Украина в русском сознании. Николай Гоголь и его время.

SELECTA

серия гуманитарных исследований под редакцией М. А. Колерова

В оформлении обложки использована картина А. А. Иванова «Переправа Н. В. Гоголя через Днепр». 1845

Посвящаю эту книгу моей маме,

Марчуковой Галине Кононовне,

привившей мне любовь к Гоголю

Слово к читателю

Эта книга родилась неожиданно. Ей предшествовала работа над коллективным проектом, посвящённым изуче­нию восприятия русским народом различных географи­ческих и национальных областей нашей страны, и в том числе Украины. Проект воплотился в коллективную мо­нографию «Образы регионов в общественном сознании и культуре России XVII-XIX веков» (М., Гриф и К°, 2011), и на этом можно было бы и остановиться. Однако затро­нутая проблема оказалась настолько интересной и много­плановой, а фактический материал — столь обширным и ярким, что ставить точку показалось рано. Тем более, что эта тема хорошо укладывалась в рамки большого ис­следования, центральной фигурой которого должен был стать Н. В. Гоголь. Так глава превратилась в книгу.

Эта книга — о нас с вами. О нашем культурном и исто­рическом «я». О нашем национальном сознании. О нашем прошлом и нашем будущем. Рассмотренными на одном конкретном примере — восприятии русским коллектив­ным сознанием Украины, а если говорить точнее, тех зе­мель, что в настоящий момент входят в её состав. Слово «наше» с полным основанием может отнести к себе и рос­сийский, и украинский читатель, ведь рассматриваемые в книге сюжеты касаются и России, и Украины. Они общие для всех нас, поскольку общая у нас сама история.

Разумеется, в одной и не очень большой по своему объ­ёму монографии невозможно охватить все аспекты столь масштабной исторической проблемы, как «образ Украины в русском сознании». Да это и не предполагалось. И потому название книги неслучайно имеет подзаголовок: «Николай Гоголь и его время», конкретизирующий тематику работы и её хронологические рамки. Конечно, речь в ней идёт да­леко не об одном Гоголе. Да и временные границы довольно прозрачны: в книге нашли отражение как события из более ранних времён, так и ряд эпизодов культурно-политической жизни страны второй половины XIX и даже начала ХХ века (касающиеся формирования этого образа).

Но почему в качестве основного был выбран именно тот период, первая половина XIX века? Возможно, кто-то ска­жет: уж слишком далёк он от наших дней, надо касаться вопросов более актуальных, например современной си­туации в российско-украинских отношениях, нынешнего состояния русского национального сознания и т. п. Спору нет, эти проблемы очень важны. Но современность — всего лишь результат того, что делалось в прошлом и закладыва­лось до неё. И потому выбор именно этого хронологическо­го периода отнюдь не случаен.

И не только потому, что та эпоха была временем стреми­тельного взлёта русского культурного гения и напряжён­ной работы общественной мысли. Или что Гоголь интересен уже сам по себе, вне времени и эпохи. Главное в другом. Ко­нец XVIII — первые десятилетия XIX века были периодом, когда как раз и формировался тот самый «образ Украины», когда складывались его основные нюансы-направления. А поскольку «украинская тема» в русском национальном самосознании занимает особое место, то данный времен­ной отрезок, помимо всего прочего, оказывается важен и для развития самого этого сознания.

Несомненно значение данного периода и для понима­ния истории и особенностей национального и полити­ческого развития этих земель. Там берут начало многие культурные и политические процессы современности, формирующие внутриполитический контекст развития Украины и влияющие на состояние украинско-российских отношений. Тогда начинают закладываться различные на­циональные идентичности, в дальнейшем укоренившиеся среди населения этих земель и пребывающие друг с другом в состоянии непрерывной борьбы-конкуренции.

