Страница 333 из 375
Усилившееся европейское присутствие не повлекло за собой немедленной перестройки всей местной культуры по западным образцам, как не привело оно и к полному преобразованию местных социальных структур и хозяйственных укладов. Практически незатронутым западным влиянием (если не считать христианизированных Филиппин) остается здесь фольклор. Покоясь на нем, как на живой основе, питаемые им и в то же время оказывающие на него воздействие сохраняются здесь и традиционные литературы, существующие при дворах благоденствующих еще раджей и султанов, воспроизводящиеся в среде местного духовенства. Процессы, протекающие в этих литературах, неравнозначны — так, в лаосской литературе второй половины XIX в. царил как будто упадок, связанный с тем, что лаосские княжества переживали в ту пору смутное время. Однако в ряде случаев придворные литературы продолжают свое развитие, ориентируясь по преимуществу на иноязычные классические образцы. Это можно сказать, например, о кашмирской или непальской литературах, где появляются в это время крупные по местным масштабам стихотворцы. Иногда эволюция придворных литератур идет главным образом за счет мобилизации местных художественных ресурсов — в связи с этим заслуживают внимания и многочисленные анонимные авторы почти изолированного в ту пору от внешнего мира острова Бали и такие значительные урдоязычные поэты, как Наваб Мирза-хан Даг и Амир Ахмад Минаи.
Более того, европейская экспансия, казалось, подхлестнула развитие некоторых из местных литератур, стремящихся по-своему, порой в сугубо традиционном духе, ответить на тот вызов, который они ощущают для себя в западной культуре, устремившейся в Южную и Юго-Восточную Азию вслед за пришельцами. Своеобразный подъем наблюдается в это время в литературах Сиама, Шри-Ланки, Центральной Явы, а также малайского султаната Риау. Яркие формы принимает «буддийский ренессанс» в государстве Ава при короле Миндоуне (1853—1878). При этом в бирманской литературе того времени усматривается не только стремление вернуться к религиозным, а частично и к фольклорным истокам (усиление песенной стихии в придворной поэзии), но и обусловленные отчасти этой тенденцией развитие житийной, проповеднической, комментаторской прозы, усиление разговорности в поэтическом языке, демократизация, актуализация, тематическое обновление местной драмы (творчество У Поун Нья). Сходные явления в ряде местных литератур позволяют говорить о том, что во второй половине XIX в. некоторые из них, испытав лишь минимальное косвенное влияние западной культуры, начали нащупывать выход в Новое время, до известной степени совпадающий с тем, который давно уже был найден европейскими литературами.
Стержневым путем местной модернизации оказывается, однако, сложный и во многих отношениях мучительный процесс «вестернизации» или «европеизации», заметно ускоряющийся к концу XIX в., когда начинается вовлечение региона в мировую капиталистическую систему. Художественный потенциал, накопленный местными литературами, становится важной субстанциональной предпосылкой этого характерного для всего незападного мира типа модернизации.
Будда Шакья-Муни
Его социальной предпосылкой следует считать формирование той среды, в которой (в последовательности, сформулированной советским этнографом С. А. Арутюновым) может происходить отбор, воспроизведение, модификация и в конечном счете структурная интеграция явлений западной культуры и литературы. Среда эта создается, естественно, там, где наиболее интенсивно и долговременно контактируют европейские и местные культуры. В преимущественном положении здесь оказывается Индия (где в качестве лидера выступает Бенгалия, попавшая в сферу английского влияния еще в XVIII в.) вкупе со Шри-Ланкой, почти целиком окрещенные испанцами в XVI—XVII вв. Филиппины и Нидерландская Ост-Индия. Культурное взаимодействие сосредоточивается во всех этих трех сферах по преимуществу в крупных городских анклавах, таких, как Калькутта, Манила и Батавия, форпостах торгово-промышленной и административной деятельности, охватывающей и пришлое, и местное, и смешанное, метизированное городское население.
