Страница 9 из 10
– Ни капли, – твердо ответила родительница. – У меня самая лучшая семья, какую только можно пожелать. Любимые муж и дочь, замечательная свекровь. Пусть мой отец и мать жалеют, ведь они потеряли свое право быть членами нашей семьи.
Впрочем, Рита понимала, что все-таки подробности жизни своей дочери ее бабушка знает. Со своей старшей сестрой мама общалась, та совершенно не собиралась обрывать с ней связь. Они постоянно перезванивались и пусть редко, но все же навещали друг друга.
Тетя Виола Рите нравилась, хотя и казалась какой-то аморфной, что ли. Была она тихой и безынициативной, разговаривала едва слышным голосом и выглядела лет на двадцать старше своей сестры, хотя разница в возрасте у них составляла всего пять лет.
Мужа Виолы Рита видела всего пару раз – он постоянно пропадал на работе, детей у них не было, так что Виола все время скучала дома в одиночестве. Она занималась садом, вязала бесконечные носки, шарфы и свитера и в общем и целом вела жизнь совсем не молодой женщины, а бабушки за семьдесят.
По-настоящему задуматься о глубине маминой обиды на своих родителей Рите пришлось, уже когда мама болела. И на мысль об этом ее натолкнула бабушка Нюра, вернее, случайно подслушанный девочкой их разговор с отцом. Тогда же она узнала и о том, что настоящим маминым именем было вовсе не Ирина, как называли ее муж и свекровь, да и вообще все друзья и знакомые, а Ирма.
Папа объяснил Рите, что от этого имени ее мама отказалась, выйдя за него замуж и разорвав отношения с родителями. Это был символический жест, как понимала теперь уже совсем взрослая Марго, таким образом мама попрощалась с прошлым. Так же в свое время поступила и сама Рита, начав называть себя Марго и представляться новым людям именно этим именем.
– Надо бы позвонить Иришиным родителям, – говорила бабушка. Рита проходила мимо гостиной, и до нее через приоткрытую дверь донеслись голоса родных. – Они должны знать. Может, хоть теперь простят ее и приедут.
– Это она должна их прощать, – возмутился отец. – Да и на нас она обидится, если мы за ее спиной попытаемся наладить контакт с ее родителями.
– Какая теперь разница, кто первый сделает шаг. Не время сводить счеты и быть гордыми. – Бабушка тяжело вздохнула. – Мой тебе совет: позвони!
– Нет, – отец твердо стоял на своем. – Пусть Ира сама решает, нужны они ей теперь или нет. И вообще, эти люди отказались от нее в то время, когда ей была необходима их поддержка, не приедут и сейчас.
– Ты хотя бы попробуй! – увещевала его баба Нюра.
– Нет. – В голосе Ритиного отца звучал металл.
Они поспорили еще немного, а затем бабушка махнула рукой и устало произнесла:
– Ладно, поступай как знаешь. Но я бы попыталась. Плохо, если Ириша уйдет, так и не помирившись с ними.
Первым порывом было ворваться к ним в гостиную, закричать: «Как это уйдет?», но вместо этого Рита тихонько вышла в сад и, стряхнув снег, уселась на качели.
Хотелось заплакать, но слез не было. В горле стоял огромный комок, и даже дышать было больно.
Тогда и поселилась прочно в голове бабушкина идея – поговорить с мамиными родителями, убедить их приехать к дочери, поддержать ее. Рита даже поверила, что, если они помирятся, мама выздоровеет.
В другой ситуации девочка ни за что бы не стала первой звонить. Да и не так просто это было. Сперва требовалось разыскать телефонный номер, затем дозвониться по межгороду в Вильнюс.
Для этого Рита отправилась на суздальский переговорный пункт, предварительно подсмотрев в мамином мобильнике номер ее сестры. Звонить из дома, пусть даже и со своего телефона, девочка не решилась – не хотелось, чтобы кто-то из домашних услышал ее разговор.
Долго дозванивалась тете Виоле, затем путано объясняла, зачем ей понадобился телефон ее родителей. Тетя на том конце провода отчетливо всхлипывала и не сдерживала слез. А Рита по-прежнему не проронила и слезинки.
Получив долгожданный номер, она не стала звонить сразу. Сперва стоило как следует продумать разговор. Надо было понять, как провести его так, чтобы мамин отец не бросил трубку сразу, чтобы хотя бы выслушал до конца.
