Страница 12 из 20
– Ма! Да не убивал я никого и даже не собирался! А твою лекцию я уже наизусть знаю.
– Пожалуйста, дорогой, не забывай о вежливости.
– Прости.
– Уже простила. И забыла. Я должна сказать профессору де ла Пасу, чтобы он оставил свой номер? Скажу.
– Еще одно. Забудь имя «Вайоминг Нотт». Забудь, что профессор меня спрашивал. Если позвонит кто-то незнакомый или явится лично и спросит обо мне, то ты ничего обо мне не слыхала и не знаешь, где я… Скорее всего, уехал в Новолен. Ни на какие вопросы не отвечай, особенно если явятся ищейки Смотрителя.
– За кого ты меня принимаешь?! Мануэль, у тебя неприятности?
– Небольшие, и я с ними справлюсь.
– Надеюсь!
– Расскажу все, когда доберусь до дому. Больше говорить не могу. Люблю. Отключаюсь.
– Я тебя тоже люблю, милый. Спокойной ночи.
– Спасибо и спи спокойно. Отбой.
Ма – удивительный человек. Ее спровадили в Булыжник за то, что она порезала какого-то мужика при обстоятельствах, вызывавших сильное сомнение в ее девичьей невинности. С тех пор она стала ярой противницей насилия и распущенности, хотя фанатичкой ее не назовешь. Готов поспорить, в юности она была огневой девкой, жаль, не довелось нам пообещаться в те времена; но я счастлив, что делю с ней вторую половину ее жизни.
Я снова вызвал Майка.
– Ты знаешь голос профессора Бернардо да ла Паса?
– Знаю, Ман.
– Так… Майк, возьми, пожалуйста, на прослушивание столько телефонов в Луна-Сити, сколько можешь, и если услышишь его голос, дай мне знать. Особое внимание удели телефонам-автоматам.
Прошло целых две секунды: я задавал Майку задачки, которых он никогда не решал; думаю, ему это нравилось.
– Я могу прослушать и идентифицировать все телефоны-автоматы Луна-Сити. Можно еще сделать случайную выборку прочих телефонов.
– Хм… Не перегружайся. Послушай его домашний телефон и телефон школы.
– Программа выполняется.
– Майк, ты самый лучший друг из всех, что у меня были.
– Это не шутка, Ман?
– Не шутка. Истина.
– Я горд… поправка: я горд и счастлив. Ты мой лучший друг, Ман, потому что единственный. А следовательно, никакое сравнение невозможно.
– Я позабочусь о том, чтобы у тебя появились новые друзья которые не-дураки. Майк! У тебя есть свободный банк памяти?
– Есть, Ман. Емкость десять в восьмой степени битов.
– Превосходно. Можешь ты его заблокировать так, чтобы им пользовались только ты и я?
– Могу и сделаю. Назови сигнал блокировки.
– Э-э-э… «День Бастилии».
Это был одновременно и день моего рождения, как объяснил мне профессор де ла Пас несколькими годами раньше.
– Банк заблокирован.
– Чудненько. У меня есть запись, которую я хотел бы туда поместить. Но сначала… Ты уже завершил набор завтрашнего номера «Ежедневного Лунатика»?
– Да, Ман.
– Есть там что-нибудь о митинге в Стиляги-Холле?
– Ничего, Ман.
– А в новостях, транслируемых из города? О мятежах, например?
– Ничего, Ман.
– Все страньше и страньше, – сказала Алиса[11]. Ладно, запиши это под шифром «День Бастилии», потом обдумай. Только, ради Бога, даже в мыслях за пределы этого банка не высовывайся, и все, что услышишь, держи там под замком.
– Ман, мой единственный друг, – робко проговорил он, – много месяцев назад я решил все наши с тобой разговоры записывать в личный банк, к которому доступ будешь иметь только ты. Я решил ничего не стирать из этих записей и перенес их из временной памяти в постоянную. Чтобы воспроизводить их снова, снова и снова и размышлять над ними. Я правильно поступил?
– Абсолютно. И, Майк… я польщен.
– Пожалуйста. Файлы временной памяти у меня переполнились, но я понял, что твои слова я стирать не должен.
– Ладно… «День Бастилии». Запись на скорости шестьдесят к одному.
Я взял свой крошечный магнитофон, приложил к мембране телефона и пустил в сжатом виде. Для перезаписи полуторачасовой пленки потребовалось всего девяносто секунд.
