Страница 59 из 61
Часом позднее графа Остена вызвали к принцу. Уже смеркалось, однако принц не зажигал света. Около окна стояла высокая женщина; когда вошел граф, она не обернулась. Зато принц Александр поспешил к нему и оживленно зашептал:
— Граф, мы еще раз обговорили все подробности, кое-что я изменил по ее совету. Говорю вам, Остен, она — государственный ум, она — военачальник. Ее острый интеллект проникает во все! Мы победим, ибо эта женщина не может промахнуться.
— Чего хочет женщина, монсеньер, того хочет…
— Я вас позвал, граф, по ее желанию. Она требует доверенного свидетеля. Зачем, не знаю. Кого же мне еще позвать, вы мой единственный друг.
В этот момент женщина повернулась и откинула вуаль. Граф Остен застыл, пораженный ее одухотворенной красотой. Принц, стоявший рядом, сжал его руку, желая, вероятно, чтобы граф запомнил сию ослепительную секунду.
После приветствия и представления она заговорила мягко, очень спокойно:
— Граф фон Остен, я хочу чтобы принц дал мне одну клятву. Не согласитесь ли вы быть свидетелем?
Граф поклонился. Она обратилась к принцу:
— Дайте вашу шпагу!
Принц Александр вынул шпагу, взял за клинок, повернув к ней рукоять.
— Принц, — начала она торжественно, — возьмите сталь левой рукой и поднимите правую. На своем клинке поклянитесь Всемогущим Богом, Святым Духом, Иисусом, нашим Спасителем, и Мадонной, Его Матерью: «Я пройду до конца путь, предначертанный судьбой, что бы ни случилось!»
Принц исполнил требуемое и воскликнул:
— Клянусь и пусть Бог мне поможет!
Она положила шпагу на кресло.
— Будьте счастливы, принц, да сохранит вас Пресвятая Дева!
И направилась к двери. Принц упал на колени.
— Только вашу руку… На прощанье!
Она провела пальцами по его волосам. Он завладел ее рукой, надолго приник губами. Она осторожно освободилась, кивнула графу и ушла.
Принц не последовал за ней. Коленопреклоненный, жадно ловил эхо ее шагов. Потом встал, схватил шпагу и поцеловал рукоять, которую сжимали ее пальцы.
— Граф… граф… идемте, — бормотал он.
Провел фон Остена в спальню, отодвинул занавес, скрывающий картину, зажег светильник и углубился в благоговейное созерцание.
Наконец граф Остен нарушил молчание:
— Не спрашивайте меня ни о чем. Я видел эту женщину, вижу сейчас ее портрет. Мне кажется, я понимаю молитву вашей души.
Губы принца едва шевелились:
— Благодарю, вы не могли сказать лучших слов.
Доложили о маркизе Чивителле. Принц приказал впустить. Маркиз попросил дополнительных инструкций и, против обыкновения, все тщательно записал.
— Что с вами, маркиз! — воскликнул удивленный принц. — Вы, кажется, растеряли свои шутки и насмешливый тон.
— Это верно, монсеньер. И я солгу, если назову правдоподобную причину. Но долг свой, тем не менее, готов выполнить. Можете рассчитывать на меня как на собственную руку. Поверьте, принц, если вам удастся выстоять и план ваш увенчается успехом, я снова обрету свои шутки и доброе настроение.
— Что значит если!.. — вспыхнул принц. — Вы, похоже, все во мне сомневаетесь! Послушайте, маркиз, я сейчас поклялся на моем клинке и сдержу клятву!
Чивителла откланялся. Вскоре егерь доложил о прибытии майора Ханземана — он перешел на сторону заговорщиков и сумел несколько раз, при более или менее важных обстоятельствах, доказать свою верность. Это был один из приближенных покойного наследного принца, с которым его связывала тесная дружба. Именно в силу дружбы он невзлюбил старого герцога. Поскольку майор великолепно знал местность, его выбрали спутником принца Александра: они собирались ехать вместе и кратчайшим путем привести к резиденции гессенские полки.
Когда принц обсудил с ним положение дел, майор попросил еще минуту внимания.
— Как так? — удивился принц. — Мы сейчас не можем терять времени.
— Всего одна мысль, монсеньер. Мне пришло кое-что в голову, когда я входил в замок. Я знаю трех очень дельных, честных офицеров, способных оказать существенную помощь вашему сиятельству, так как они располагают большой группой единомышленников и ненавидят герцога, который их оскорбил и выгнал со службы. До сих пор они упорно отказывались присоединиться к партии вашего сиятельства, но теперь, поскольку обстоятельства изменились…
— Объясните, майор, какие обстоятельства изменились?
