Прилив

— Пересаживаемся, пересаживаемся, — поторапливал Фьюлла.

Он проворно потрусил к вертолету и вскарабкался на борт. Я пригнул голову и последовал за ним: если кто-либо и знал, что произошло с Тибо, то прежде всего — его спонсор.

В вертолете было три места. Мы пристегнули привязные ремни. Двигатель «стрекозы» взвыл. Огни Ла-Рошели отступили вниз. Слева по борту потянулась усеянная гроздьями огоньков земля, справа — пустынное черное море с редкими вспышками буев. Мы направлялись вдоль побережья на юг.

Что-то холодное коснулось моего локтя. На фоне света я увидел силуэт руки Фьюлла, в которой была зажата бутылка. Шампанское.

Еще десять минут назад я мыл посуду. Смех разбирал меня. Но Фьюлла, похоже, не относился к людям, которым нравится, когда над ними смеются. А потому я кивнул, освежил рот маленькими холодными иголочками напитка и решил соблюдать спокойствие, пока не станет достаточно тихо для того, чтобы задавать вопросы.

Огни внизу поредели, если не считать пучок света посреди широкой черной подушки тьмы. «Стрекоза» завалилась на борт, пошла на снижение и наконец приземлилась, легкая как мотылек. За иллюминаторами, на расчищенном участке соснового бора, стояли серые прожектора, большие бетономешалки и бульдозеры. За ними виднелись бетонные плиты, из которых, словно зубная паста, выдавленная из тюбика, торчали ржавые пруты арматуры. Винт вертолета сбавил обороты и затих.

— Добро пожаловать в «Руаём де фар».

«Царство маяков». Джордж говорил о нем как об объекте шуток. Но предстало оно как тьма денег, гниющих в лесу. Как законсервированный строительный объект. Как бедствие.

— Идемте, — сказал Фьюлла.

Он повел меня к единственной завершенной постройке на этой прогалине: бетонной коробке высотой в тридцать футов. Мы поднимались по лестничным пролетам, пока не оказались на самом верху.

— Кафе «Маяки», — сказал Фьюлла. — Они вон там.

Фьюлла махнул рукой: прожектора погасли. Мы находились в центре острова Олерон, на поросшей лесом возвышенности, судя по всему, представляющей собой большую дюну. Мои глаза начали приноравливаться к темноте. Поверх верхушек сосен виднелась луна, освещавшая море вдалеке. А на нем в трех четвертях пути до горизонта, словно жучки-светлячки, таинственно перемигивались друг с другом маяки.

— Ну как, хорошо? — спросил Фьюлла. — Вы сейчас выпьете здесь аперитив.

— Прекрасно, — согласился я.

Это было бы прекрасно для любого, кто любит пить аперитив и смотреть на маяки.

— Да, — сказал Фьюлла. — Но они не позволяют мне начать строительство.

— Кто «они»?

— Власти. У этой публики в жилах не кровь течет, а водица. Я приобрел участок земли, а власти теперь утверждают, будто он предназначен исключительно для произрастания деревьев и пения птичек. Я добр к этим бюрократам, что предоставляют разрешения. Я хочу заботиться о них так же, как дома забочусь о тех, кто работает на меня. Но они и слушать не хотят, запрещают строительство, и все. Потому что относятся ко мне с недоверием: ведь я — иноземец.

— Прискорбно слышать подобное.

— Да, — сказал Фьюлла. Очевидно, он считал это само собой разумеющимся.

Фьюлла поднял руку — вновь зажглись прожектора. Он стал осторожно спускаться по ступенькам. И я понял, что Фьюлла — старый человек, который лишь благодаря энергии ума кажется моложе своих лет.

— И потому я должен поднять свой авторитет. Для этого мне и понадобился Тибо. Но он исчез. И я хочу, чтобы вы совершили для меня плавание на «Плаж де Ор».

— На «Плаж де Ор»?

— Так называется яхта. Хорошая лодка, которую я приобрел для Тибо.

Вероятно, Фьюлла имел в виду яхту, которую был призван заменить шестидесятифутовый «Аркансьель». Тибо купил ее сам; но некоторые спонсоры склонны преувеличивать роль, которую они играют в жизни капитанов. Лодка эта была довольно быстра, хотя, по стандартам верфи «Яхты Сэвиджа», не вполне продумана.

— Она сейчас в Ле-Сабль-де-Олонн, но нет Тибо, чтобы управлять ею. И потому я хочу, чтобы вы приняли участие в «Тур де Бель-Иль» вместо него.