Наконец, побродив часа полтора-два по заснеженным улицам, девочка решилась. Она вернулась на телефонную станцию и набрала номер.
Уже через пару гудков в трубке раздался твердый мужской голос, вот только говорил мужчина не на русском, а на литовском, которого Рита не знала. И хотя первой ее реакцией была паника, она подавила порыв бросить трубку и произнесла:
– Здравствуйте, могу я услышать Николаса Кайриса?
– А могу я узнать, кто его спрашивает? – тут же перешел на русский мужчина.
– У меня к нему важный разговор, пожалуйста, передайте ему трубку, – попросила девочка. Представляться его внучкой она сочла не самым умным ходом.
– Николас Кайрис – это я, – ответил ее собеседник.
И тут весь Ритин план ведения беседы, который она построила, бродя по родному городу, вылетел у нее из головы.
– Я звоню по поводу вашей младшей дочери Ирмы, – затараторила она. – Вы ей очень нужны. Дело в том, что она тяжело больна и может умереть. Не могли бы вы приехать? Пожалуйста!
Позже она ругала себя за то, что не смогла иначе выстроить диалог, но это было позже.
Тогда ее дед холодно проговорил:
– Девушка, никакой дочери по имени Ирма у меня нет, и не надо больше сюда никогда звонить. – И отсоединился. Рита не успела даже ничего сказать.
Сперва она подумала, что случайно ошиблась в цифрах и набрала не тот номер, поэтому еще трижды перезванивала. Но больше к телефону никто не подошел.
Она пыталась дозвониться до квартиры маминых родителей снова в этот же день поздно вечером, но опять безрезультатно. Тогда догадалась повторно набрать тетю Виолу. Та племяннице не сильно обрадовалась.
– Я же тебя предупреждала, что это плохая идея. – Виола говорила, как всегда, едва слышно, и девочке приходилось усиленно напрягать слух. – И мне от отца досталось. Устроил скандал по поводу того, что я дала неизвестно кому их номер.
– Я не неизвестно кто, я его внучка. – Теперь Рита более чем хорошо понимала маму. Дед оказался настоящим самодуром.
– Рит, – тон тети стал мягче, – не звони им больше, все равно ничего не добьешься. Они не приедут. А я вылечу к вам первым же рейсом.
Но девочка ее не послушалась. Она методично звонила весь следующий день, даже из школы ради этого сбежала пораньше, прогуляв два последних урока. И наконец ее настойчивость увенчалась успехом.
На этот раз к телефону подошла ее бабушка. Почему-то Рита сразу поняла, что деда дома нет, поэтому его жена и осмелилась взять телефон.
Говорила женщина на русском, словно прекрасно знала, кого сейчас услышит.
В отличие от деда она не была столь категорична и непреклонна. Подробно расспросила, что случилось, повздыхала, поахала, но приехать не обещала – слишком сложно ей было вырваться. И хотя она даже извинилась по этому поводу, Рите легче не стало.
– Как вы можете так?! – не выдержала она под конец разговора, когда ее бабушка уже собиралась класть трубку. – Вы же потом всю оставшуюся жизнь будете жалеть и винить себя за то, что не успели попрощаться с собственной дочерью! – В ее голос все-таки прорвались слезы, и последнюю фразу девочка буквально выкрикнула сквозь рыдания. А затем сама нажала отбой.
И двадцать минут сидела, сжавшись в тугой комок на полу переговорной кабинки, пытаясь успокоиться.
Каково же было ее удивление, когда через день тетя Виола приехала не одна, а со своей матерью – сухонькой, миниатюрной женщиной, чье лицо еще хранило следы былой красоты.
Они приехали без звонка, и их появление стало шоком для всех Ритиных домочадцев. Девочка едва сумела изловчиться и шепнуть гостьям, чтобы не выдавали ее никому, не сообщали, что приехали, потому что она попросила.
Бабушка Катрина почти сразу прошла в мамину комнату и находилась там долго, часа, наверно, три или даже четыре. Рита никогда не узнала, о чем они там с ее мамой разговаривали. Но родительнице после этого разговора и правда как будто стало лучше. Она даже к ужину спустилась, хотя до этого две недели лежала, не вставая с кровати.