Страница 14 из 39
Это к вопросу о том, что японские женщины мягко стелют… В обычной ситуации так оно и есть, но как только ситуация меняется и дело доходит до нарушения справедливости, пусть даже мнимого, японская женщина с ее ненавистью и мстительностью становится страшна в своей ярости.
Однажды группа детей детского сада куда-то собралась. Дети с воспитательницами стояли у светофора на перекрестке и ждали зеленого света. Я стояла на противоположной стороне и смотрела на детей. Одеты они все были одинаково, а в ручках сжимали маленькие флажки. Тут прямо около меня возникла молодая японская мамаша с таким же ребенком. Они явно опоздали, вид у них был слегка виноватый… Увидев группу, мамаша и ребенок замахали руками.
На противоположной стороне улицы дружно взметнулись вверх два десятка ручонок с флажками. Они махали опоздавшему в знак приветствия. В этих флажках, таких одинаковых и дружно взлетающих, была заключена огромная сила. Огромная объединяющая сила маленьких флажков. Сила, которая сегодня приветствует, а завтра, если ты ненароком не сможешь вписаться в группу, раздавит тебя, не оставив ни одного шанса на прощение. Мне стало не по себе. Это были японские дети.
В японском учебнике для первоклассников есть разные сказки, в том числе русская народная «Репка». Я всегда думала, что это сказка о том, что для того, чтобы сделать какое-либо тяжелое или сложное дело, надо приложить все усилия. Иногда не хватает какой-то малости для того, чтобы достигнуть результата, но надо не сдаваться, а повторить попытку и, набирая очки от попытки к попытке, в конце концов вытянуть репку.
Поскольку я считаю себя русским человеком, то подозреваю, что и другие русские примерно в таком русле трактовали, пусть где-то глубоко на уровне архетипов, смысл нашей «Репки».
Но японцы поместили «Репку» в свой учебник, видимо, из других соображений. Ведь на самом деле «Репка» — это великая японская сказка о том, как, дружно взявшись за руки, все вместе, старые и новые поколения, падая от изнеможения, но действуя системно и всем обществом, по четко прописанной и повторенной в сказке несколько раз инструкции: мышка за кошку, кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, а бабка за дедку, — короче, сделав все как надо, японцы наконец вытянули репку. Самое смешное: в их учебнике сказка называется не «Репка», а «Большая репка»!
Общинность всегда была важна для русских, и, возможно, сказка об этом тоже. Но я думаю, что для японцев она только об этом.
Путь самосовершенствования для японца
После того как самураи начали исчезать как класс, они плавно перестроились в бизнесменов. И действительно, после того как Японии в 1946 году было запрещено держать свою армию, куда мог в одночасье подеваться веками формировавшийся самурайский дух? Да еще и после унизительного поражения в войне? Неужели все разом осознали ложные ценности войны и навсегда утеряли воинственность? Разумеется, так не бывает. Самурайский дух сохранился. Теперь полем боя и борьбы за сферы влияния стала экономическая деятельность. А что, собственно, изменилось? Наступление на рынок, обход противника с фланга, окружение и истребление конкурентов, успех — это победа. Каждый бьется на своем боевом посту, все бьются как один, от мелких служащих компаний до руководителей альянсов.
Что подвигает японца к самоотдаче и приверженности интересам компании, кроме денег? Конфуцианская ментальность! Утратив свое слабо выраженное религиозное содержание, неоконфуцианство сыграло Японии на руку в таких далеких от идеологии областях, как торговля и экономика. И политическая, и бизнес-элита Японии охотно взяли на вооружение неоконфуцианскую концепцию самосовершенствования сю син для обеспечения достижения экономических целей торговыми и промышленными корпорациями и нацией в целом.
Во времена Конфуция самосовершенствование рассматривалось как дело всей жизни, логическим завершением которого должно было стать обретение мудрости. Причем самосовершенствование предполагало овладение такими моральными качествами, как искренность, благожелательность, щедрость, сотрудничество, преданность именно в отношениях с семьей, соседями, государством и всем миром.
Идеи конфуцианства были занесены в Японию монахами секты Дзен еще в XIII веке, но только в XVII веке при поддержке режима Токугавы эта школа получила свое развитие на японской почве. Конечно, конфуцианство и концепция самосовершенствования в то время рассматривались как духовное достояние самураев, а не мировоззрение простолюдинов.
В XVIII веке благодаря популяризаторской деятельности японских мыслителей Байгана и Сингаку конфуцианские идеи стали овладевать народными массами.
Так, Байган выставлял торговцев и купцов, наравне с самураями, «слугами на благо государства», а также в своих оценках поднимал статус людей обычных профессий, обосновывая это их стремлением внести свой вклад во всеобщее процветание общества. Сингаку полагал, что такое понимание принципа самосовершенствования поможет простолюдинам найти высокие нравственные ориентиры и, в конечном счете, обрести смысл жизни.
В начале XX века неоконфуцианская теория все больше сливается с идеями модернизации, охватившей Японию.
Сибусава Еичи, крупнейший индустриалист первой четверти XX века, написал множество трактатов, которые до сих пор переиздаются и читаются японскими бизнесменами, о внедрении принципов конфуцианской морали в экономическую жизнь.
Высшей целью для него являлось обретение гармонии, которая выражается в том, что богатство и экономическое процветание становятся добродетелью, если они достигнуты благим путем и идут на пользу людям. Он предлагал прежде всего соединить «дух самурая» и «коммерческий талант». При этом понятие «коммерческий талант» выводилось из духовной основы человека, его моральности. Сибусава также полагал, что путь самурая — бусидо — должен стать путем торговца и бизнесмена нового времени.
Теперь овладение боевыми искусствами и тайнами чайной церемонии ради самосовершенствования сменилось долгими часами работы в компании, долгосрочными командировками и другими лишениями. «Психологическое состояние самурай, — пишет Норихико Судзуки, — можно описать как склонность к самопожертвованию ради своего хозяина, рода».
Агрессивность самурая фокусируется не на поражении врага, а на самопожертвовании ради господина. Если слово «господин» заменить словом «компания», то получится описание современного духовного состояния служащих компаний с единственной разницей в том, что сегодня служащие не должны совершать самоубийства для доказательства преданности. Впрочем, традиция не исчезла.
Например, известен случай, когда капитан сухогруза, перевозившего машины из Японии в США, покончил жизнь самоубийством в Портленде, поскольку считал себя виновным за повреждение нескольких сотен машин, произошедшее во время разыгравшегося у берегов Орегона урагана. А ведь это была разбушевавшаяся стихия! Что же говорить, если компания терпит убытки по вине конкретного человека или начальство сильно недовольно работой какого-либо из отделов? Самоубийства служащих компаний по такому поводу случаются и сегодня!
Всеобщее усердие и самоотречение японских служащих оборачивается общенациональной проблемой кароси — смерть на работе от переутомления. Пожалуй, апофеозом всей этой гонки и прессинга являются кладбища, создаваемые японскими компаниями для собственных сотрудников. Вот уж действительно сарказм судьбы!
Вы можете себе представить у нас в России кладбище завода ЗИЛ, например?
Неоконфуцианская философия, облеченная в плоть образовательных программ, финансируемых самыми богатыми индустриалистами Японии, в период активного развития профсоюзного движения снимала напряжение, возникавшее между администрацией компаний и рабочими. Она гласила, что только их обоюдное сотрудничество на благо общества может обеспечить прибыль и удовлетворение потребностей как тех, так и других.