Ёбург

Возводить дома для МЖК самоуверенно взялся домостроительный комбинат – ДСК. 29 октября 1980 года был заложен первый камень первого здания. Эмжэковцы принялись доделывать долгострои ДСК, а советский гигант стройиндустрии тотчас завалил все планы и сроки. Эмжэковцы отстранили ДСК от дела и дальше строили свой комплекс сами, своими руками, без выходных и отпусков, днём и ночью.

Каждую смену на стройплощадку выходили 5–6 отрядов общей численностью примерно 150 человек. Каждым отрядом командовал комиссар. Подразумевалось, что один отряд – один подъезд. Управлял всем процессом выборный оргкомитет МЖК. Эмжэковцы были технарями, поэтому их утопия была технократической и жёсткой: запись в отряд разрешалась только работникам до 30 лет. Так из МЖК создавали однородный социум. Хотя потом это аукнется весьма неожиданными проблемами – например, в МЖК не окажется бабушек, которые со скамеечек у подъездов следили бы за внуками-школьниками, пока родители на работе.

Деятельность работника оценивалась по его «дневнику»: каждый эмжэковец имел особую тетрадь, в которой перечислял свои «полезные дела», а «свидетели» расписывались, мол, так оно и было. За «полезные дела» бригада начисляла баллы, от их количества зависела очерёдность выбора квартиры: у кого больше баллов – у того больше выбор. Случались и курьёзы: человеку давали баллы за то, что он принёс на стройку МЖК пачку сварочных электродов, а электроды он стибрил со своей официальной работы. Но всё равно как-то ведь надо было отслеживать индивидуальный вклад, и дневники со своей задачей справлялись.

Евгений Королёв писал, что МЖК – «это реакция молодых на ту ублюдочную жизнь, которую устроили в стране руководившие ею старцы». Впрочем, многие большие чиновники вроде Ельцина поддерживали МЖК – но тайком, не оставляя подписей на документах. ЦК ВЛКСМ объявил Свердловский МЖК социальным экспериментом, и все указы, которые облегчали работу свердловчанам, касались только их одних и не помогали другим МЖК. А это движение ширилось по стране, и в Свердловск приезжало по 600 делегаций в год посмотреть, что и как.

Они достроили всё, у них всё получилось. Был риск, что социалку бросят, когда возведут жильё, но непримиримый и несгибаемый идеалист Королёв стоял стеной: отряды МЖК, сдав 1500 квартир, доделали и садики, и больницу, и прочие проекты. На первых этажах заработало 48 детских кружков и детских клубов. В школу по конкурсу набирали педагогов со всего СССР. В МЖК был даже бассейн, чтобы учить младенцев плавать. По городу в среднем на семью насчитывалось 1,9 ребенка, а в МЖК – 2,6. МЖК стал магнитом идей для всего СССР и кузницей элиты: через десяток лет в каждом подъезде будет жить по 4–5 разных директоров.

МЖК в Екатеринбурге через двадцать лет

Возможно, МЖК были самой успешной версией советского социума. Эталоном и программой для эволюции СССР. До «города мира», о котором мечтал Евгений Королёв, МЖК было далеко, но не в этом дело. МЖК – человечное осуществление социалистической утопии, а Свердловск с его конструктивистскими комплексами домов-коммун и соцгородков хорошо разбирался в утопиях коллективизма.

Пламенный Евгений Королёв тянул МЖК из социализма в коммунизм. А эпоха готовилась поменять социализм на капитализм. И будущее МЖК определялось тем, что всё построенное – собственность не МЖК, а организаций-дольщиков.

«Подари искорку»

Писатель Владислав Крапивин

Весь Советский Союз знал, что в Свердловске живёт лучший на свете детский писатель Владислав Крапивин. Город – закрытый индустриальный мегаполис в глубине страны и континента, в общем, там, откуда, как говорится, хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь. А Крапивин пишет о распахнутых просторах вселенной, сочиняет прекрасные и пронзительные истории о грозных океанах и далёких островах, о легендарных парусниках и старых крепостях.

