Страница 30 из 61
Он вырвал письмо у барона, скомкал, бросил на пол, схватился обеими руками за сердце, словно пораженный неожиданной жгучей болью, вскрикнул и снова впал в глубокое забытье.
Поскольку врачи настаивали на немедленном вскрытии, барон Фрайхарт решил заменить принца и прошел с врачами в залу, где на длинном столе лежало тело. Так как проблема заключалась в состоянии внутренних органов, врачи ограничились вскрытием грудной клетки и брюшной полости, — лицо мертвой было закрыто куском полотна. Какого-либо органического заболевания не наблюдается, объяснили они, собственно причину смерти определить трудно. Отравление, предположительно. Два врача подозревали устричное отравление, третий оспаривал этот диагноз, однако своего мнения так и не высказал.
В ту же ночь, сразу после аутопсии, труп доставили на соседний остров святого Михаила, самое крупное венецианское кладбище, и ранним утром предали земле. Все это быстро устроил Бьонделло; барон, всецело занятый здоровьем принца, не вмешивался.
Глубокий обморок принца сменился не менее глубоким сном — натура брала свое. Когда он проснулся, далеко за полдень, барон известил его о вскрытии и погребении. Принц тотчас приказал гондолу, поспешил на кладбище вместе с Фрайхартом и Цедвицем, дал указания сторожу касательно ухода и украшений, и долго стоял над свежей могилой. Только настоятельные просьбы убедили его возвратиться домой. Едва он поднялся по лестнице к дверям, к парапету причалила роскошная гондола маркиза. Чивителла спрыгнул на мраморные ступени, побежал за принцем, восклицая:
— Принц Александр, вы в руках банды негодяев! Ваш армянин, ваша Дульсинея из Мурано…
Лицо принца исказилось от бешенства, однако он в ту же минуту овладел собой, повернулся к барону и холодно сказал:
— Передайте маркизу, где сейчас эта дама, которую он изволил назвать моей Дульсинеей!
Барон Фрайхарт нахмурился:
— Синьора Вероника умерла вчера утром на наших глазах. Накануне ее причастили, сегодня похоронили на острове святого Михаила. Ныне, маркиз, она на небесах.
Маркиз на мгновенье онемел. Принц направился к дверям. Чивителла крикнул вслед:
— Принц, я не склонен сомневаться в ваших словах или в словах этого господина, но не могу не верить собственным глазам. Не знаю, кто умер в Мурано и похоронен на острове святого Михаила, но дама вашего сердца, ваша Вероника несколько часов назад уехала из Мурано со своей дуэньей. Их перевезли в квартал Мадонна дель Орто с довольно изрядным багажом. Услыхав новость от своих агентов, я поспешил туда и попал именно в тот момент, когда обе дамы поднимались на борт корабля, идущего в Фузимо. Из Фузимо им легко перебраться в Падую почтовой каретой. Я отлично разглядел путешественниц и, клянусь Мадонной, принц, ошибки быть не может!
Принц снова повернулся к сопровождающим:
— Скажите, Цедвиц, этот человек лгун или просто сумасшедший?
— Ни тот, ни другой, — вспыхнул маркиз, сдерживаясь крайним волевым усилием. — Это ваша возлюбленная, принц, лгунья!
Принц выхватил шпагу, маркиз последовал его примеру. Барон бросился между ними, приняв на себя выпад маркиза. Острие вонзилось в плечо и тут же шпага принца настигла грудь Чивителлы. Его подхватили, тяжелораненого отнесли в гондолу, принц повел сильно кровоточащего Фрайхарта вверх по лестнице.
Поздно вечером какой-то гондольер долго стучал в большие бронзовые двери. Когда ему, наконец открыли, он попросил разрешения поговорить с принцем и передал записку без подписи: «Кардинал Альярди знает все. Он поклялся отомстить за рану своего племянника, смертельную, судя по всему. Если вам дорога жизнь, поспешите в монастырь Карита. Там вы найдете убежище».
Принц показал записку барону, — после того, как остановили кровь и наложили правильную повязку, его рана успокоилась. Принцу не хотелось принимать анонимное приглашение, он, похоже, не очень-то сторонился опасности, однако уступил просьбам своих приближенных. Сопровождать его должны были барон и юнкер. Поскольку монастырь Санта Мария делла Карита располагался западней большого канала, решили избежать вояжа по многочисленным излучинам, где трудно было отразить вероятное нападение, проплыть за город, обогнуть Фондамента Нуове и войти в Канареджио.
