Шерше ля фам

(ведь повод стал ещё один)

Хвалу возносим Цеткин Кларе,

Поздравив наших половин.

Прошёл лишь век, вы не поверите:

Они у нас уже три четверти!

Душа поёт!

Душа поёт!

Душа поёт.

Давненько не бывало,

чтоб ночь искрилась в солнечных лучах,

и чтобы радость вытеснила страх —

страх одиночества.

Душа устала.

Теперь поёт

под ритмы вальса, марша,

и в ней опять романтика бурлит.

И снова дорог стал знакомый вид:

Волконский в танце закружил Наташу.

Наташа?!

О, какое совпаденье!

Судьба этапный замыкает круг.

На вираже его явился друг

и нет счастливее мгновенья!

Кораблик

Сложил для тебя кораблик бумажный.

Сложил из листка, в нём нежный привет.

Когда приплывёт, узнаешь ты важный,

одной лишь тебе доступный секрет.

И кроме тебя, никто не узнает,

что ты — героиня радужных снов.

Пусть думы мои плывут среди стаи

корабликов прочих, прочих стихов.

Но речка моя питает не Днепр,

она бежит в Каспий с волжской волной.

Кораблику будет помощь от ветра,

и он сократит тот путь окружной:

по Волге до Дона, волны Азова,

по Чёрному морю даст каботаж.

В Одесском лимане бросит швартовы,

найдя твой любимый солнечный пляж.

Бери! Мой кораблик сделал работу.

Разгладь его нежно смуглой рукой.

Пораньше с утра улыбка с востока,

где солнечный диск завис над Москвой.

Светило прошу, чтобы каждое утро

привет получал мною найденный клад.

Москва-река, Днепр, да хоть Брамапутра —

кораблик такой не знает преград.

Гулёна

Жара в безудержном загуле,

и это норма для июля.

Но ты в компании с жарой

не можешь встретиться со мной.

Ты (утверждаю обречённо) —

круглогодичная гулёна.

Опять неявка на свиданье,

опять в гипотезах копанье.

Меня в который раз дружок

Вгоняет в нервный тик и шок.

Не сплю и нервничаю малость:

куда гулёна задевалась?

Наутро скромными очами

хлоп-хлоп, мол, встретилась с друзьями.

В глазах же вижу, хоть убей,

в единственном числе друзей —

видна лишь айсберга верхушка.

Верна себе моя подружка.

В другой бы раз сказал: — Иди ты!

Но не дают её флюиды.

Я ими в сердце поражён.

Не зря мы жалуем гулён!

Мы с ними точно бы пропали ...

случись они не в виртуале.

Не ношу я светофильтры ...

Не ношу я светофильтры,

От людей не прячу глаз.

Пусть читаются, как титры —

В них все мысли без прикрас.

Это вовсе не пугает,

Ибо черных мыслей нет.

О тебе, как рыбок стая,

Мысль оставила свой след.

Твист под дождём

Твист под дождем

Я промочен октябрем.

Осень душу пропитала.

Время танцев миновало,

Мы ж танцуем под дождем.

Вот бы нам вернуться в май!

С нами твист — не унывай.

Припев:

В память о танце храню я

Желтый каштановый лист.

Словно опять мы танцуем

Страсть под названием твист.

Далеко остался май.

Небо тучами клубится.

Ты почаще вспоминай

Этот твист, в дождинках лица

И знакомый нежный взор,

Листьев сброшенных ковер.

Припев.

Небо каплями дождя

ударяясь дробью оземь,

словно шепчет для меня:

«Это, братец, плачет осень».

Но не слышу этих слов-

Я теперь как в мае вновь.

Припев.

Майская память

Степь бескрайнюю тюльпаны

красным вышили ковром.

День тот, час тот, миг желанный

в память вписаны пером.

Вот привидится ж такое

в мрачный полдень октября.

Значит, сердце беспокоит

память майская не зря.

Приглашаю

Мне Муза махнула рукой,

Не веря в мое вдохновенье поэта,

Сказала так нежно: — Такой ты сякой! -,

Покинув меня на все долгое лето.

Я, вроде, неплохо пишу —

Наслышан про суффиксы и про союзы,

Бывает, местами грешу,

Однако не далее собственной Музы.

Без Музы ни рифмы, ни тем,

И строчки в размеры влезают лишь боком.

Мне муз бы хоть минигарем,

И вирши, глядишь, полились бы потоком.

Богинь я заверить спешу,

Что с Музой общаюсь, как с дамой, — галантно.

Бывает, конечно, немного грешу …

На летний сезон место Музы вакантно!

Любимому комментатору

Прошлась и легкой ножкой наступила

на мой, едва востребованный стих.

Но, видно, есть в тебе неведомая сила —

напрягся я и в ожидании затих.

Как сформулировано, надо ж,

мудрее этого не скажешь!

Читал и наслаждался.

Пульс бьется в ритме скерцо.

От такого вальса

замирает сердце.

Твой кавер — просто блеск!

Грудь стала колесом.

В суставах только треск,

бумажник невесом.

У тебя, скажу, талант

на такие комплименты.

Лет так надцать покомментим,

заэкспромтимся до гланд.

Читал тебя бы бесконечно,

смакуя каждый комплимент,

но слава так не долговечна.

Отнюдь, я не ее клиент.

Кто о таланте говорит?

Мне это вовсе не грозит.

Смущен я до корней волос,

готов под стол залезть.

Мои стихи — букеты роз,

что в дар тебе. Что есть, то есть.

Конечно, я не Пастернак,

довольствуйся моими. Буду рад

и настрогаю кое-как

тебе с три короба стишат.

Не верю

«Не верю» — сказал Станиславский.

«Не верится» — вторю ему.

Я так понимаю Фому!

Не нужно рассказывать сказки —

Я жанр сей уже не пойму.

И нам он совсем ни к чему.

Давай говорить о романсах,

Споём под гитарный аккорд.

Твоею взаимностью горд,

Я буду писать тебе стансы,

А ты поцелуем закроешь мне рот.

Но можно и наоборот.

Какая удача — любить поэтессу!

Читать, восторгаясь, стихи и … её.

Забыть опостылевшее бытиё.

Листать, смаковать, не спеша, с интересом

И вновь декламацию делать вдвоём.

Потом сочиним и споём.

Соавторство это снимает вопросы.

Я верю. Фома — не пример.

И мир ведь не так уж и сер.

К тому же ушли мы от прозы.

Исполним романс на особый манер

Дуэтом с тобою, мон шер.