Страница 41 из 75
Вечер явно обещал быть томным. По‑моему, пора сматываться, приключениями я уже был сыт.
Нифонт это понял тоже. Подозвал служку; расплатились, поднялись и направились к выходу. Все трое норманнов уставились на нас, один вытянул руку и пальцем с обгрызенным ногтем указал на меня:
– Порази меня Один, это он!
Сидевший ко мне ближе норманн схватил меня за руку.
– Отвечай, это ты?
– Конечно, я!
Норманны взревели. Я свободной рукой схватил норманна за руку, провёл приём и ткнул его носом в стол. Помимо моего желания, он случайно угодил лицом в похлёбку. Норманны вскочили, сидевший в корчме народ бросился врассыпную. Все знали буйный и драчливый нрав северных гостей.
Лишь один здоровенный мужик схватил лавку поперёк и со спины здорово врезал двум норманнам, сбив их на пол. Да не на тех напал. Норманны почти мгновенно вскочили, в руках их уже зловеще поблескивали ножи. Оба почему‑то кинулись на меня. Чем‑то я им точно не нравился.
Одному вовремя подставил подножку Нифонт, от удара второго я ловко уклонился, в ответ завесив ногой со всей силы по причинному месту. Норманн завыл, бросил нож и упал.
Я схватил его нож и отступил назад. На меня, свирепо сверкая покрасневшими глазами, надвигался тот, которого я окунул в похлёбку. Я сделал движение влево и тут же вправо. Норманн, хотя и был пьян, отслеживал ножом мои движения. Конечно, с детства привык к железу, навык есть. Медленно он надвигался на меня. За ним мужики боролись с двумя другими норманнами, слышались звуки ударов, крики, грохот бьющихся горшков и посуды.
Надо что‑то срочно предпринимать. На мне лишь рубашка да кафтан – неважная защита от ножа. Я периодически взмахивал своим ножом, не давая норманну подойти ближе; спиной я уже чувствовал стену.
Выхода не было – я вжался в стену и вывалился спиной вперёд во двор. Вскочил, обежал дом и побежал ко входу. Из дверей выбежали посетители, внутри было шумно, норманны разошлись не на шутку. Оттолкнув субтильного мужичонку, я влетел внутрь.
Вся троица наступала на здоровенного мужика с лавкой в руках. Нифонт и ещё один посетитель хватали со столов миски, горшки, ендовы и кидали в норманнов. Те лишь отмахивались, как от надоедливых мух.
Недалеко от дверей на кухню валялся ухват. Хороший такой, с железной рогатиной. Я метнулся к нему, схватил, размахнулся и со всей силы врезал одному противнику по голове. С глухим стуком норманн упал на пол. Двое его побратимов повернулись ко мне, поглядеть – это кто там ещё?
Мужик с лавкой не упустил момент и хрястнул ей со всей своей медвежьей силищей. Норманнов как ветром сдуло. Я схватил Нифонта за руку и потащил к выходу. Если нас сейчас прихватит городская стража, трудно будет оправдаться во второй раз.
Когда мы уже отбежали почти на квартал и остановились перевести дыхание, Нифонт спросил:
– А ты куда делся, когда на тебя норманн с ножом шёл? Стоял, крутил ножом, и вдруг исчез?
Я нашёлся с ответом:
– Глаза им отвёл.
– А, волхвуешь маленько. Грех это, да уж коли на пользу пошло, отмолишь потом. Ловко у тебя получилось. Скорее бы они уже отплыли. У причала их корабль стоит, на носу морда драконья, страшная.
Мы попрощались; я отправился на постоялый двор, Нифонт – домой. Норманнский трофей я сунул за пояс. Ежели к нему ножны заказать, может и пригодится: сталь хорошая, в этом я уже научился разбираться.
На постоялом дворе, где я остановился, комната моя с вещами была в целости – хорошо, что я заплатил за несколько дней вперёд. Есть не хочу, приключениями уже сыт, надо полежать на мягком – в порубе, на перепрелом сене жестковато.