Когда проплывали мимо острова святого Михаила, принц неожиданно приказал остановиться и спрыгнул на землю. Он попросил барона и Цедвица продолжать путь до Мурано, передал ключи от сада и дома и поручил, невзирая ни на что и даже применив силу, доставить дуэнью Вероники. Фрайхарт, естественно, понял замысел принца: ему не давало покоя удивительное утверждение Чивителлы, и он хотел убедиться в безосновности оного. Барон доплыл до Мурано и в сопровождении двух негров проник сначала в сад, затем в дом. За исключением старого глухонемого садовника, не нашли никого и, тщетно обыскав все комнаты, удостоверились в отсутствии пожилой спутницы Вероники.
Принц между тем подошел к воротам окруженного высокой стеной кладбища. После настойчивого стука объявился заспанный сторож, недовольство коего принц усмирил парой золотых. Сторож получил приказание выкопать гроб, и принцу самому пришлось светить факелом, ибо он не желал посторонней помощи: посему сторож едва управился к приезду барона Фрайхарта. Не без труда оторвали крышку и увидели фигуру, тесно обернутую белым полотном. У нетерпеливого принца даже факел выпал из рук. Он приказал Цедвицу снять покров. Вид взрезанной грудной клетки привел принца в ужас: его колени задрожали, на лбу выступили крупные капли пота. Голова покойной была с особым старанием обвязана плотной шелковой тканью, и юнкеру пришлось долго все это распутывать. Пальцы принца судорожно вцепились в запястье рядом стоявшего барона…
Бледный овал мертвого лица…
Это была не Вероника.
Принц потерял равновесие, зашатался, чуть не упал. Его подхватили, понесли, гондола медленно отплыла от острова мертвых.
В монастыре их, видимо, ждали. Приближенных и слуг отослали обратно, а принца и барона ввели в довольно большую комнату, где стояло несколько жестких походных коек. Принесли на ночь какой-то настой — они выпили с жадностью, — потом оставили одних. Утомленный до крайности, принц мгновенно уснул, а Фрайхарт достал свои письменные принадлежности и быстро набросал письмо, призывавшее графа Остена в Венецию.
Рана барона Фрайхарта поначалу казалась пустячной. Но вскоре вспыхнула лихорадка, так что он встретил графа Остена прикованный к постели. О событиях, случившихся во время пребывания обоих в монастыре Санта Мария делла Карита, граф Остен узнал не особенно много.
Молодой камер-юнкер фон Цедвиц рассказал следующее:
Было условлено, что Цедвиц назавтра в полдень снова придет в монастырь. Принц и барон еще спали, — очевидно, в ночное питье примешали сонного зелья… Когда принц Александр, наконец, проснулся, то первым делом послал юнкера во дворец кардинала — узнать о состоянии маркиза. Рана оказалась опасной, но вовсе не смертельной. Несколько дней спустя принц Александр лично написал длинное письмо Чивителле, где сообщал о ночном своем посещении островного кладбища. Он сожалел о недавнем инциденте, и выразил уверенность, что маркиз в подобной ситуации поступил бы точно так же. Однако удар шпаги есть удар шпаги. Он готов дать маркизу любое возможное удовлетворение.
В ответ было получено очень сердечное послание маркиза: принц спас ему жизнь, он никогда этого не забудет, действовал он сугубо в интересах своего спасителя и счастлив доказать свою преданность кровью. Он надеялся и впредь быть ему полезным, и вот его единственная просьба: пусть принц ему подарит на память роковой клинок.
Подобная позиция маркиза, равно как улучшение его состояния, устраняли вражду кардинала, и, следовательно, отпадала необходимость в убежище: тем не менее принц провел еще некоторое время в стенах монастыря. Во-первых, лихорадка барона внушала известные опасения, а во-вторых, случилась некая встреча…
Однажды принц Александр по пробуждении обнаружил в своей руке записку: «Автор этих строк хотел бы поговорить с Вами сегодня в три часа пополудни в монастырском саду».