Атаман. Гексалогия

– Ну что же, не будем загадывать, но я не против.

– Вот и ладненько.

Купцы – люди деловые, быстро распределили обязанности – кто оружие собирал, кто ветки в костёр таскал, кто кашеварить собирался. Я уселся в стороне на пенёк. Устал, передохнуть надо. Люди поглядывали на меня с уважением и страхом, обходили стороной. Позже я обратил внимание, что куда бы я ни шёл, вокруг меня было пустое от людей место – этакий кружок метра два‑три. Ага, понятно, берсерка боялись. «Парень он хороший, боевой, из полона освободил, но что у него в голове – непонятно, а ну как опять начнёт саблей размахивать и всех в капусту рубать? Лучше от него подальше держаться».

Я прислонился к стволу дерева и мгновенно провалился в сон. Показалось, что меня тут же растолкали. Но нет, уже и каша с мясом была готова – мне принесли здоровенную миску, а сверху лежал огромный ломоть хлеба. Я взял ложку и стал есть.

От костра слышался разговор. Интересно – о чём? Голос что‑то знакомый. Я перестал есть, прислушался. Рассказывал парнишка, я застал, видимо, уже конец повествования …. – как молния. А опосля подошёл к костру, схватил копчёную свиную ногу и сразу всю умял, даже костей не осталось.

Народ ахнул: «Неужто и кость сгрыз?» – Парнишка перекрестился: «Ей Богу, не вру». – Все опасливо покосились на меня. А я старательно душил смех – пока до Новгорода доберёмся, столько нового о себе услышу! Потом дошло – эдак все разговоры до церкви дойдут, примут за порождение дьявола, а инквизицию никто не отменял – сожгут живьём, и все дела. Надо будет как‑то потихоньку всё это спустить на тормозах.

Разговор у костра продолжился неожиданным образом. Один из купцов подсел сбоку:

– Слышь, паря, ты воин знатный, по всему видать. Переходи ко мне на службу. Авдей впятеро платить собирается, а я вдвое от него. За тобой, как у Христа за пазухой. Ты ведь пленных не бросил, от Ловати за нами шёл. Я так понимаю – момент удобный выжидал. То грамотно, я сам когда‑то дружинником был, понимаю. Ты больше, чем десять воинов стоишь; я убитых поглядел – раны ровные, стало быть, удар правильный. А что берсерк, то я их не боюсь, встречал уже. Ты только когда в ярость входить будешь – знак подай, чтоб, значит, я отбежать успел.

Я чуть не захохотал, но сдержался. За остаток ночи по одиночке ко мне подходили все оставшиеся в живых купцы. Я никому не отказывал, обещая подумать до Новгорода.

Утром позавтракали кашей, запили сытом, запрягли в повозки коней и двинулись в обратный путь. Колея уже была пробита, дорогу искать не приходилось, и до места схватки на берегу добрались к обеду. Здесь купцы заспорили – часть предлагала идти по левому берегу, часть – по правому. Каждая из сторон приводила свои доводы. Я в спор не вмешивался – что спорить, коли местности не знаю. Однако же, если Аксён доберётся до Парфино, рать наверняка пойдёт вдогон по левому берегу, а может и заберёт на закатную сторону – если Аксён забудет, что я ему говорил про сломанные веточки на дороге. О том я купцов и известил. Споры тут же прекратились, как будто за мной оставалось решающее слово.

Через два дня нелёгкого пути по нетореным местам – плавали, в основном, здесь, а не на подводах ездили – подошли к Парфино. Крепостные ворота небольшого городка были закрыты, из надвратной башни высунулся стражник.

– Кто такие?

– Гости новгородские, разбойники пограбили, корабли отобрав. Назад, в Нова город возвертаемся.

Стражник хлопнул себя ладонями по ляжкам:

– Да что же это делается, второй раз ужо. Токмо один тут прибёг, говорит – караван пограбили; наши рать собирают да посыльного в Новгород послали – теперь вы.

– Не Аксёном ли того человека кличут?

– Аксёном, – заинтересованно уставился на меня стражник.

– Так мы из того каравана и есть.

– Гляди‑ко! – удивился стражник.

Тут зашумели купцы:

– Долго ты нас перед закрытыми воротами держать будешь?

– Сейчас, сейчас, только воеводе скажу, – стражник исчез.

