Операция «андраши»

Глава 6

Марко поселил их в этой квартире над аптекой на улице Золотой Руки дня через два после того, как они пришли в город, — в ответ на его вопрос он с усталым раздражением объяснил, что таким образом полностью рвется связь между ними и сетью Юрицы. Если их теперь выследят и схватят, это никого, кроме них, не коснется.

— И той семьи, которая нас приютит?

— Они знают, на что идут. Это настоящие сербы. Но будьте осторожны. И постарайтесь долго тут не задерживаться.

Семья оказалась довольно обеспеченной — мать и дочь. Они были удивительно похожи: две красавицы с крепкими фигурами и одинаковыми черными волосами и миндалевидными синими глазами, чуть скошенными к вискам. Матери, решил он, должно быть, лет сорок — она примерно ровесница Маргит, а дочери еще нет и двадцати. Они вдвоем управлялись в аптеке. Главу семьи, рассказали они в первый же вечер, арестовали полтора года назад, и они давно уже не получали никаких вестей из лагеря, где он находился. Рассказывая, они перебивали друг-друга, как будто слова смягчали и заглушали страх.

— Знаете, в первый год я могла с ним видеться, и Славка — ведь так, Славка? — тоже ходила со мной один раз. Но тогда он был тут, в здешней тюрьме. А вот потом…

— Его перевели в лагерь. Не в Сегед…

— Нет, нет, не туда, девочка, мы же знаем, что не туда, ведь так?

Они говорили, словно разуверяя друг друга и не нуждаясь в слушателе, хотя и были рады, что кто-то слушает, как они в ритуальном порядке излагают свой скудный миф.

— Видите ли, он, в сущности, политикой не занимался, ведь так, Славка?

— Но папа всегда говорил, что думал.

— Ну конечно. Потому-то он и стал муниципальным советником, мистер… я ведь не знаю, как вас зовут, и не должна об этом спрашивать, правда? Мы теперь стали такими осторожными, но вы тут в полной безопасности и можете ни о чем не беспокоиться. Да, так мой муж был муниципальным советником, когда они явились, и он высказал им все, что он о них думает. Вы не подумайте, я рада, что он так сделал, но только…

Их было очень много — фраз, которые повисали незаконченными.

В этот день он быстро прошел по улице Золотой Руки, сразу свернул в аптеку, как предписывали инструкции, и дернул колокольчик, возвещающий приход покупателя. Даже и тут под тонкой пеленой обыденности могло скрываться безумие, и безопаснее было тщательно следовать инструкциям. И он следовал им день ото дня все педантичнее. С облегчением он сразу услышал бегущие шаги по лестнице, которая вела к узкому проходу за прилавком. Стеклянная дверь открылась, и вошла слегка запыхавшаяся Славка. Она улыбнулась ему и положила руки на прилавок ладонями вверх. И он снова подумал, что она очень красива, хотя и не такая красавица, как ее мать. Она сказала;

— Чем могу служить, мистер? (В такие минуты спасительные инструкции превращались в их собственную веселую игру.) Вам нужен аспирин, мистер? У нас есть бауэровский аспирин, Самый лучший, немецкого производства.

Сегодня она была беззаботно счастливой. Но ведь в каком-то смысле она всегда была беззаботно счастливой, даже в самые тяжелые минуты — словно она безоговорочно и полностью приняла и безумие и обыденность. Иной он ее вообще ни разу не видел. Она как будто твердо знала, что ничего непоправимого произойти не может (хотя в этом она, пожалуй, похожа на него). Однако сегодня она выглядела даже более счастливой, чем обычно. У него отлегло от сердца. На ее широких щеках играли смешливые ямочки, аккуратно зачесанные назад волосы рассыпались кудряшками за ушами — успокоение исходило от нее, точно тяжелый и сладкий аромат. Он позволил себе залюбоваться ее крепким красивым телом в облегающем свитере из лиловой шерсти, мохнатой дешевенькой шерсти, простонародной шерсти, которую его мать едва ли одобрила бы, но которая удивительно подходила для этой энергичной, уверенной в себе девушки. Она оперлась о прилавок с легким задыхающимся смешком, держа руки ладонями вверх, как предписывалось инструкциями, и лиловая шерсть плотно обтянула ее грудь. Он вдыхал теплый запах ее тела. Глаза у нее заблестели, и он смутился.

