Прилив

— Зачем ты отправляешься в Лондон?

Голос принадлежал Бьянке. Она стояла в дверях. Кожа ее была иссушена ветром и солью, глаза — темны и бездонны.

— Я пытаюсь скрутить Креспи. Завтра встречаюсь с ним.

Бьянка подошла к буфету, достала из него бутылку и пару стаканов, один налила мне.

— Спасибо тебе, — сказала она.

Наступило молчание. Было слышно, как в соседней комнате жужжит муха.

— Ну что ж. — Я поднял стакан. — Уезжаю.

В стакане оказался коньяк. Он бодряще скользнул в горло, придал упругости коленям и загнал страх в отдаленные уголки памяти.

— Я звонила в Безье, — сообщила Бьянка. — Доктора говорят, что мой отец... кончился.

— Кончился?

— Он больше не должен работать. У него слишком слабое сердце.

— Сожалею.

— Не надо, — сказала она. — Патрон кончился. Креспи кончился. Так что теперь я — патронесса.

Бьянка шагнула вперед. Ее губы мягко коснулись моих.

— Спасибо тебе, — повторила она.

— Ты — член правления «Атлас Индастриен»? — поинтересовался я.

Бьянка улыбнулась.

— Мой отец не верит в работающих женщин, — сказала она. — В отличие от тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты все время думал, что я конспирируюсь.

Я выпил еще немного коньяку.

— Непосредственно перед смертью Тибо сказал, что лишь тебе было известно, где он находится.

— Не я сообщила Жан-Клоду, — твердо сказала Бьянка. Наши глаза встретились. Три недели назад Бьянка была норовиста, как необъезженный скакун. Сейчас ее глаза излучали спокойствие и рассудительность. Они смотрели сквозь меня в размышлении о том, что нужно сделать в городе Сен-Жан-де-Сабль теперь, когда она — патронесса. Это не были глаза лжеца.

Не то чтобы можно было судить об искренности лишь по взгляду, но у меня были и другие доказательства.

— Я знаю.

У входной двери сигналило мое такси. Я сел в него.

В аэропорту Монпелье я позвонил в госпиталь. Сказали, что Фрэнки находится в операционной. Результат станет известен не ранее чем спустя двадцать четыре часа.

Я набрал номер Мэри Эллен. Ее не оказалось ни на работе, ни дома.

Я поднялся на борт лайнера. Под крылом пронеслась серовато-коричневая сумеречная Франция. Я не смотрел на нее, я размышлял о наименьшем общем знаменателе.

Было время, когда я думал, что таковым является Тибо. Потом — что Креспи. Затем решил, что наименьший общий знаменатель — это «Атлас Индастриен».

Но за всем этим стоял кто-то другой.

Тибо исчез после того, как я встретился с ним в ресторане. Когда я нашел его во второй раз, тут же явились головорезы Креспи. И они изловчились убить Тибо сразу после того, как я столкнулся с ним на яхте близ Сен-Мартен-де-Ре.

То же самое — с капитаном Калликратидисом. Стоило мне встретиться с ним, убрали и его.

Выходило, что наименьший общий знаменатель — Майкл Сэвидж. И люди, которым он доверял.

Нет, не люди.

Один-единственный человек.

Я думал о наблюдавших за мной таинственных глазах. Теперь они уже не были таковыми.

Самолет приземлился. Впереди выстроилась длинная вереница пассажиров первого класса. Я увидел невысокую стройную женщину с черными волосами, уложенными наподобие французской булки, которая была одета в дорогостоящие, судя по виду, джинсы.

В сущности, я не сомневался, что это Бьянка, но был довольно далеко, так что, когда достиг трапа, ее уже и след простыл. Лондон был холоден, сер и неприветлив. Я чувствовал себя усталым. И все еще никак не мог связаться с Мэри Эллен. Остановившись в скверном «Синдж-отеле» и полежав минут двадцать в постели, уставясь на обои, заснул, не погасив света. На следующее утро я вновь позвонил в госпиталь. Сказали, что, насколько сейчас можно судить, операция прошла успешно. Фрэнки еще не пришла в сознание. Каких-либо изменений следует ожидать не ранее чем через пять-шесть часов.

Я позвонил Мэри Эллен. На этот раз удалось застать ее; она была рада меня слышать.

— Можно повидать тебя? — спросил я.

— Попозже, — сказала она. — Утро очень занято. Как Фрэнки?