Очевидны общие черты, присущие всем трем основным очагам модернизации в Южной и Юго-Восточной Азии. Так, во всех трех, подобно тому как это было и в других неевропейских странах, важную, если не решающую роль в формировании местной интеллигенции, т. е. читателей и писателей нового типа, играли миссионерские, а затем и светские европеизированные школы, равно как и местная периодическая печать. С развитием печати меняется и тип чтения (экстенсивное вместо интенсивного, чтение про себя вместо чтения вслух). Во многих отношениях сходна и местная рецепция европейской культуры и литературы, опять-таки напоминающая соответствующий тип рецепции в других странах Азии. Так, не подлежит сомнению пиетет, с которым местная интеллигенция, как правило, относится к европейской культуре. По словам советского культуролога Г. С. Померанца, «основные ценности европейского просвещения — это ценности именно Просвещения: прогресс, развитие, права человека и гражданина. Как бы ни жила Европа после XVIII в., Восток она больше всего поражала этим просветительским наследством...». Неудивительно поэтому, что местные авторы критически рассматривают как местные общественные пороки (включая сюда и религиозный обскурантизм), так и несправедливости колониального строя, находящиеся в противоречии с усвоенными ими идеалами Просвещения.
По-своему истолкованный просвещенческий рационализм причудливо, на европейский вкус, сочетается у местных писателей с чертами сентиментализма и особенно популярного здесь романтизма — «неминуемых» этапов литературной эволюции Нового времени. В то же время здесь создается собственная шкала ценностей, подсказанная динамикой местного литературного развития, причем на этой шкале высшие места наряду с Д. Дефо, В. Скоттом, А. Дюма-отцом и Ж. Верном занимают, например, Г. Рейнолдс, П. А. Понсон дю Террайль или П. Ш. де Кок. Говоря об общих процессах, протекающих в модернизирующихся литературах региона (как и других частей Азии), следует отметить расширение информативных функций литературы, существенное обновление тематики, равно как и проблематики местных литературных произведений (а тем самым и изменение их дидактической направленности), разработку нового литературного языка, адекватного задаче отображения действительности, встающей перед литературой, и в связи со всем этим — заходящие все глубже структурные перемены в присущей каждой из местных литератур системе литературных родов и видов.
Не менее существенны, разумеется, и отличия, выявляющиеся в ходе образования конкретных модернизированных социумов, в процессе освоения ими явлений западной культуры и литературы и в конечном счете в ходе литературной революции, разворачивающейся в указанных странах. Никоим образом не сводясь к «продвинутости» той или иной литературы в ее перестройке по некоему усредненному западному образцу, локальные особенности литературного развития определяются и спецификой преобразуемой литературной системы (груз традиций), и типами культурных и литературных контактов, преобладающих в той или иной из рассматриваемых сфер, и своеобразием исторических процессов, характерных для каждого отдельно взятого общества и так или иначе влияющих на местных литераторов.
Так, яркая и многоплановая картина, которую являют нам модернизирующиеся бенгальская, маратхская, гуджаратская литературы, а за ними литературы на хинди и урду, объясняется и многообразными традициями, стоявшими за этими литературами, и особой мобильностью индийского типа культуры, и влиятельностью тех местных социальных слоев, которые оказываются застрельщиками модернизации, и своего рода равнением на передовых, характерным для индийских литератур, и, наконец, тем, что литераторы полной мерой черпали из культурного и литературного опыта одной из наиболее развитых европейских наций того времени. Результатом всего этого явилось радикальное обновление местного театра и возникновение разноплановой новой драматургии, с самого начала берущейся за наиболее острые и насущные проблемы индийского общества («Зеркало индиго» Динобондху Митро), становление романа, который в немалой степени ориентируется на английский просветительский и исторический роман, вплоть до создания оригинальных индийских версий конкретных произведений английской романистики, первые опыты модернизации — в романтическом духе — местной поэзии.