Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

Ликвидация гетманской автономии и установление на её территории, как и в Слободской Украине, общегосудар­ственных институтов и административного деления имело для этих земель, до того времени хоть и похожих, но разви­вавшихся по своему пути, одно немаловажное последствие: оно устраняло между ними политические и социальные барьеры. Теперь никакой административной и социально-­политической разницы между ними уже не существовало. Позже, в середине XIX века, когда идея «народа» как основ­ной единицы и творца истории постепенно войдёт в мен­тальные и политические практики, именно общность этни­ческого происхождения послужит тем базисом, на котором эти земли начнут всё крепче увязываться друг с другом, мыслиться как общее пространство, и в конце концов ста­нут территориальным ядром, вокруг которого в XX веке была образована Украина.

Время правления Екатерины II (царствовала в 1764­1796 гг.) стало периодом огромных территориальных при­ращений на юге и западе. На юге ими стали земли бывшего Крымского ханства (с Крымским полуостровом) и турец­кие владения в Причерноморье и Приазовье, отвоёван­ные Россией в результате русско-турецких войн 1768-1774 и 1787-1791 годов (в 1812 году к ним добавилась Бессарабия с Буджаком). В результате во второй половине XVIII века начинает формироваться новый огромный регион Рос­сийской империи — Новороссия, там вводятся общего­сударственные порядки и административное устройство. Столь быстрое присоединение обширных, стратегически важных, но редкозаселённых территорий заставляло рос­сийские власти не только приступить к административно­му и хозяйственному освоению края, но и переосмыслить функции и сущность оставшихся глубоко в тылу Гетман­щины и Запорожья.

На западе Россия расширила свои пределы за счёт зе­мель, присоединённых в результате разделов Речи Посполитой 1772, 1793, 1795 годов. Инициаторами разделов вы­ступали европейцы — Австрия и Пруссия, они же поделили и собственно польские этнические территории. Кроме того, австрийской теперь становилась Галиция (с 1772 г.). Стоит добавить, что в те же годы Австрия стала обладательницей и некоторых других восточнославянских земель. В 1774­1775 годах к австрийской короне отошла населённая руси­нами северная часть Молдавского княжества (турецкого вассала), которую австрийцы назвали Буковиной. Подкарпатская Русь (современное Закарпатье) по-прежнему при­надлежала венгерской короне, и вместе с Венгрией в конце XVII века оказалась в составе Австрийской монархии Габс­бургов.

Россия пошла на разделы Речи Посполитой как на вы­нужденный шаг: более выгодным считалось сохранение на своих западных границах буферной зоны — подкон­трольного России польского государства[21]. Но далеко не всё решалось в Петербурге. В конечном счёте, Россия присо­единила те земли, что когда-то являлись Русью и со второй половины XVII века стремительно теряли свой русский православный облик. Так, ей достались почти все земли нынешней Белоруссии, а также Правобережье, Волынь и Подолье. Исключение составили лишь Латгалия, Курлян­дия и Литва, раньше «Русью» не являвшиеся (хотя поль­ской этнической территорией они тоже не были).

На отошедших к России землях постепенно вводятся об­щеимперское территориальное деление, законодательство, судопроизводство, позже, при Николае I, ликвидируется униатская церковь и население возвращается в правосла­вие. В начале XIX века складывается административно-­территориальная система, с небольшими изменениями просуществовавшая до 1917 года.

Фактическое существование особых историко-культур­ных регионов отражалось и в административной практи­ке. Так, территория, ныне составляющая Украину, подраз­делялась на три генерал-губернаторства. Малороссийское генерал-губернаторство (1802-1856 гг.) включало в себя Черниговскую, Полтавскую, а с 1835 года — и Харьковскую губернии (бывшую Гетманщину и Слободскую Украину, а также часть земель бывшего Запорожского войска). Ки­евское генерал-губернаторство (или Юго-Западный край, 1832-1915 гг.) — Подольскую, Волынскую и Киевскую гу­бернии (земли, вошедшие в состав России по разделам Речи Посполитой, плюс Киев, географически тяготевший к Правобережью). Наконец, Новороссийское генерал- губернаторство (1814-1874 гг.) объединяло Херсонскую, Екатеринославскую и Таврическую губернии (земли За­порожья, но главное — территории, отвоёванные Россией и присоединённые в ходе русско-турецких войн).

