Страница 8 из 10
Конечно, Марго пыталась донести до своего тренера причину ее отсутствия, объясняла, увещевала, но Федор твердо стоял на своем:
– У тебя не может быть никакой личной жизни, пока ты не станешь спортсменкой с мировым именем, – твердил он. – И даже тогда заводить отношения не стоит. Теннис – вот что главное в твоей жизни. Все остальное – ерунда.
А еще он добавлял:
– Мне казалось, ты взрослый ответственный человек, и решение, когда я предложил тебе сотрудничать и поставил свои условия, принимала с трезвой головой. Ты знала, что многим придется пожертвовать, и свиданиями с мальчиками в том числе. Так в чем же дело? Почему теперь ты представляешь все так, как будто я твой палач и лишаю тебя самого главного?
На это Марго отмалчивалась. У нее не получалось доказать свою правоту, и она просто тихо поступала по-своему – не являлась на тренировки.
Она не считала, что тренер прав. В жизни бывают разные ситуации, и иногда чем-то приходится жертвовать – это так. Но нужно уметь правильно расставлять приоритеты. Нельзя ставить собственную спортивную карьеру выше здоровья близкого человека.
Конечно, Саша не умер бы без нее, тут Федор прав. Но она как его девушка должна находиться рядом, когда ему плохо, заботиться о нем, помогать. Потому что родные люди именно так и поступают.
Впрочем, Саша тогда быстро восстановился, уже через неделю был на ногах и вернулся на поле. Был ли он благодарен своей девушке за ее самоотверженность – вот вопрос. Раньше Марго казалось: да, был. Теперь она пришла к выводу, что он попросту не понял ее поступка. Но ведь принял же ее жертву! Хотя и знал, чем для нее все это может закончиться.
И вдвойне, нет, даже втройне обидно, что в точно такой же ситуации сам Александр смог поступить совершенно иначе.
В день, когда Марго получила травму и оказалась в больнице, она отправила своему парню эсэмэску, в которой проинформировала его о случившемся. И даже адрес больницы написала – глупая! Ответ пришел лишь пару часов спустя и был он совсем не тем, который ожидала девушка.
«Мне очень жаль, что я не могу приехать, – гласило сообщение. – Послезавтра у меня важная игра. Выздоравливай».
Девушка перечитала эсэмэску раз пять, прежде чем до нее дошел смысл написанного: Саша не придет, у него нет на нее времени, и вообще он не считает ее проблемы хоть сколь-нибудь важными.
Это было больно. Гораздо больнее, чем ломота в запястье. Марго тогда сразу не нашлась что ответить – пережидала, когда схлынет обида и высохнут слезы, а затем набрала краткое сообщение: «Хорошо. Спасибо», посчитав, что демонстрировать свое недовольство и выяснять отношения посредством эсэмэсок – как-то смешно, да и вообще мелко, равно как и вообще, в принципе, устраивать какие-либо разборки. Ведь и так все уже понятно.
За те дни, что девушка провела в больнице, Александр так и не нашел времени проведать ее. Зато сообщения слал ежедневно, но все они были холодными, больше похожими на отписки, типа: «У меня все отлично. Как ты?» или «Продули итальянцам. Надеюсь, что тебе уже лучше».
Марго отвечала ему ровно в таком же приятельско-деловом тоне, а про себя ужасалась тому, как слепа была раньше. Ведь Саша всегда гораздо больше интересовался футболом и своими успехами, чем ею. Но почему-то прежде ее это устраивало, а теперь вдруг перестало.
К выписке из больницы девушка уже отчетливо осознавала: у нее больше нет парня. Да и не было никогда – одна сплошная иллюзия. Красивая картинка, не более.
У них не имелось возможности объясниться, да и Марго пока не представляла, как сможет это сделать спокойно, не сорвавшись на крик и обвинения, не расплакавшись. Все-таки стоило признаться себе в одном: как она ни старалась отодвигать отношения с Сашей на второй план, за год она сильно привязалась к парню, и его предательство, которое он к тому же не считал таковым, ударило по ней гораздо больнее, чем хотелось бы.