Я разделся, лёг на лавку. Благодать! Но в голову лезли разные, причём дурные мысли. Вот в Москве я норманнов не видел. То ли пути дорожки не пересекались, то ли сказывалась близость Новгорода к Балтике, но явили они себя не с лучшей стороны. Но и мы, русские, тоже не были агнцами. Взять приключения в корчме. Да, остался жив, но по большому счёту мы оставили поле боя противнику, бежали позорно. И было‑то их всего трое, а русских мужиков – полная корчма. Конечно, они – профессиональные воины, кормятся с меча, но всё же…
Чем больше я размышлял о происшествии, тем сильнее чесались руки. Разум останавливал – ты в городе один, знакомых нет, помочь и прикрыть спину некому, что ты можешь? Обидно, да?
Я поднялся, порылся в вещах: вот они, мои самодельные бомбочки. Поучить немного данов, что ли? Я постоял, раздумывая, потом быстро оделся, сунул бомбочки за пазуху и вышел.
До городской пристани добрался быстро, и корабль нашёл сразу – не узнать или спутать драккар с другим судном невозможно – страшноватая драконья морда красовалась на носу.
Был вечер. По кораблю бродили пьяненькие норманны. Мне показалось, что мелькнула фигура Кнута Ларсена. Подожду, когда все улягутся.
Я сел в сторонке, в тени припортового амбара. До судна было недалеко – метров двадцать, добросить бомбочку было вполне реально. А учитывая, что на драккаре нет кают, и все спят на палубе – так это даже на руку. Одно беспокоит: когда они улягутся спать, поражающий эффект бомбочек снизится.
Я просидел в укрытии на чурбачке около двух часов, уж и ноги затекли. Наконец мореходы стали вытаскивать из трюма половички и укладываться на ночлег. На носу торчал часовой, но сделать ничего он не успеет – лука у него нет, а меч ему не помощник.
Я отвернулся к стене, несколько раз чиркнул кресалом и поджёг фитили на обеих бомбах. Загорелись! Я в несколько прыжков достиг берега и швырнул обе бомбы на драккар. Часовой не спал и меня заметил. Он громко закричал по‑своему, и к моему удивлению норманны сразу же вскочили, как будто и не спали. И в это время бабахнула первая бомба. От драккара полетели щепки, люди, корабль окутался дымом – порох‑то был дымный.
Рвануло снова, дым стал гуще. Пора срываться. Я отбежал по берегу метров на сто, остановился у высокого дерева и стал наблюдать.
На драккаре разрастался пожар: сначала появились робкие языки пламени, затем вспыхнуло сильно – то горели обильно пропитавшиеся жиром доски. Норманны даже не пытались тушить, хотя вода – вот она, за бортом. За канат, уцелевший после взрыва, норманны подтащили горящий корабль к берегу, стали выбрасывать на землю мечи, щиты, спускать раненых и погибших собратьев. Но вскоре жар от пламени стал столь силен, что все отбежали от корабля. Даже я на большом удалении ощущал на лице тепло от пожара.
На берегу собирались зеваки, но, увидев, что горит норманнский драккар, плевались и уходили. Даны вмиг лишились одновременно дома и транспорта, на берегу лежал десяток неподвижных тел. Я счёл себя удовлетворённым и решил вернуться на постоялый двор. Не хватало, чтобы меня увидели на берегу, рядом с горящим судном. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заподозрить моё в том участие.
Тихими ночными улицами я вернулся на постоялый двор. В трапезной народу было мало, служки стояли рядом с хозяином у прилавка. Не стоит приобретать свидетелей моего позднего возвращения.
Я зашёл сбоку, прошёл через стену; поднявшись незамеченным по лестнице, прошёл в свою комнатку. Вот и славно. Не забудут норманны Новгорода. Везде бы их так встречали, быстро спесь бы отлетела.
С чувством выполненного долга уснул и проснулся, когда солнце стало слепить глаза. Да никак уже полдень. Вот это поспал.
Я спустился вниз, ополоснул лицо, прошёл в трапезную, заказал завтрак, а может – и обед. Вокруг только и было разговоров о пожаре в порту. Причём, как водится, правды в пересказах было мало. Каждый врал, как мог, что произошло чуть ли не сражение, что он‑де самолично видел кучи трупов данов на берегу. После каждой выпитой кружки вина или перевара число убитых данов возрастало. Мне стало смешно.
Доев, я пошёл на берег. Из воды торчал обгоревший остов корабля. Некоторые балки ещё исходили дымком. Убитых уже не было, как и самих норманнов. Корабелы сказали, что норманны дружно двинулись к наместнику искать правды, пообещав окружающим найти обидчика и сурово его покарать. Ну, флаг вам в руки!