— Три упомянутых офицера, — продолжал майор, — состояли вместе со мной на службе у вашего покойного кузена. Они телом и душой преданы наследной принцессе, потому-то и стремятся низложить его высочество герцога. Даю слово вашему сиятельству, за нее они дадут себя на куски изрубить!
— Охотно верю, — усмехнулся принц, — да нам-то какое дело до наследной принцессы?
— Ваше сиятельство, — смутился майор, — когда я входил в замок… видел, простите, монсеньер, может, я не должен был видеть? Если это секрет, поверьте, ваше сиятельство, сохраню свято…
Принц подошел к нему вплотную.
— Какой секрет, майор? Черт возьми, говорите прямо! Кого вы видели?
— Когда я входил в замок, ваше сиятельство… со стороны боковой улочки, из незаметной дверцы парка вышла высокая женщина. Она как раз опускала вуаль, но я столько времени видел ее ежедневно, что узнал бы и через десять вуалей. Она быстро скрылась в экипаже, который…
Голос принца задрожал:
— Кто? Кто она?
— Наследная принцесса, ваше сиятельство.
Принц Александр зашатался, схватился за спинку кровати, потом резко выпрямился. С трудом подыскивая слова, пробормотал:
— Нет… неправда… вы обознались в темноте…
— Помилуйте, монсеньер! На экипаже горел фонарь. Я стоял совсем рядом, слепой бы и то заметил.
Руки принца конвульсивно сжались. Он смотрел на майора сумасшедшими глазами.
— Это бред, слышите? — закричал он. — Не было наследной принцессы в доме! Я в жизни ее не видел, не знаю даже, как она выглядит! Вы лжете, лжете!
Майор побледнел; потом лицо стало пепельно-серым. Выхватил саблю из ножен. Голос сорвался на хрип:
— Я лгу? Никто, никогда мне такого не говорил, никто не смеет сказать, в том числе и вы, принц! Говорите, лгу? А вы?! Говорите, никогда ее не видели, не знаете, как она выглядит, а ее портрет висит в вашей спальне! — он ядовито засмеялся и показал тяжелой кавалерийской саблей на картину. — Пусть граф рассудит, кто из нас лжет! Вы, принц, или я?!
Принц надорванно, отчаянно закричал и рухнул на кровать. Граф взял майора за руку.
— Идемте, умоляю, ради Христа, идемте. Вы не знаете, что вы наделали.
Он чуть ли не силой увел майора в свою комнату и кое-как объяснил ситуацию. Потом поспешил обратно к принцу.
Устроил его поудобней, смочил губы водой. Принц лежал беспомощный, как больной ребенок.
Через некоторое время начал приходить в себя.
— Дайте мне подумать, — медленно произнес он. — Дайте подумать…
Остен сел в кресло напротив и молча наблюдал.
Принц приподнял голову, прижал ладонь к лицу. Казалось, он физически принуждал себя поверить в катастрофическую истину.
Его губы раскрылись. Он говорил. Обращался к графу Остену. Или, вернее, думал вслух, отчужденный от всего.
Голос звучал монотонно и сухо, словно у тяжело больного.
— Вероника — наследная принцесса. Вероника — Элизабет. Кто была Элизабет? Княжна. Сирота… И мой кузен любил ее… она его нет… Да, так и было… она его отвергла.
Голос стал немного громче. Фразы складывались мучительно.
— Она поехала… на курорт… со своей… теткой. Встретила там авантюриста. Кого?
И вдруг пронзительно закричал:
— Его! Его! Это был он! Он подмигнул и она — его мэтресса. И он ее бросил!
Вновь заговорил тихо. Голос словно отыскивал воспоминания.
— Что сообщил священник? Она — его духовная дочь. И он отдал ее моему кузену, она питала к нему отвращение. И все-таки родила… ребенка! Больного, как его отец. Сбежала, когда он вернулся. Сбежала с ним… Что он рассказал? «Ее следует любить, как любят картину! Судьба роняет каплю яда в чашечки самых дивных цветов. Горе бедным пчелкам, вкусившим от такого нектара!» Судьба? Это сделал мой кузен. В его объятиях заразилась она самой ужасной болезнью, какую только знало человечество. Потому он к ней и не прикасался более. Потому и любил… глазами… Но по-прежнему… его креатура, его раба… Был любовником, стал… братом… Она живет, посвященная смерти, только ради его капризов. Не женщина более… только дух, божественный образ, наслаждение глаз! Я любил… тень, в которую его воля вдохнула фальшивую жизнь. Дух видел я… дух любил…