Крапивин родился в 1938 году в Тюмени в семье учителей. После школы он поступает на факультет журналистики Уральского университета, после журфака работает в журнале «Уральский следопыт». В 1962 году, когда Крапивину всего 23 года, в Свердловске выходит его первая книжка «Рейс “Ориона”». В 1964 году Крапивина принимают в Союз писателей – считай, жизнь уже удалась. В 1970 году награждают медалью «За доблестный труд», а труженику 32 года. В 1975-м – грандиозный успех: премия Ленинского комсомола. Благополучнейшая карьера молодого советского бонзы. Но Крапивин – не здесь, не в биографии.

Одни только названия его творений – словно стихи: «Та сторона, где ветер», «Всадники на станции Роса», «Колыбельная для брата», «Вечный жемчуг», «Трое с площади Карронад», «Журавлёнок и молнии», «Баркентина с именем звезды»… Повести Крапивина поэтичны, романтичны, человечны. Но главное не в этом. Детская литература – трудноуловимая субстанция: не проза с персонажами-детьми и не истории о детских проблемах. Крапивин разгадал состав волшебного эликсира.

Писатель Владислав Крапивин: 1987 год

Структура детского произведения должна соответствовать детскому способу взаимодействия с миром. У детей особое восприятие мира, свои поведенческие практики. И Владислав Крапивин определил четыре самых важных детских стратегии. Первая: дети не видят большой разницы между игрой, литературой и жизнью, они по ролям переигрывают литературные сюжеты и пытаются победить в жизни, как в дворовом состязании. Вторая: осваивая мир, дети придумывают ему новые законы, чтобы добиться первенства не борьбой, а простым изменением правил. Третья: дети верят в возможность чудесных превращений судьбы от маленького воздействия, от поворота ключика в замке, и потому обычные вещи у них могут стать волшебными – сверхценными артефактами. И четвёртая: дети ищут убежище от неправильного мира.

Крапивин берёт эти сценарии и на их основе строит сюжеты в романтическом или сентиментальном антураже. То, что получается у Владислава Петровича, пробивает любую броню, потому что все взрослые когда-то были детьми. Уже один этот метод вывел бы Крапивина в классики. Но Крапивин пошёл ещё дальше.

Именно эти свойства детского поведения писатель Владислав Крапивин сделал «генератором фантастичности» – и родился мир взаимопроникающих параллельных пространств, которые отражаются друг в друге, а дети – сталкеры этого мира. Такую вселенную фанаты потом назовут Великим Кристаллом.

Здесь ребятишки, играя в звездолётчиков, с лесенки старой голубятни будут шагать в кабину космического «скадера» – суперкрейсера дальней разведки. Здесь привычный резиновый мячик станет оружием, способным насквозь пробивать неуязвимых манекенов, захвативших Планету. Здесь будут соблюдать неписаный закон, запрещающий собираться впятером, потому что число пять вызывает зловещее Нашествие, когда приходит чёрная туча из железных жуков, горят крыши домов, а молнии убивают людей на улицах.

Мир Великого Кристалла, ещё не названный, возник, пожалуй, к 1977 году – в повести «В ночь большого прилива». В 1982 году была трилогия «Дети синего фламинго», за которую Владислав Петрович получил премию «Аэлита». А потом – дивная и мрачная феерия «Голубятня на жёлтой поляне». Здесь мальчишки изготовляли порох из белоцвета, чтобы взорвать дорогу через миры, по которой ходил инфернальный поезд «Станция Мост – станция Мост». Здесь юные курсанты поднимали в Крепости безнадёжное восстание и прыгали с башни в пропасть, превращаясь в бессмертных ветерков. Здесь бенгальским огнём друзья зажгли из капель своей крови крохотную искру, оказавшуюся галактикой, а клоун-оборотень замогильно упрашивал мальчика: «Геля Травушкин, подари искорку…»

Крапивин писал – и пишет – быстро и много. Его повести первым публиковал журнал «Уральский следопыт», а потом Средне-Уральское издательство издавало их книгами, которые разлетались стотысячными тиражами. Лучшим иллюстратором крапивинских историй стала Евгения Стерлигова. Её рисунки – словно кружевная пена на волне; образы тонконогих глазастых мальчишек слились с прозой Крапивина. Можно говорить, что, подобно типу тургеневской девушки, появился тип крапивинского мальчика. Вообще произошло небывалое: надменные издательства Москвы переиздавали книги Крапивина в том виде, в каком эти книги вышли в Свердловске.