Характерно, что раньше всего эта военно-админи­стративная единица была отменена в Малороссии и Сло­бодской Украине (всё теснее сближавшихся друг с дру­гом) — как внутренних регионах страны, давно освоенных и национально и политически не проблемных. Затем то же произошло в Новороссии — по мере её успешного разви­тия и устранения на этом направлении внешней угрозы. И дольше всего система генерал-губернаторства продержа­лась на сложных в национальном и военно-политическом отношении западных границах.

В соответствии с историей присоединения и характе­ром территорий на все эти регионы и русское, и малорос­сийское общество смотрело по-разному, и поэтому образ их тоже был различным.

Глава II

Русь изначальная и казачья

Малороссия: два лика одного образа

Главным обстоятельством, определявшим специфику восприятия русским обществом тех земель, которые в на­стоящее время составляют территориальное ядро Украи­ны, была их историческая русскость: они изначально явля­лись Русью, притом её сердцем. Исключение представляла вчерашняя татарско-турецкая Новороссия (Дикое Поле). С древнерусскими и, тем более, польскими временами она была никак не связана. Вырванная из азиатско-кочевой «тьмы» и «безвременья» на «свет» культуры и цивилиза­ции, она — и с точки зрения мыслящей по европейским правилам властной элиты страны, и с точки зрения логики колонизирующего новые просторы этноса, в данном случае русского, — как бы не имела истории (как Америка для ев­ропейских переселенцев). И потому действительно была «Новой», сразу став «Россией», её культурно-историческим регионом, её историей.

В восприятии же русским обществом территорий, кото­рые «имели» историю, прослеживается как бы два менталь­ных пласта. Первый — это взгляд в прошлое: он «видел» здесь «Русь» и «не замечал» более поздних времён, в той или иной степени изменивших облик этой земли. Этот ментальный пласт в русском сознании был изначальным и при формировании образа региона и отношения к нему играл доминирующую роль.

Второй ментальный пласт был уже отражением нынеш­них реалий: взгляд фокусировался на современном куль­турном, этническом и социально-историческом облике этой земли. Этот пласт не затрагивал архетипных пред­ставлений, но порой приходил с ними в противоречие, вы­зывая к жизни уже сознательное желание увязать два об­раза одной и той же территории друг с другом.

Итак, первый взгляд — это взгляд на Малороссию как на Русскую землю, историческую отчину, колыбель, из ко­торой вышла Россия. К концу XVIII — началу XIX века это представление существовало в виде коллективного воспо­минания, генетической памяти русской культуры, а вовсе не было следствием интеллектуальной спекуляции, скажем, стремления русского общества «удревнить» свою исто­рию. Такой деятельностью позже, на рубеже XIX-XX ве­ков займётся как раз украинское национальное движение, конструируя особую «не-русскую» историю и удревняя её до времён Киевской Руси (которую оно стремилось пред­ставить как «принадлежащую» одной Украине). А коллек­тивное воспоминание о Русской земле в рассматриваемый период лишь начинает, по ряду причин, активнее осмысли­ваться российскими литераторами, публицистами и исто­риками.

Эта память восходила к средневековой литературной, летописной и устной традиции северо-восточных русских княжеств и особенно Московского. Идея единства Русской земли (канонической территории Русской церкви, отчины Рюриковичей, существование на которой политических границ «своих» княжеств и иноземных держав — дело пе­чальное, но временное) никогда не умирала и начиная уже с XIV века последовательно отстаивалась русскими книжни­ками в историко-политической литературе того времени[22].

21

Западные окраины Российской империи. М., 2006. С. 67-68, 70, 72, 79, 80.

22

Пашуто В. Т., Флоря Б. Н., Хорошкевич А. Л. Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. С. 76, 153-155, 169, 171.