Вскорости загромыхали засовы, и ворота распахнулись. Навстречу нам вышел воевода в полном боевом – в кольчуге, шлёме, опоясанный саблей. За ним шли несколько ополченцев и Аксён. Завидев нас, он издал радостный вопль и кинулся навстречу – обнял меня, повернулся к воеводе:

– Наши‑то сами из полона вырвались.

– Ну и славно, заходите в город, отдохните. Мои люди ушкуй да шхуну чью‑то в Ловати выловили, без команды, трюмы пустые, да палуба в крови. У причала стоят. Ваши?

Купцы одобрительно загомонили, а несколько наиболее ретивых тут же пошли смотреть – кому повезло, чьи корабли у пристани.

– Поздновато мы хватились, видать – другие корабли мимо нас по Ловати ночью проплыли, теперь их в Ильмень‑озере искать надобно. Да ничего, Ильмень‑озеро – не море‑окиян, сыщутся.

Обоз зашёл в город, расположился на небольшой площади. Примчались те ретивые, что бегали смотреть корабли. После небольшого ремонта такелажа и приборки палуб суда вполне могли взять на борт всех – экипажи‑то изрядно после боя поредели, даже тесно не будет.

Не откладывая дело в долгий ящик, почти все пошли на пристань, оставив несколько человек для охраны. Остался и я. Какой из меня мореход? Я и парус поднять не могу, – румпель от вымпела отличу, конечно, но куда какая верёвка идёт и как она по‑морскому называется – уж извините, не тому учился.

Что удивительно – среди пленных были только легкораненые. Либо раненые тяжело скончались от ран сами, либо их добили литвины, чтобы не обременять обоз. Надо для себя запомнить этот факт.

К вечеру посудины наши были готовы. Решили переночевать в городе, с тем, чтобы утром быстро погрузиться и отчалить. Не удалась купцам ходка, в Новгороде будут подсчитывать потери и зализывать раны. Купцы, конечно, огорчались, но не сказать, чтобы сильно. – Были бы кости, – говорили они, – а жир нарастёт. Торговое дело без риска не бывает.

В основном все грабежи и убийства случались в пути – в конном ли обозе, на кораблях. Много лихих людишек, не чувствуя сильной власти, не желая обременять себя ежедневным трудом, предпочитали добывать себе денгу острой сабелькой, кистенём да засапожным ножом. Мало того, что хватало с избытком своих, доморощенных лихих разбойников, так и соседи с пограничья норовили быстрым рейдом пройтись по соседским землям, хапнуть, что удалось, да быстрей домой.

Часть людей ночевала по привычке на судах, кто побогаче – ушли на постоялый двор. Я был где большинство, на причале, завалился на повозку с мехами – хорошо, мягко, тепло. Придремал. Проснулся от тихого говора, совсем рядом. Приоткрыл один глаз. Рядом стояло несколько горожан, и один из наших, парнишка с отрезанным ухом. Парнишке, видно, нравилось чувствовать себя в центре внимания:

– Ты не смотри, что на нём кольчуги али другой брони нет, он берсерк, его мечи не берут, в бою как ураган летает, сабля – как молния, глазом не успеваешь уследить, один всех литвинов уложил.

– Иди ты! А не врёшь, паря?

Парнишка насупился:

– У кого хочешь, спроси. Как, по‑твоему, мы из полона освободились?

Мужики поглядывали на меня опасливо и близко не подходили:

– Надо же, а с виду и не скажешь, человек как человек.

Мне надоели эти разговоры – спать только мешают, и я шумно повернулся на бок. Мужики так и рванули врассыпную от телеги. Я усмехнулся – уже и берсерком стал, на норманнский манер. Ё‑моё, подзабыл я – ведь из Новгорода я исчез, потому как норманнов обидел, а ну как они вернутся? Смогу ли я, как в битве с литвинами, время сжать? Если да, то и чёрт с ними, норманнами, а если нет? Интересно, как это у меня получилось? Что‑то новое о себе узнаю на тридцать пятом году жизни. Прямо как в поговорке – чем дальше в лес, тем толще партизаны. Весь сон перебили, чертяки.

Я прикидывал, чем и как объясняются мои необычные способности, но так и не смог ничего для себя решить. Недоволен ли я такими способностями – пожалуй, нет. Пусть будут, коли есть. Вот только надо научиться владеть ими в полной мере. Интересно, это всё, чего можно ожидать от организма, или я ещё чего‑нибудь могу? Знать бы заранее. Увы!