Век

Он был уже у двери, когда Виктор окликнул его:

— Подождите! Может, вы скажете мне...

— Это комедия в пяти частях! — воскликнул Моррис, повернув обратно. — Пять частей! Никто не снимал такой длинной комедии, и вы, конечно, скажете мне, что я месшуге! А мне это нужно?

— Что значит месшуге?

— Сумасшедший! А мне не нужно, чтобы вы меня так называли. Я совершенно в здравом уме! Я знаю, что этот фильм принесет миллионы, но вы не верите мне, я это вижу. Все банкиры одинаковы: нет воображения, нет чутцпах[49]. Единственное, что вы все умеете повторять, это — нет!

— Я не могу сказать ни нет, ни да, пока не узнаю хоть что-нибудь о вашем проекте. Если вы сможете убедить меня, что ваша картина принесет миллионный доход, я буду заинтересован. В конце концов, киноиндустрия — это пятая по размерам индустрия в Америке. Так почему бы мне не заинтересоваться? Может, вы присядете и мы побеседуем с вами?

Моррис пристально смотрел на него:

— Они сказали мне, что вы итальянец. Но вы разговариваете не как итальянец. И выглядите иначе.

— Тем не менее я итальянец.

— Ха! Хотел бы я говорить по-английски так, как вы! Ведь вы же не думаете, что мое настоящее имя Моррис Дэвид, так ведь? Вы думаете, что я еврей?

— Да, я не принял бы вас за ирландца, это точно.

Моррис засмеялся.

— Я изменил свое имя. — Он направился к креслу. — Мое настоящее имя — Мойше Давидофф, мои родители — выходцы из России. А вы сменили свое имя? Наверное, да. Декстер — не итальянское имя.

— Мое настоящее имя — Витторио Спада.

— Вот это звучит по-итальянски. Мы оба изменили свои имена, значит, у нас есть что-то общее, правда? Так, может быть, вы думаете, что я месшуге? Как по-итальянски будет «сумасшедший»?

— Паццо.

— Паццо? М-м-м, неплохо. Передает смысл так же, как месшуге. Ладно, вы не считайте меня паццо. — Он снова уселся в кресло. — Так что вы хотите узнать?

— Как называется эта комедия в пяти частях?

— «Нокаут». Я расскажу вам сюжет: вы будете смеяться до колик в животе. Так вот, героиня, Крошка Мэри, красивая шикса[50], вся в белокурых красивых локонах, работает на швейной фабрике, понимаете меня? И ее босс начинает приставать к ней, но она мейделе[51] и говорит ему: «Нет». Тогда ее босс — этот момзер, тейвель[52] и путц...

— Что-что? Что такое путц?

— Мужской орган.

— Ого!

— Одним словом, он обвиняет ее в том, что она обокрала компанию, что является гроссе лигент[53], и девица так боится попасть в тюрьму, что забирает все свои сбережения и покупает билет на поезд в Калифорнию. В поезде она встречает симпатичного парня, который говорит, что он боксер, но на самом деле он шмейклер...

— Переведите, пожалуйста.

— Это... — Моррис беспомощно замахал руками, — что-то вроде карточного шулера.

— Профессиональный жулик?

— Точно! Ну, как бы то ни было, он нравится Крошке Мэри, она доверяет ему, но он крадет у нее все оставшиеся деньги и слезает с поезда в Огайо. Ей тоже приходится сойти, потому что у нее ничего не осталось.

Он остановился, чтобы перевести дух, и снова принялся пересказывать сюжет, который был так напичкан недоразумениями, смешными падениями, жульническими трюками и вывертами, что Виктор оставил все попытки уловить хоть какой-нибудь смысл и просто слушал.

Наконец Моррис дошел до кульминационного пункта своего рассказа: Крошка Мэри вызывает этого жулика на поединок и делает тому нокаут!

— Вам не нравится? А потом оказывается, что они по-настоящему любят друг друга, и они женятся и живут долго и счастливо, экран гаснет, конец. Разве это не может принести деньги?

Виктор осторожно кашлянул:

— Что ж, в этом несомненно есть... размах...

— Вам не понравилось? Вы даже не смеялись.

— Мне трудно представить это на экране... Если я не ошибаюсь, вы — автор сценария?

— Я все — сценарист, режиссер, продюсер, торговец. Я никому не позволю испортить мою картину. Мои картины несут на себе отпечаток гения Морриса Дэвида!

— Гм-м-м.