Следом за ней он прошел через стеклянную дверь и поднялся по лестнице. На площадке, глядя вниз, стоял Том. Худое лицо Тома светилось нежностью. Он никогда еще не видел его таким и растерялся. Надо будет поговорить с Томом, решил он. Этого Марко не простит. Может быть, потом когда-нибудь.

— Все в порядке, Том?

Том с чуть виноватой улыбкой покосился на Славку.

— Как будто.

Он замешкался, взвешивая, не заговорить ли сейчас, но момент был упущен. Том и Славка уже снова устроились у лестничного окна. Почему-то он вдруг почувствовал, что Том стал ему ближе — может быть, благодаря безыскусственной откровенности его взгляда, его тона. Не стоит тревожиться. Да к тому же они просто играют в шахматы.

Он прошел в гостиную, деликатно прикрыв за собой дверь, и увидел госпожу Надь, как всегда, на кушетке, как всегда, с вязаньем в руках — красивая мать красивой дочери. И неожиданно обрадовался ее быстрому уверенному взгляду и одобрительной улыбке. Он сел рядом. На ней, заметил он, была белая полотняная блузка с открытым воротником и узкая суконная юбка.

Она сидела, поджав ноги, но теперь, зашуршав бельем, спустила их с кушетки и разгладила юбку на коленях. Он почувствовал, что краснеет.

— Что случилось? — спросила она после некоторого молчания. — Вы что-то нехорошо выглядите, мой дорогой.

Ему нравился ее звучный грудной голос. Ей бы он мог рассказать обо всем. Маргит его любила, но она над ним посмеивалась. Он с испугом подумал, что, кажется, начинает ухаживать за госпожой Надь.

А она безмятежно вязала, не отвечая на его взгляд, — простая, скромная, ни на что не претендующая. Миром должны бы управлять женщины, подумал он, вот такие женщины. Он начал рассказывать ей о событиях этого дня, а она внимательно слушала и сочувственно кивала, пока он описывал то, что видел. А когда он кончил, она сказала своим уверенным голосом, утешая его:

— Лучше всего вам сейчас соснуть немного. Вы ничего сделать не могли. — Их взгляды встретились, но она отвернулась. — Я ведь вам в матери гожусь, — негромко добавила она.

Он запутался в словах.

— Боюсь, Том вот-вот влюбится в Славку, госпожа Недь. Хотите, я поговорю с ним?

— Зачем?

Он поперхнулся.

— Я не хочу…

— Славка сама за собой приглядит. — В ее голосе слышалась горечь. — И к тому же я с ней говорила.

Он почувствовал, что его оттолкнули, поставили на место, оскорбили.

— Очень хорошо, ведь вы и так уже очень рискуете.

Он обращался к пестрой кушетке, не смея взглянуть на нее. Но ее ладонь легла на его руку, ее пальцы прикоснулись к его пальцам.

— Я хочу сказать, — заявил он резко и все-таки надеясь на чудо, которое его освободило бы, — что нам уже недолго тут быть.

Он услышал ее насмешливый голос:

— Это вам решать, мой дорогой.

Он ничего не мог с собой поделать. Не мог, и все. Он резко наклонился к ней. Ее руки скользнули по его плечам. Он поднял лицо и прижал губы к ее губам.

Когда она оттолкнула его, у нее в глазах стояли слезы. Ее ладони вздрагивали на его груди, она горестно шептала:

— Если женщины совсем одни, господи, совсем одни…

Потом она опомнилась.

— Не тревожьтесь из-за Славки. И из-за меня тоже. Ничего не случится. Мы этого не допустим.

А ее ладони скользили по его груди. Она глядела на него, пристально, не стыдясь ни своих скользящих ладоней, ни слез в глазах. Его охватил ужас.

Она сказала:

— Вам надо лечь и уснуть. И забыть то, что вы видели днем.

Это был тот порог, через который он ни разу не осмелился переступить. Как не осмелился и теперь. Он деревянно поднялся с кушетки, измученный, отчаявшийся — из-за себя, из-за нее.

— Простите.

Ему вдруг стало ясно, что вот эта его неудача — хуже всего, ибо за ней мерещилось то, чему суждено будет отнять у его жизни какую бы то ни было ценность. Он изнемогал от безнадежности. Ничего нового в этом чувстве не было, но теперь оно стало непреодолимо личным. Он услышал, как она сказала укоризненно: