Век

— О, я аккуратная, бабушка. Монахини следили за этим.

— Хорошо. А вот и наша Bien-Aimee! Подойди познакомься с моей внучкой, дорогая.

Смешная черная кошка с оранжевыми и белыми пятнами и большим оранжевым пятном во всю левую щеку, что делало ее особенно заметной, вошла в комнату. Люсиль схватила ее обеими руками, прижала к себе и погладила шерстку.

— Когда познакомишься с ней поближе, — сказала она, — ты увидишь, что Bien-Aimee — душка. Но сначала она бывает вредной. Правда, она красавица? Пестренькая. Поздоровайся с Габриэллой, Bien-Aimee.

Кошка смотрела на девушку с холодным презрением. Габриэлла протянула два пальца и попробовала погладить головку.

— Смотри-ка! Она тебя не оцарапала. Это хороший признак. Я думаю, мы отлично поладим. Распаковывай свои вещи, дорогая, а потом мы выпьем чаю. У нас ведь есть о чем поговорить.

* * *

— Почему дядя Дрю так плохо относился к моей маме? — спросила Габриэлла, когда бабушка полчаса спустя разливала чай из серебряного чайника благородной формы в стиле эпохи Регентства[75].

— Ах, конечно, но он ведь неблагородно поступал и по отношению ко мне, — ответила Люсиль печально. — Все это отчасти и по моей вине. Я надеюсь, ты не ешь сахар?

— Да, два кусочка, пожалуйста. И молоко.

Бабушка нахмурилась:

— Мы тебя быстренько вылечим от этого. Сахар тебе крайне вреден. Больше ты не получишь ни печенья, ни кексов, ибо я их не одобряю. Но два кусочка хлеба с маслом я могу предложить, если тебе захочется.

— Спасибо, бабушка, я очень проголодалась.

Люсиль воздержалась от комментариев по поводу ее аппетита и дала ей чаю и хлеба.

— Ты спрашивала насчет дяди Дрю. Боюсь, мой сын унаследовал худшие черты моего характера и ничего или очень мало из добродетелей своего отца. Видишь ли, дорогая моя, когда ты станешь такой же старой, как я, у тебя будет одно важное преимущество: ты сможешь оглянуться на свою жизнь и увидеть, где и почему ты ошибалась. Безусловно, не все пожилые люди способны на это, но некоторые так поступают, и я тоже пыталась. То, что ты мне сказала на похоронах своего дедушки глубоко тронуло меня и заставило почувствовать себя... виноватой.

— Виноватой? Почему, бабушка?

— Когда я была молодой, я была очень хорошенькой. Но при этом я была самодовольна и во многом весьма несносной. Твой дед Виктор безумно влюбился в меня, бедняга, и я, каюсь, пользовалась этим. Я тоже любила его, но меня больше всего интересовали высшее общество и деньги. Ты только не думай, что они не важны, но я придавала им слишком большое значение. Именно поэтому я и чувствую себя виноватой перед твоим дедушкой. Я пользовалась его любовью и совсем не ценила ее. — Она вздохнула и отпила глоток чая. — Но теперь все в прошлом. Нам нужно думать о будущем, о твоем будущем. Мы должны думать и о подходящей школе для тебя. И прости меня за эти слова, но нам придется подумать и о твоей фигуре.

Габриэлла вздрогнула:

— О чем тут думать, бабушка? Я толстая и совсем не привлекательная. Я все это знаю и свыклась с этим, поэтому мне вряд ли захочется об этом говорить.

— Чепуха! Мы должны думать об этом. Более того, мы должны что-то сделать с этим.

— Вам-то легко говорить так, потому что вы хорошенькая. Все-все в нашей семье хорошенькие, кроме меня.

Она отвернулась. Она была в замешательстве и сгорала от стыда. Люсиль потянулась через стол и положила ладонь на ее руку.

— Габриэлла, ты судишь обо всем неверно. Очень мало людей, которым так повезло, что они родились красивыми. Большинству же приходится делать себя самим. Если бы ты занялась собой, ты бы стала поразительной женщиной. У тебя от матери хорошая кожа, твои глаза — просто загляденье, волосы тоже могли бы быть очень красивыми, если бы ты за ними правильно ухаживала. И самое главное — ты должна стать стройной.

