Атаман. Гексалогия

Пешком вышел из города. Нанял у рыбаков лодку с парусом и дошёл до Волока Ламского, там нашёл попутное судно, и с купцами по Шоши, Тверце, Мсте добрался до Господина Великого Новгорода. Старинный русский город встретил мощными городскими стенами и сиянием многочисленных церковных куполов.

Лепо!

На первое время остановился на постоялом дворе, решил пару дней осмотреться, отдохнуть после дороги. Чтобы узнать городские новости, хоть как‑то быть в курсе городских событий, решил сходить на торг. Когда я вышел на торговую площадь, чуть не оглох от многоголосого шума, мычания коров, блеяния овец – торг, поистине, был велик – пожалуй, и за день не обойти. Я постоял, осмотрелся, пошёл по рядам. Приценивался к товарам, завязывал разговор, слушал, о чём говорят люди. И неожиданно для себя попал в поруб.

Я спокойно стоял у оружейной лавки, оглядывая выставленное для продажи смертоносное железо. По проходу шёл явно поддатый норманн – здоровенный верзила с вислыми усами, рожа красная от выпитого, жилистый, с руками чуть не до колен, ладони – в грубых мозолях от вёсел. И хоть он был без кольчуги, из‑за спины выглядывали рукояти перекрещенных мечей, висящих на перевязи. Молодцу явно хотелось почесать кулаки, он искал приключений. Намеренно толкнул одного прохожего, другого. Навстречу ему шла пара: мужик с окладистой рыжей бородой, и с ним – явно жена, в кике, с лукошком для покупок. И хотя пара посторонилась, норманн качнулся в сторону и выбил лукошко из рук женщины. Из выпавшего лукошка покатились немудреные покупки – яблоки, морковь, репа. Норманн ухмыльнулся, пнул ногой овощи. Женщина бросилась собирать продукты, мужик стиснул кулаки.

– Что русич, силой померяться хочешь? Или кишка тонка? Все вы, русичи, трусы.

Такого принародного оскорбления мужик выдержать не смог, кинулся на обидчика. Но куда мастеровому против воина, сызмальства росшего в воинских забавах. Норманн ловко увернулся и завесил кулаком мужику в ухо. Тот упал, затем поднялся, присел, и, покачиваясь, тряс головой.

– Ну, кто ещё хочет?

И вдруг меня как чёрт под руку толкнул. Всё происходило на моих глазах, да и окружающие видели, но броситься на помощь никто не спешил. Уж больно нехорошая слава закрепилась за норманнскими гостями. Буйны, несдержанны, в питие неумеренны, оружием, с которым не расстаются никогда, владеют отлично.

Я вышел вперёд, из оружия был только поясной нож. Норманн – я их пока не различал – швед ли (по‑местному – свей), норвег? – выхватил оба меча из‑за спины и завращал ими. Мечи слились в два сверкающих круга. Гиблое дело – он обеерукий. Обычный воин держит в правой руке меч, в левой – щит. Мастера – в каждой руке по мечу. Очень опасно! Но я ничего предпринять не успел: растолкав зевак, вышли трое городских стражников – в кольчугах, опоясаны мечами.

– Брось оружие, – это норманну.

Тот скрипнул зубами, но подчинился. Будь это в другом месте, я думаю, норманн запросто уложил бы всех троих, но – в чужом городе, на торгу – ни князю, ни посаднику это не понравится, до корабля своего такой храбрец и не дойдёт. В городской дружине тоже умельцы есть.

Воины подобрали брошенные мечи, связали меня с норманном верёвкой, старший встал впереди, двое воинов шли сзади. Я был обескуражен – я‑то за что? Можно сказать – никаким боком. Единственное, что я успел, – сказать мастеровому: «На суд приди, свидетелем».

Нас провели мимо златоглавой Софии, по переулкам – на окраину, к небольшой бревенчатой избе, тюремщикам отдали мечи норманна и мой нож. Нас развели по разным камерам, заперли. Я не особенно переживал – ну, посижу ночку в тюрьме, не впервой в поруб попадаю. Завтра – княжий суд, разберутся, свидетелей много. В конце концов, если что пойдёт не так, я всегда смогу беспрепятственно покинуть стены узилища. Но не хотелось и в Новгороде быть беглецом, я чувствовал, что правда на моей стороне.

Я сгрёб в кучу лежавшую на полу солому и улегся. Чего зря время тратить, когда можно выспаться. Плохо, что знакомых нет – никто не придёт, еду не принесёт, а кормить арестованных за городской счёт не принято.