Поэтому сейчас Марго просто проигнорировала сообщение, полностью выключила телефон и запихнула его в самый глубокий карман стоящего рядом с ней чемодана.
«Вряд ли он понял, что что-то произошло, – с горечью подумала она. – Даже не почувствовал, что потерял меня».
За окном теперь проносились луга с сочной изумрудно-зеленой травой, леса и редкие проселочные дороги. До Владимира оставалось всего сорок минут езды.
Когда Марго вышла из здания вокзала, над городом плыл колокольный звон. Девушке казалось, что воздух буквально пропитан густым мелодичным голосом колокола, она даже привкус меди во рту почувствовала.
Захотелось хоть на час задержаться в городе, пройти по знакомой с детства центральной улице, полюбоваться на соборный комплекс, дойти до старой водонапорной башни, со смотровой площадки которой открывался вид на многие километры в стороны.
Еще в детстве мама и бабушка часто привозили Риту сюда на выходные. У бабушки где-то здесь – Марго сейчас уже не помнила названия той улочки – жила близкая подруга. Обычно они останавливались у нее, – если, конечно, задерживались на пару дней. Бродили по городу, смотрели достопримечательности, заходили в музей. Бабушка обязательно посещала службу в Княгининском монастыре и норовила затащить с собой маленькую Риту. С мамой же они по существующей между ними традиции забегали в кафе-мороженое и лакомились вкуснейшими вафельными рожками с цветными шариками пломбира с разными вкусами.
В одно из таких посещений кафе Рита и узнала – совершенно случайно – о главной маминой душевной боли, правда, поняла, насколько эта боль сильна, спустя только несколько лет.
Рите тогда было лет семь-восемь. И сейчас она даже вспомнить не могла, почему задала этот вопрос.
– Мам, а почему у меня есть только баба Нюра? Разве другие мои бабушка и дедушка умерли?
Родительница опустила глаза, по ее лицу пробежала тень.
– Нет, они живы. Живут в Вильнюсе. Но мы давно с ними не общаемся.
– Почему? – Девочка замерла в ожидании ответа, не донеся ложку с ванильным пломбиром до рта.
Мама тяжело вздохнула:
– Когда я встретила и полюбила твоего папу, твой дедушка был сильно против наших отношений. А когда мы поженились, он полностью вычеркнул меня из своей жизни.
– Разве так бывает? – удивилась Рита. – Ты же его родная дочь!
– Еще как бывает, – усмехнулась мама. – А дочери у него с тех пор больше нет, он сам так сказал.
Тогда Рита посочувствовала ей, произнесла что-то типа:
– Наверно, он очень глупый – твой папа. Но ты не переживай, у тебя есть мы с папой и бабой Нюрой.
И родительница улыбнулась, обняла ее, поцеловала в затылок.
Позже, в следующие годы, Рита временами возвращалась мыслями к тому разговору и пыталась понять своего деда, его поступок. И по-прежнему не могла. Не укладывалось в голове, как можно из-за каких-то глупых амбиций испортить отношения со своей дочерью до такой степени, чтобы вообще с ней не видеться и даже не созваниваться, лишь потому, что она вышла замуж за неугодного мужчину.
Было обидно и то, что дед не хотел знать и о ней – Рите. Он вычеркнул из своей жизни не только дочку, но и внучку, с которой даже никогда не встречался.
– Мам, а как же твоя мама? – спросила однажды Рита. К тому моменту ей уже исполнилось тринадцать. – Как она могла допустить такую ситуацию? Неужели она поддержала деда?
– Она всегда во всем его слушалась, – ответила родительница. – Как он скажет, так и будет. Решил он, что я не стою их внимания и заботы, значит, на самом деле не стою. Понимаешь, у нее нет своего мнения, она живет, руководствуясь мнением мужа.
– А ты не жалеешь? – озвучила Рита мучавший ее вопрос. Она боялась, что вдруг мама скучает и переживает разрыв до сих пор, вдруг ей не дает покоя мысль о том, что она сделала неправильный выбор и нужно было поступить так, как хотел ее отец, – выйти замуж за какого-то другого человека, которого, как уже знала Рита, он выбрал своей дочери. Поступить так, как поступила мамина сестра тетя Виола.