Несколько слов надо сказать и об иллюстративном и картографическом материале. Прежде всего, это пор­треты упоминающихся в тексте людей (к сожалению, да­леко не всех) — тех, кто, так или иначе, принимал участие в выработке русским обществом образов Малороссии-Украины. А кроме того, это репродукции картин, рисунки, фотографии, способные служить иллюстрацией данного коллективного образа (разумеется, насколько это возмож­но: ведь зрительное восприятие всегда в известной степени субъективно). Ну а карты призваны помочь разобраться, во-первых, в географии (в том числе исторической) упомя­нутых в тексте объектов, а во-вторых, в гоголевском пони­мании образа Малороссии.

И, наконец, последнее. Часто в политических дискус­сиях и разговорах на исторические темы высказывается мысль (подаваемая либо как утверждение, либо как во­прос) о том, что обществу, для его нормального развития, необходимо знать, «куда идти». И с этим нельзя не согла­ситься. Но для того, чтобы понимать, куда идти, надо знать, кто мы и откуда идём. И если книга, которую Вы держите в руках, хоть немного поможет в этом разобраться, значит, свою задачу она выполнила.

Вместо введения.

Перестройка и русские архетипы

Вот уже четверть века прошло с тех пор, как в Совет­ском Союзе началась политика «перестройки», однако проблемы дня сегодняшнего снова и снова заставляют нас обращаться к тому, полному надежд и разочарований, пе­риоду. Тогда, в конце 1980-х, общество ждало и требовало перемен, и мало кто всерьёз думал, что очень скоро падёт коммунистическая идеология, исчезнут советская система и социалистический строй, развалится такой могучий и, казалось, «сплочённый навеки» Советский Союз. А вместе с ними рухнет и весь привычный мир.

Одним из острейших вопросов, обсуждавшихся всем советским обществом, начиная со съездов и заканчивая кухнями, был вопрос о будущем СССР. Мнения на сей счёт были разными. Радикально-либеральные круги (или, как тогда говорили, «демократы») мечтали об отделении все­го от вся, призывая к роспуску Союза; последовательные коммунисты выступали за его сохранение. В ряде совет­ских республик, не без попустительства и даже поддержки со стороны Москвы, возникли и набирали силу национал- сепаратистские движения. В массовое сознание советских (пока ещё) людей настойчиво вбрасывалась мысль о необ­ходимости всё большей независимости республик от союз­ного центра. А вскоре зазвучали и призывы к их полному отделению.

Не стала исключением и РСФСР. В тот период большую популярность приобрела идея обретения Россией свое­го суверенитета. При этом требования российского суве­ренитета сочетались со стремлением к преобразованию СССР в Союз славянских республик и даже понимались как непременное условие такого преобразования. Помимо РСФСР, такие идеи были широко представлены и в других советских республиках, главным образом в Белорусской и Украинской ССР: и среди заметной части их титульного населения (белорусов и украинцев), но прежде всего среди проживавших там русских. И русские в РСФСР, и русское население СССР вообще (а также те, кто себя от них не от­делял) верили и надеялись, что новое государство, кото­рому надлежало заменить «поднадоевший» СССР, будет соответствовать их социальным и, что не менее важно, на­циональным идеалам и чаяниям. Если расстаться со Сред­ней Азией, Прибалтикой и Закавказьем были готовы многие, то разделение России, Украины, Белоруссии на от­дельные государства считалось вещью нежелательной, не­возможной и даже расценивалось как катастрофа. Эти ре­спублики рассматривались как неразрывные части одного целого, которым самой историей завещано быть вместе.

И тогдашнее «демократическое» руководство РСФСР, сыгравшее решающую роль в развале Союза, умело исполь­зовало эти настроения в своих интересах. Россия обрела суверенитет. Но возлагавшиеся на него народные ожида­ния не оправдались — ни в социальном, ни в националь­ном плане... Впрочем, подобные взгляды — о необходимо­сти единства России, Украины и Белоруссии, требования их реинтеграции — оставались популярными и в 1990-е годы, уже после того, как Советский Союз распался, и эти республики стали отдельными, независимыми друг от дру­га государствами.