татьяны защемило. Так случается, когда от нас уезжает в неведомые края хороший друг, и мы не знаем, когда он вернётся, но ясно осознаём, что именно его нам долго-долго будет не хватать. Испугавшись чернеющей пустоты ночи и тоски, сжавшей сердце, Татьяна поспешила назад, в комнату, отгораживавшую её от всего, что напоминало об одиночестве.

«Будет ли он завтра встречать меня?» – думала она. Ей так хотелось, чтобы он каждый день в знакомом месте выбегал ей навстречу, приветливо помахивал хвостом и провожал до самого дома. Ей так хотелось увидеть его завтра на том же самом месте! Но если люди непостоянны в своих поступках, то что можно ожидать от животного?

Но пёс не захотел разочаровывать её, он оказался удивительно пунктуальным и встречал её почти каждый день, кроме субботы и воскресенья. Они познакомились поближе, и он уже позволял себе при встрече радостно прыгать вокруг, а приходя к ней в квартиру, лежать на полу в её присутствии. Вечера они проводили вместе, смотрели телевизор, разговаривали, чего не могла позволить себе Татьяна раньше; точнее, говорила она, а он добросовестно и внимательно слушал, понимающе поглядывая на неё.