Так началась моя жизнь в Новгороде.

Глава VII

Воспользовавшись безопасным помещением с бесплатной охраной, я безмятежно проспал до утра, пока меня не разбудили тюремщики.

– Вставай, тут тебе харчей принесли.

Я удивился – кто бы это мог быть? Но все вопросы заглушили голодные спазмы желудка. В конце концов, какая разница – кто принёс еду?

Тюремщик подал лукошко, я откинул холстину. Так, варёные яички, полкаравая хлеба, кусок вяленого мяса и солёная рыба. Разумно: холодильника нет, ничего не испортится. Чтобы добро не пропало, я всё съел за один присест, правда – не спеша. В животе приятно затяжелело. Но предаться перевариванию мне не дали, появился тот же тюремщик.

– Выходи, суд княжий, всех на площадь велено. Голому собраться – только подпоясаться.

Меня вывели из тюрьмы, во внутреннем дворе уже стояло с десяток арестантов. Всех связали одной верёвкой и колонной повели на площадь. Народу было довольно много, человек триста‑четыреста.

Нас подвели к помосту, на котором стояло кресло, пока пустое. Вскоре вышел князь, уселся в кресло.

Сначала разбиралось дело о краже скота. Мне это было неинтересно, я стал вглядываться в толпу. О! Знакомые лица: я узнал мастерового с женою и оружейника, у лавки которого я стоял тогда. Это хорошо, свидетели, причём с моей стороны. Я бросил взгляд на норманна – он был через несколько человек от меня. Тот стоял, сохраняя невозмутимость, с пренебрежением поглядывая на народ.

Дошла очередь и до нас. Стражники вывели меня и норманна вперёд, поставив перед князем.

– Имя?

– Юрий Котлов.

– Из каких будешь?

– Свободный человек.

Князь повернул голову к норманну. Тот не стал дожидаться вопросов.

– Кнут Ларсен, из данов, свободный человек.

Князь нахмурил брови:

– На торгу, сказывают, задирал людей, меч обнажил. Это правда?

– Меч обнажил в ответ на обиду.

– Видаки есть?

Из толпы протолкались вперёд человек шесть‑семь, почти все сразу начали говорить. Князь поднял руку: – Тихо, по очереди.

Каждый из свидетелей рассказал, что он видел. Князь обратился к норманну: – Люди сказывают, ты первый начал их задирать, обиды чинить: толкался, жёнку чужую зацепил. Что можешь сказать в своё оправдание?

Норманн заносчиво пожал плечами.

– Присуждаю к гривне штрафа в княжеский доход, из города изгнать без права появляться.

Норманн насупился, сквозь зубы что‑то забормотал по‑своему. Стражники развязали меня, и я оказался свободен. Они подтолкнули – поклонись князю, невежа.

Я поклонился и отошёл назад, к людям. Ко мне тотчас же подошли мастеровой с женой, пожали руку.

– Поблагодарить хотим за помощь, совсем норманны обнаглели, нигде проходу от них нет – ни на улице, ни на торгу. Гостю обнажить оружие – не по Правде, грех.

Меня пригласили в корчму отметить моё освобождение. Кто был бы против? В корчме, недалеко от площади, где состоялся суд, было полно народу. Но нам местечко нашлось. Мастеровой протянул руку:

– Нифонт.

– Юрий.

– Пелагея.

Ну вот и познакомились. После поруба есть хотелось, и я заказал курицу, пирогов и вина. Нифонт запротестовал:

– Я приглашаю, и заказывать должен я. – Да ради Бога.

Служка живо приволок поднос с едой и кувшин вина. Мы выпили по стаканчику за праведный суд и моё освобождение. Немного посидев с нами, Пелагея ушла. В Москве женщин в корчме не увидишь, а в Новгороде – свобода.

Нифонт оказался гончаром и, вероятно, искусным. Многие из сидевших в корчме с уважением с ним раскланивались. Когда мы приканчивали второй кувшинчик вина, я уже знал все городские новости. Я уже подумывал о прощании – уж больно хотелось спокойно отоспаться на мягкой перине на постоялом дворе, когда в корчму ввалились три норманна. Были они явно навеселе, правда – без оружия, если не считать поясных ножей. Да только те ножи мало уступали длиною мечам – уже и тоньше, вот и вся разница. Лица уже багровые от выпитого, мутные глаза блуждали по корчме. Они нагло подвинули сидевших на лавке за столом каких‑то крестьян, плюхнулись, заказали подскочившему служке вина и закуску. Не обращая внимания на сидевших, громко горланили по‑датски.