— Я нашел ее. Расскажу при встрече.

Я позавтракал и отправился в «Хай энд Майти», где приобрел темный костюм, рубашку в полоску и галстук с цветочным орнаментом. Надев все это, я зачесал волосы назад. Никто не принял бы меня за страхового короля, но, по крайней мере, мне будет дозволено пройти в офис.

В одиннадцать я сел в поезд метро и доехал до станции «Бэнк».

Лиденхолл-стрит была запружена народом. Но я уже не ощущал слежки чьих-то глаз. Мне с трудом удалось пробраться к углу Лайм-стрит, где, словно оранжерея из преисподней, возвышалось над окружающим здание компании «Ллойд».

Сообщив охраннику свое имя, стал ждать. Спустя некоторое время я увидел Мэри Эллен, продиравшуюся сквозь толпу. На ней был двубортный костюм и блузка из плотного белого шелка, шею обвивала золотая цепочка. Мэри Эллен на ходу приветствовала двух-трех знакомых. Улыбка преобразила ее обычное строгое лицо. Она выглядела счастливой. Сегодняшний день выдался отличным от других, вероятно, в лучшую сторону.

Пока что, до сего момента.

Мэри Эллен сухо чмокнула меня в щеку. Как-никак, находилась на работе. И повела меня через атриум. Квадратный колодец поднимался вверх на тринадцать этажей до объемного каркаса цилиндрического свода. Мы подошли к боксу Мэри Эллен. Она оглядела меня с головы до ног, приложив палец к подбородку: словно искусствовед, рассматривающий подделку.

— Так что ты делаешь в Лондоне столь шикарно разодетый? — спросила Мэри Эллен.

— Дело во Фрэнки.

Она уставилась на меня.

— Что с ней?

Лицо Мэри Эллен сразу побелело и вытянулось.

— Она в госпитале в Монпелье.

И я рассказал, что случилось.

Когда я закончил, Мэри Эллен выдохнула:

— О!

Она вертела шариковую ручку, подрагивающую в ее руках. Мэри Эллен так обводила глазами светящиеся экраны и все вокруг, словно пробудилась в преисподней.

— Давай уйдем отсюда, — сказала она.

— Идем в твой бокс, — предложил я.

Мэри Эллен искоса взглянула на меня и, несмотря ни на что, согласилась.

В ее боксе уже переминались с ноги на ногу три брокера, стоя позади ее пустого кресла. Мэри Эллен натянуто улыбнулась им.

— Не могли бы вы зайти через час? — попросила она. Брокеры вышли и исчезли в хитросплетениях загородок.

В этом же боксе сидели на своих местах еще четыре человека, такие же страхователи, как и Мэри Эллен. Они не обратили на нас внимания.

— Позвони в госпиталь, — сказал я и набрал номер.

Там все еще не было никаких изменений.

— Почему ты здесь? — спросила Мэри Эллен.

— Хочу поговорить с человеком, который вверг Фрэнки в ее нынешнее состояние.

— Во имя всего святого! — воскликнула она.

— Этот человек здесь.

— Здесь?

— В компании «Ллойд».

Мэри Эллен воззрилась на меня.

— Чем ты занимался? — спросила она.

— Ты помогла мне узнать о компании «Атлас Индастриен». Ею владеет Артур Креспи — работодатель дружка Фрэнки Лукаса Бараго, иначе — Жан-Клода Дюпона. Креспи получает массу денег, которые ему необходимо отмыть. Частично он делает это через компании, подконтрольные «Атлас Индастриен». Их перечень мне предоставил Джон Грин. Большинство этих компаний занимается страховым брокеражем.

Глаза Мэри Эллен стали серыми, как холодные озера.

— И?

— Они продавали массу страховых полисов на небольшие суммы. И время от времени откалывали номера. Затопление судов, как это, например, случилось с «Поиссон де Аврил» или с «Лаурой». Все, что им требовалось, — это оптовый торговец. Чтобы собрать все маленькие полисы и оптом отдать их как один большой страховой полис. Оптовый торговец тоже являлся соучастником мошенничества. Он знал, что масса исковых заявлений на небольшие суммы не привлечет внимания. Если же люди начинали задавать опасные вопросы, он сглаживал ситуацию.

Мэри Эллен подняла трубку телефона. Ее тонкие пальцы деловито пробежали по кнопкам. Номер плательщика. Она опустила трубку.