— Нет, я не могу, — пробормотала она.

— Что ж, моя дорогая, если ты будешь и дальше раскармливать себя, ты действительно не сможешь стать стройной. Тебе придется сесть на строгую диету. Мой последний муж научил меня единственной хорошей вещи: как есть и как не есть. Я могла бы сделать тебя тоненькой, Габриэлла, если бы ты следовала моим советам. Ты будешь слушаться меня?

Она взглянула на бабушку.

— Зачем вам это? — спросила она. — Вы ведь раньше никогда не обращали на меня особенного внимания.

Люсиль улыбнулась:

— Но теперь я забочусь о тебе.

Габриэлла вздохнула.

— Я буду слушаться, — сказала она. — Но ничего хорошего из этого не выйдет. Я от природы толстая. И очень люблю поесть. Иногда мне кажется, что самое лучшее, что есть в жизни, — это еда.

— Тогда нам придется поискать что-нибудь другое.

Уже на следующий день она села на диету, которая, мягко говоря, была спартанской:

Завтрак

1/2 грейпфрута и один банан

Ленч

60 граммов творога

Обед

1 кусочек цыпленка или рыбы

1 порция вареных овощей

Немного салата

Свежие фрукты

Габриэлла не только имела привычку трижды в день поглощать чудовищные по объему завтраки, ленчи и обеды, но и была заядлой любительницей перекусить: к одиннадцати часам она уже была голодна как волк. Поэтому ленч, состоявший из творога, не мог утолить голод и только вызывал тошноту. К трем часам пополудни первого дня она выскользнула из отеля, добежала до первой попавшейся палатки с гамбургерами и съела сразу три бургера, две порции французского жаркого и булочку с банановым вареньем. Завершив эту оргию, она расплакалась. Официантка поглядела на нее.

— Что-нибудь не так, милая? — спросила она.

— Я должна была соблюдать диету! — пожаловалась она.

— Кое-кто соблюдает.

Она вернулась в отель и заперлась в своей комнате, рассчитывая уклониться от разговоров с бабушкой. Люсиль была хитрой: она догадалась о том, что случилось, но до самого обеда ничего не сказала.

— Ну, дорогая, — проговорила она, когда Габриэлла с аппетитом принялась за куриную грудку, — как прошел первый день?

— Не так плохо, как я ожидала, бабушка.

— Хорошо. И тебе не было голодно?

— О, совсем немножко.

— Ну, а я заказала новые весы, их доставят утром. Мы тебя взвесим завтра и потом будем делать это каждый день. Очень важно взять себе за привычку взвешиваться каждый день. На пятницу я записалась на прием к своему доктору. Он осмотрит тебя и определит, каким должен быть твой нормальный вес. Таким образом у нас будет цель, что очень важно психологически. Ты любишь стручковую фасоль?

— Да, бабушка.

— Хорошо. Мы сделаем отличный салат, а потом я поведу тебя в кино. Твой дядя Моррис показывает новый фильм в мюзик-холле. Тебе не хотелось бы посмотреть его?

— О, конечно!

— Заканчивай с цыпленком.

Когда доставили новые весы, ее вес оказался сто тринадцать килограммов. Доктор сказал ей, что она должна весить не более шестидесяти одного, а бабушка снизила эту цифру до пятидесяти шести. Габриэлла весила почти вдвое больше, чем ей полагалось.

Она уныло плюхнулась на заднее сиденье такси, везущего их обратно в отель.

— Пятьдесят шесть! — простонала она. — Мне понадобятся месяцы, чтобы сбросить так много. А может быть, даже годы! О, бабушка, разве нельзя мне остаться толстой?

— Конечно, ты можешь. Можешь делать, что хочешь. Но неужели тебе самой не хочется стать стройной?

Она не ответила. Бабушка взяла ее за руку.

— Габриэлла, я знаю, это непросто, но мне хочется, чтобы ты попробовала. И кроме того, я хочу, чтобы ты была со мной также честной. Нет смысла притворяться передо мной, что ты держишь диету, потом ускользать из дома, чтобы набить рот гамбургерами.

Она съежилась от страха: