Проданный ветер

– А Сулима, получается у вас на побегушках был?

– Сулима наш союзник, – кивнул, подтвердил Артур, морщась от боли, – против вас мы готовы объединиться хоть с самим сатаной.

– Хотите обратить дикарей в католическую веру, а потом, прячась за кресты и речи церковные, попытаться завладеть уж ежели не всей Аляской, так какой-то частью?

– За Сулимой стоят серьезные силы, которые так же ненавидят вас русских.

– Я сочувствую вам обоим, ибо конец этой затеи очевиден.

– Вы делаете ошибку, когда пытаетесь рассмотреть в вере лишь тайну воплощения, поэтому и трактуете неверно все происходящее, – отозвался тихо англичанин, с грустью наблюдая, как защитники форта собирают оружие.

– И, что же я должен рассмотреть в первую очередь в вашей религии? – спросил Орлов закуривая.

– Не только в нашей, но и в своей православной, старайтесь видеть тайну социального порядка.

– Вот оно, что?

– Да, именно так! Религия связывает идею равенства с небом, как у христиан по всему миру, так и туземцев. Такие, как Сулима, внушают мысль о небесном равенстве, которое доставляет вечное блаженство для человека не только в Европе, но и среди туземцев, которые через это готовы совершать поступки. А это главное! Главное, что бы был результат.

– Значит такие как Сулима, нужны вам для достижения своих целей? С ними проще совладать с племенами дикарей!

Артур, смахнув с лица крупные капли пота произнес:

– Это так и есть. – Туземцы или крестьяне с бурбонами, должны всегда помнить, что трон всегда крепок пока крепка церковь. Вы господин, Орлов, дали мне револьвер, а в нем все патроны стреляны.

– Да, это я израсходовал их, добивая ваших туземцев. Вот держите свой морфин.

С этими словами он достал из кармана патрон и небрежно бросил его Артуру.

– Что вы собираетесь делать с трупами аборигенов? Вы их будите хоронить в братской могиле?

– Много чести! – выпалил со злостью Орлов. – Мы их сбросим с утеса за не надобностью, на потеху койотам, пусть все проходящие мимо иноземные корабли видят, что с нами лучше торговать, а не воевать!

– Могу ли я попросить вас об еще одной любезности?

– Какой?

– Могли бы вы меня похоронить по христиански? Уж больно не хочется кормить койотов с чайками, да еще в таком соседстве.

– Ну, что ж, можно и по христиански, – кивнув, проговорил офицер, поправляя фуражку. Только тогда ответе искренне на мой вопрос.

– Какой?

– Вы, что-то говорили о продаже Аляски, что вам жаль всех наших усилий, которые мы прилагаем по ее защите.

– Мне действительно жаль, что вы, рискуя своими жизнями, радеете за интересы империи на ее кромке, в то время как на берегах Невы, уже принято решение о продаже этих земель…

– Все это вздор! – оборвал его Орлов. – Вы хоть сами-то верите в, то о чем говорите? Больше ста лет мы осваиваем эту землю, которая считается «царевой гордостью», а вы говорите о какой-то продаже.

– К сожалению это так господин, Орлов! Секретные переговоры на сей счет уже идут и вполне возможно, что идут в этот самый момент!

– Я не верю вам, Конели! Этого просто не может быть!

– Вы задали вопрос, а я вам на него ответил! Именно поэтому нас и отправили под видом миссионеров к вам в форт Росс, с тем, что бы озадачиться вашими изысканиями, понять истинные координаты залегания золота, а так же каковы их запасы. История с продажей уже не является секретом даже для газетчиков! Поверти, я говорю правду.

– Я все равно не верю вам, Артур, – процедил поручик, покачав головой. – Эта чудовищная ложь! Не для того мы здесь, принимали многотрудные испытания и лишения, что бы эту землицу продали за ненадобностью, как в лавке старьевщика поношенный сюртук.

– Это ваше дело, верить мне или нет, – пожал плечами англичанин, – добавлю только, что главным переговорщиком от вашей империи, выступает чрезвычайный посланник в Вашингтоне.

– И кто же он?

– Не знаю, какой-то барон и эти сведения верны, потому что переданы нам из верных источников Петербурга, от людей знающих секреты вашей империи и нами давно прикормленных. Не спрашивайте меня, их фамилии, я их просто не знаю.

– Все это слишком, – покачав головой, буркнул Орлов, – что бы походить на правду. – Я вам не верю, Конели, честь имею!

С этими словами поручик, отдав честь, развернулся и быстро зашагал, прихрамывая к звоннице, где на земле лежал сбитый взрывом колокол.

– Горе, какое, ваше благородие, – прошептал Степанов, стоя с не покрытой головой, – от взрыва то аж колокол сорвало. Ох, и дурной это знак!

– Новый справим, – стиснув зубы, проговорил офицер, – думаю, правитель подсобит, в столь богоугодном деле.

– Константин Петрович, – проговорил инженер, проходя мимо с охапкой винтовок, – есть раненные обездвиженные, может, их не будем добивать? Сами преставятся!

– Ишь, как ты заговорил, – пробурчал Орлов. – Мы их как раз из чувства милосердия и добиваем! К тому же они сюда, по твою душу пришли в первую очередь. Так ведь, Иван Иванович, договориться можно и до отправки парламентера к их вигвамам! А, что? Так, мол, и так, мы все такие великодушные, заберите своих пораненных. Только смекаю я, что парламентера нашего они заставят смерть принять лютую. Как ты не поймешь, инженер, что идет супротив нас война коварная и подлая? Нету у нас силенок пока в благородство играть!

В этот момент к ним подбежал старшина и тяжело дыша, выпалил:

– Ваше благородие! Татарин, каких-то чужаков привел! Видать где-то у входа в форт хоронились!

Орлов глянул на вход во двор форта, где под сводами арки, на коне восседал всадник. В типичном американском полупальто с широкополой шляпой на голове. Рядом стояло трое иноземных матросов в бескозырках с бубонами, в грубой парусиновой робе, с ужасом глядевшие по сторонам. Чуть поодаль виднелась фигура Ахата, стоявшего с винтовкой на перевес.

– Это еще, что за явление? – буркнул Орлов, доставая из-за ремня револьвер. – Все за бревна к бойницам! Пушку заряжаем на старый манер!

Подождав пока люди, укроются за стенами барака, поручик достал из ножен шашку и, обходя все еще парившие останки нападавших, направился к арке.

– Я поручик Орлов, – проговорил он, остановившись на безопасном расстоянии.

Всаднику в темном полупальто в клетку, в дорогих сапогах красного цвета, было далеко за пятьдесят. Его уставшие глаза, внимательно с прищуром изучали все вокруг, словно оценивая масштаб всего произошедшего здесь. Наконец попыхивая окурком сигары, он неторопливо отдал честь, двумя пальцами проговорив при этом:

– А я Джон, американец. Хорошо воюешь поручик, как генерал настоящий! Если срубишь эти три сосенки, то получишь для своего артиллерийского гнезда дополнительный сектор обстрела, я так думаю градусов в тридцать.

– Мы учтем ваше предложение. Это тоже американские матросы?

– Нет, бог миловал, – отозвался Джон, спрыгивая с коня. – Это испанцы, с какого-то парусника! Зачем туземцы их сюда притащили, я не знаю, к дереву они были привязаны, недалеко отсюда. После бойни, которую вы тут устроили, я думаю, что они аборигенам за ненадобностью уже. Вот я их и отвязал, что бы ни померли от страха.

– Ну что же, благородно, – кивнув, выдавил Орлов. – Джон воевал бомбардиром?

– Да, пришлось участвовать за компанию, – пробормотал тот, подтягивая ремни притороченных к седлу пехотных ранцев. – Шестая артиллерийская рота.

– Дрались за Юг или за Север?

– За Капитолию, генерал, – со вздохом отозвался новый знакомый, доставая из ранца квадратную бутылку виски.

– Я пока поручик, а не генерал, – поправил Орлов. – А с матросами мне, что делать прикажите?

– Ничего раз так воюешь, то генералом станешь непременно! Ну, а матросов я думаю можно использовать как чернорабочих, у вас вон, сколько во дворе мяса нарублено. Ну, в самом-то деле, не твоим же солдатам в говнище ковыряться! А матросики в знак благодарности, да за миску супа, вам здесь такой порядок наведут! А там отправишь их с оказией, какой в их солнечную Испанию, или пристрелите. Для них поверь, лучше у вас быть в неволе, чем у аборигенов! Прикажи своим озадачить матросов, а у меня к тебе дело есть. Заодно и познакомимся под хорошие хлебные виски!