Интрузия

   Наконец, всё вроде бы собрано, уложено в рюкзак, одежда подготовлена, сапоги смазаны. Надо было бы ещё купить бутылку хайбарды, но это позже. По дороге, у фермеров. В сельской местности, она дешевле процентов на тридцать, чем в городе. А может, просто местные гонят, да этикетки лепят - кто их в этакой глуши проверять будет. Так что всё готово.

   С утра Барго отправился на станцию рельсы. Одет он был, как и все - в некоторых местах рваная, местами засаленная телогрейка, пыльные сапоги, свободные брюки в мелкую серую полоску. На голове - приплюснутая бесформенная кепка, немного сползающая на левую бровь. В правой руке - лопата, в левой - оцинкованное ведро с рассадой. Единственное, что выделяло его из толпы дачников, - слишком большой рюкзак. Но что поделать - человек на дачу едет, может быть надолго. Горожане, особенно из тех, кто победнее, в своё время нахапали участков за городом, а теперь штурмовали вагоны, чтобы начать посевную вовремя. Барго взял билет до сто тридцатой версты, дальше придётся пешком.

   До фермы Крекиса Барго добрался лишь к позднему вечеру. От станции надо было ещё двадцать вёрст топать пешком, немного по старой дороге, а потом - просёлком. Раздолбанная ещё с осени трактором колея местами блестела лужами, хотя обочины уже подсохли. Пришлось прыгать по кочкам, и пока дотопал до фермы, Барго очень устал. Зима сказывается, ноги ослабли. Зато как приятно прибыть к старому знакомцу, к вечернему, щедро накрытому фермерскому столу. Здесь останавливался отец Барго, дед его в своё время помогал отцу Крекиса отбиваться от залётных анархистов, потом они вместе обустраивали ферму. Сам Барго часто помогал фермеру с ремонтом его техники, да и по мелочи приносил, то накопители, то картриджи. По крайней мере, энергоблок фермеру смонтировал дед Барго. Сейчас Крекис крепко стоял на ногах, шесть его вооруженных до зубов сыновей сидели по хуторам, охраняли периметр немалых фермерских пажитей. Прямо организованная группировка, впрочем, иначе здесь нельзя.

   - Я тут тебе рассады привёз, - сказал Барго, - по случаю прихватил. Какой-то лох посреди станции оставил.

   - Грешно брать чужое, Всевышний накажет! - сурово объявил старый чёрт, но ведро унёс в сарай.

   Своей показной набожностью фермер часто раздражал Барго, но никогда никаких заповедей не соблюдал. Если плохо лежит - прихватит, фермеры, они все такие. Зато в доме на полстены икон, и в церковь иногда ходит. Не лень же за семь вёрст киселя хлебать. Впрочем, все фермеры - пособники святош, это всем известно. Но это не мешало Барго дружить с Крекисом и его сыновьями. Слишком многое их связывало.

   На сегодня он по какому-то божьему попущению был избавлен от попыток хозяина сосватать ему свою дочку. Крекис только спросил:

   - Ты куда на этот раз?

   - Проеду за Пустошь, гляну что там, - зевая, ответил Барго, - тебе надо что-нибудь?

   - Да нет, - ответил Крекис, - у нас, слава Всевышнему, пока всё есть. Ты на Пустоши осторожней. Недоброе про неё говорят. А дальше наши не ездили, тоже там не всё гладко. Вроде ничего особенного, но в лесу, за Пустошью, стая собак живёт. Или две, кто их там считает. Картечь возьми.

   - Не учи учёного, - ответил Барго, засыпая, - сам с усам.

   Глава 2

   Магеллан Атын, в миру Вольдемар Абызович. Думает. Решает вопросики.

   Смеркалось. Взгрустнулось. Вспоминались все мои жёны, с первой по последнюю. На сей момент я вспоминал о той, которая унесла мой любимый немецкий помазок. Сейчас таких не делают. И ещё опасную бритву утащила. Золинген, с фашистской свастикой на рукоятке. Во времена моего детства такого барахла в кое-каких местах было завались. Никелированный, такой блестящий браунинг, вместе с оставшимися двумя патронами, у меня отобрали злые дяди, а папу вызывали в милицию. Папа мне делал больно по попе, хорошим, качественным ремнём с латунной пряжкой, ну ещё на ней звезда изображена, некоторые должны помнить, те, у кого были нормальные папы. Да, и тем самым сделал целых два добрых дела - отвратил ребёнка от кривой дорожки, и, во-вторых, наставил меня на путь истинный, после чего мир приобрёл гениального учёного. Зато бритва сохранилась, хоть это оружие и поопаснее браунинга, специалисты вам скажут. А эта баба, не побоюсь этого слова, хабалка, с замашками побирушки с Ярославского вокзала, раритет утащила. И ещё она вечно претендовала на место Центра Мироздания, мотивируя это тем, что женившись на ней, такой великолепной, я приобрёл право на московскую прописку. Нам же, горячим евразийским парням, в те далёкие времена были милее лодка*, водка*, сетки*, и перемёты*, нежели всякие непонятные московские прописки, и поэтому ценность притязаний моей жены на пуп земли никак не коррелировалась с реальностью. И ушла, скотина, не попрощавшись. Типа англичанка. Пусть теперь завидует мне, Гению всех времён и народов.

   _______________ _ _______

   * - орудия рыбной ловли и сопутствующие товары.

   В честь завершения очередного этапа ностальжи и воспоминаний о провальных эпизодах моей прошлой жизни, я грохнул, не вставая с кресла, разумеется, ещё одну муху. Закурил. Ах, дым отечества, он сладок и приятен.

   Накануне, как раз почти одновременно с завершением партии в "Минёра", в который я играл на своём виртуальном терминале вместе с Мбонго, я сделал эпохальное открытие в диптерологии. Вы же знаете, что я гений? Нет? Так оповещаю вас об этом! И не надо хрюкать и делать вид! Так вот.

   Мухи являются телепатами и чувствуют направленный на них взгляд! Эта теоретическая предпосылка подтвердилась серией регулярных практических опытов. После уничтожения наиболее беспечной части тупых и недостаточно поворотливых насекомых, в живых остались несколько особо ловких экземпляров, которые сумели увернуться от моих ударов и продолжали уворачиваться! Стоило только на неё посмотреть, как муха начинала беспокоиться, стоило только прицелиться, как она улетала. При этом я не вставал с места, не суетился с мухобойкой, а применял свой благоприобретённый инструмент - дистанционный гравиудар.

   Так я, наверное, из них выведу методом естественного отбора особый сорт. Назову его "Синяя восьмигранная" и буду продавать коллекционерам за бешеные деньги. А сам стану Повелителем Мух. Осталось мелочь - приручить этих ловкачей. С этим делом было сложнее, но терпение и труд - всё перетрут. Потом ещё раз покрутил в голове эту мысль и признался самому себе, что муха - на редкость бесполезная тварь*, с любой точки зрения. Разве что доставить бациллу коклюша на предприятие общественного питания. Поэтому я с чистой совестью добил последнюю муху и продолжил размышления из ряда "как бы нам что-нибудь обустроить". То есть, из пустого перелить в порожнее, но при этом не расплескать. Тоннель, что ли, под Ла-Маншем подорвать?

   __________ __________ _________

   * - Муха решительно настолько же сама по себе - насколько вы сами по себе. (Тургенев И.С.)

   Летний вечер в деревне, после вечерней дойки - это нечто большее, чем просто вечер. Тишину уже не разрывают утробные вопли коров, угомонились на своих насестах куры, даже неутомимые кабыздохи перестали попусту облаивать редких прохожих. Чистоту синего воздуха затягивает бледная пелена тумана с реки, и единственный Глаз Циклопа, - фонарь напротив марьиванниного подворья, - начинает расплываться акварельным лимонным пятном на фоне только что проявившихся звёзд. Из палисадника волнами наплывает тягучий волнующий запах ночной фиалки. Моё меланхолическое настроение укрепляется ещё и тем, что после утомительного похода за черникой, - соседи считали по-прежнему своим долгом непременно зазвать меня в лес, - я плотно поужинал и принял внутрь рюмку "Порфироносной Вдовы". Хотелось любить весь этот мир, обнять его, прижать к сердцу. Что не мешает мне в частном порядке ненавидеть мух как таковых, так и эту кухонную разновидность в особенности. Стоит только задремать, как одна из этих нахалок непременно посчитает необходимым сесть тебе на лицо и начинать топтаться, как у себя дома.