В гонке «Тур де Бель-Иль» обычно принимало участие весьма пестрое общество. Там наверняка будет большинство самых великолепных яхт года, каждая из которых — реклама своего спонсора. Французское телевидение будет давать передачи о гонке в самое лучшее время.

— Я хочу, чтобы пресса узнала об этом, — сказал Фьюлла, обводя лесную прогалину наполеоновским жестом своей маленькой руки. — И подняла шум. Они возжаждут этого, стоит им только узнать о проекте побольше. Ваша задача — заработать для меня несколько дюймов в газетной колонке.

— Ясно, — сказал я.

— Как идут ваши дела?

— Так себе.

Сквозь лучи прожекторов мы возвращались на борт «стрекозы» Фьюлла посмотрел на меня чересчур долгим взглядом. Он выполнил свое домашнее задание. Он знал, как идут дела.

— Я слышал: вы рассматриваете предложение Арта Шеккера?

— У вас неплохо поставлена разведка.

Фьюлла усмехнулся.

— Мы сами строим на юге яхту для Кубка Америки.

Глаза его смотрели жестко и проницательно.

— Возможно, мы когда-нибудь встретимся на разных бортах, но сейчас, пожалуйста, поддержите меня. С вами поплывет Ян. Он знает дистанцию. Можете захватить с собой кого пожелаете: прокатиться. Я слышал, Бьянка Дафи сейчас в Ла-Рошели.

Он улыбнулся, по-стариковски обаятельно, словно вспыхнул шар указателя перехода размером с пинту.

— Благодарю за честь.

— Нет, это я вас благодарю, — возразил Фьюлла. — И чтобы доказать свою признательность, я выплачу вам гонорар независимо от того, выиграете вы или проиграете, а в случае победы — еще и премию.

Он рассмеялся, потому что мы оба понимали, что делаем, и честь не имела к этому никакого отношения. Фьюлла назвал такую сумму гонорара, которая позволила бы мне оплатить не только счет ремонта «Аркансьеля», но и паром для возвращения домой. Он посерьезнел.

— Отправляйтесь в Ле-Сабль-де-Олонн, как только сможете. Или пошлите Бьянку пригнать яхту. Там будет экипаж. А если увидитесь с Тибо, передайте ему, что я рассержен.

— Так вы не знаете, где Тибо?

— Нет, — сказал он. И снова глаза его задержались на мне. — Думаю, он валяет дурака. На самом деле...

Фьюлла посмотрел на свои руки, широкие, короткие, умелые.

— Если Тибо вдруг объявится, вы оба сможете принять участие в гонке. А если не объявится... вам, не исключено, придется притвориться, будто он на борту. Сможете устроить это?

— Вероятно, — согласился я, — Почему нет?

— Тибо — местный парень, — объяснил Фьюлла. — Он здесь авторитет. Буду вам признателен.

Если мы победим, это будет поставлено в заслугу Тибо, а не мне. Но Фьюлла — человек влиятельный, а одна добрая услуга влечет за собой другую. К тому же сейчас я страдал именно из-за отсутствия влиятельных друзей.

Мы поднялись на борт «стрекозы».

— Так тому и быть! — сказал Фьюлла.

Вертолет доставил нас обратно в Ла-Рошель. Как только мы вышли из «стрекозы», Фьюлла пожал мне руку. Ладонь его была холодной и влажной на ощупь. Лицо в свете фонарей казалось серым, губы — синими.

Я вернулся на кухню, к раковине для мытья посуды.

Ресторан опустел лишь к часу ночи. Я запил шампанское Фьюлла стаканчиком столового бургундского и отправился наверх.

На второй день после долгого путешествия всегда наступает изнеможение. Одолевая последний пролет лестничного марша, я почувствовал такую слабость в коленках, что засомневался: дойду ли до двери.

В апартаментах витал дивный женский дух. Лампы были погашены. Я сел на кровать и прошелся по своим карманам. «Никогда не оставляй ничего в карманах, — говаривала мать. — Если там деньги, они могут ввести в искушение служанок, а если что-либо иное, то эти ленивые, ни на что не годные неряхи (каждая последняя из них) выбросят все вон». И это при том, что у нас никогда не было никаких служанок.

Я аккуратно сложил стопкой монеты и бумаги, оставив сверху листочек с названием страховой брокерской конторы, нацарапанный в баре Бьянкой: "Агентство «Джотто». Не успел я положить голову на подушку, как настало утро.