— Если бы у меня была звезда на главную роль, я мог бы продать право на показ в одной только Новой Англии за двадцать тысяч долларов. А в Огайо, Пенсильвании, Индиане и Мичигане — за пять тысяч долларов в каждом из штатов. Я знаю тот район, я продавал там обувь.

— Фильмы — это не обувь.

— Это все одно и то же! Фильмы, обувь, корсеты... Нужно только знать, как продать, а я продавать умею. — Он помолчал. — Но вам я не смогу продать, так ведь?

— Мне бы хотелось иметь копию сметы, а также посмотреть один из ваших предыдущих фильмов...

— «Салат без приправы» идет сейчас в кинотеатре «Фэрфакс» на пересечении Пятой улицы и Третьей авеню.

Виктор сделал у себя пометку.

— Я бы хотел предложить изменить сюжет.

— Все всегда хотят изменить сюжет!

— Вместо того чтобы ссаживать Крошку Мэри и жулика с поезда в Огайо, отправьте их вместе в Калифорнию. Таким образом вы сможете снять свой фильм в Калифорнии. Я слышал, вся кинопромышленность переезжает туда, чтобы избежать фонда Эдисона.

Моррис застонал:

— Как будто я этого не хочу! Но для этого нужны большие деньги...

— Сколько?

— Не знаю, может, пять тысяч... Я хотел бы перевезти туда свою группу и все оборудование, там ведь все еще не налажено... Может быть, десять тысяч...

— Вы думаете, это стоит сделать?

— Конечно, если у меня будут деньги. К тому же климат там получше.

— Внесите эти расходы в смету и приходите ко мне завтра утром. А я пока посмотрю вашу картину.

— Она вам понравится! — воскликнул Моррис, вставая. — Вы будете так хохотать, что упадете со стула.

Во второй половине дня Виктор взял такси, чтобы поехать в «Фэрфакс», подозревая, что лимузин с шофером будет не самым разумным видом транспорта для поездки в Нижний Ист-энд.

Он надеялся, что фильм будет хорошим, потому что ему понравился Моррис Дэвид и заинтриговала идея приобщиться к киноиндустрии. Когда-то «Фэрфакс» был дешевым концертным залом, но в прошлом году владелец поднял его статус до кинотеатра, правда, цена билета оставалась прежней — пять центов.

«Салат без приправы» шел в паре с вестерном «Алая маска».

Трое ребят в грязных кепках разглядывали кадры из фильмов на афише, решая, стоит ли покупать билеты. Виктор подошел к ним.

— Хотите посмотреть фильм? — спросил он.

— Мы хотим пойти на вестерн, — ответил один из парней.

— Давайте договоримся. Я куплю для вас билеты, если вы посмотрите оба фильма, а потом скажете, что думаете о них.

Мальчишки просияли:

— Вот это да! Мы согласны!

Виктор купил им билеты, но он уже не нуждался в их мнении. Через десять минут после того как он начал смотреть «Салат без приправы», он уже хохотал.

Моррис Дэвид, может, и был сумасшедшим, но картины у него были забавные.

ГЛАВА 23

Большой белый дом, стоявший на скалах пролива Лонгайленд, был результатом попытки Виктора заполнить пустоту, образовавшуюся в его жизни после того, как он потерял Джулию Ломбардини. Ему нужно было что-то, что могло бы отвлечь от мыслей о своем горе, и этот дом с колоннами, с его восемнадцатью просторными, наполненными светом комнатами, с теннисным кортом и бассейном, с садом площадью в двенадцать акров и великолепным видом на скалы пролива в немалой степени помог ему в этом. Дом был также чем-то вроде взятки Люсиль. Многолетняя любовная связь заставляла Виктора чувствовать себя виноватым, и он понимал, что, каковы бы ни были его доводы, Люсиль оставалась права: в глазах общественности он был виноват. Он также остро осознавал, что это отразилось на детях, которым приходилось не только терпеть трения между родителями, но и переживать по поводу таинственной «другой женщины» в жизни отца, о которой они, безусловно, слышали. Виктор рассчитывал, что, купив загородный дом, он сможет восстановить мир в семье, и был прав. Дети были в восторге от этого дома, так же как и Люсиль. Дом был гораздо удобнее их коттеджа в округе Датчесс, к тому же пролив увеличивал его привлекательность. Более того, нью-йоркцы из светского общества открывали для себя Северное побережье, что было по душе Люсиль, которой всегда нравилось быть там, где кипит светская жизнь.