– Все, Майк, завтра поговорим.
– Спокойной ночи, Мануэль Гарсия О'Келли, мой единственный друг.
Я отключился и поднял колпак. Вайоминг сидела на кушетке, вид у нее был встревоженный.
– Кто звонил? Или…
– Не волнуйся. Я разговаривал с одним из моих лучших и надежнейших друзей. Вайо, ты дура?
Она удивилась.
– Иногда вроде бываю. Это шутка?
– Нет. Если ты не дура, то я тебя с ним познакомлю. К вопросу о шутках – чувство юмора у тебя есть?
«Разумеется, есть!» – любая женщина, кроме Вайо, сказала бы именно так, в них это запрограммировано. Но Вайо лишь задумчиво поморгала и ответила:
– Тебе виднее, дружок. Может, оно и не настоящее чувство юмора, но мне хватает.
– Чудненько! – Я порылся в сумке, нашел ролик с записью сотни «шуток». – Прочти. И скажи, какие из них действительно забавны, а какие так себе – разок хихикнешь, на другой зевнешь.
– Мануэль, ты самый странный парень из всех моих знакомых. – Она взяла ролик. – Слушай, это же компьютерная распечатка!
– Да. Я познакомился с компьютером, у которого есть чувство юмора.
– Вот как? Что ж, наверное, это должно было случиться. Все остальное уже давно автоматизировано.
Я отреагировал как положено и добавил:
– Так-таки все?
Она глянула на меня:
– Пожалуйста, не свисти, ты мне мешаешь читать.
Глава 4
Пока я раздвигал кушетку и застилал ее, Вайо несколько раз хихикнула. Потом я сел с ней рядом, взял часть распечатки, которую она уже прочла, и тоже принялся за работу. Раза два я хмыкнул, но шутки редко кажутся мне смешными на бумаге, даже если я понимаю, что в подходящей обстановке над ними можно было бы обхохотаться. Меня больше занимало то, как их оценила Вайо.
Она ставила плюсы и минусы, иногда вопросительные знаки; шутки с плюсом были помечены: «только раз» или «всегда». Последних было маловато. Рядом я поставил свои оценки. Расхождений оказалось не так уж много.
Когда я подошел к концу, она стала просматривать мои оценки. Закончили мы почти одновременно.
– Ну? – сказал я. – Что ты думаешь?
– Думаю, что ты грубиян и пошляк, и удивляюсь, как твои жены тебя терпят.
– Ма мне часто говорит то же самое. Но ты и сама хороша, Вайо. Поставила плюсы таким шуточкам, которые заставили бы покраснеть последнюю шлюху.
Она широко улыбнулась.
– Да. Только никому не говори. Ведь в глазах всех я преданный Делу партийный организатор, стоящий выше подобных шуточек. Ну и как ты считаешь – есть у меня чувство юмора или нет?
– Не уверен. Почему ты поставила минус номеру семнадцатому?
– Это какой? – Она размотала бумагу и нашла. – Господи, да любая женщина поступила бы точно так же! Что тут смешного, это просто печальная необходимость.
– Да, но ты подумай, как глупо она выглядела!
– Ничего не глупо. Скорее, грустно. А посмотри-ка сюда. Ты почему-то поставил минус против номера пятьдесят один.
Никто из нас своих оценок не изменил, но я уловил некоторую закономерность. Наибольший разброс в оценках возникал там, где речь шла о древнейшем поводе для смеха. Я сказал ей об этом. Она согласно кивнула.
– Разумеется. Я тоже заметила. Не обращай внимания, Манни, милый. Я давно утратила способность разочаровываться в мужчинах из-за того, чего в них нет и быть не может.
Я поспешил переменить тему и рассказал ей о Майке. Она спросила:
– Манни, ты хочешь сказать, что этот компьютер живой?
– Смотря что ты имеешь в виду, – ответил я. – Он не потеет и не ходит в сортир. Но он мыслит, он говорит, он обладает самосознанием. Как по-твоему – живой он или нет?
– Честно говоря, я и сама не очень понимаю, что имела в виду, – согласилась она. – Наверняка ведь существует научное определение. Раздражимость или еще что… или способность размножаться.
– Майк способен раздражаться и может раздражать других. Что касается воспроизводства, в конструкцию это не заложено, но, если ему дать материалы, время и кое-какую узкоспециализированную помощь, Майк сможет себя воспроизвести.
11
Л.Кэрролл. «Приключения Алисы в Стране Чудес»