Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 102 из 132

— Представители Московского института автоматики, — сообщил молодому Низамову Джабар, почему-то хитро подмигивая. — Будем сейчас решать, как лучше справиться с Исмагиловской площадью.

— Без времянок все равно пока не обойдетесь, — сказала Дина Ивановна, продолжая начатый разговор, и бегло взглянула на Ахмадшу. — Зато сможете вернуть монтажникам законсервированные вами вышки.

Джабар провел пятерней по жестким волосам, полушутя почесал затылок.

— Я уж и не знаю, кто кого тут законсервировал! Сам попал в положение волка, который приморозил хвост у проруби. Да что там! Всю буровую контору приморозил. Будь она неладна, эта ваша затея с автоматикой: показуха одна!

— Ну-ну! Ты опять начинаешь! — строго остановил его Скрепин, который был в особо приподнятом настроении после разговора с приезжими инженерами. — Страна заинтересована в быстрейшей автоматизации производства, а такие руководители, как ты, скрипят да кряхтят.

— Небось закряхтишь! Автоматчикам что? Чем выше процент сокращения рабочей силы, тем лучше у них настроение. А нам на местах приходится ломать голову и над тем, куда этих рабочих пристроить.

— На улице никто не окажется, — спокойно возразил один из москвичей. — В Сибирь можно перебросить. Там всем дело найдется.

— Молодежь, конечно, с большой охотой поедет. Теперь Сибирь не царская каторга! А старшему поколению да многодетным нелегко покинуть наш город, тем более что они собственными руками его строили. Да и нам жаль отпускать испытанные кадры, — сказал Тризна. — Что же касается повышения производительности труда, то в этом мы все заинтересованы. Отсюда и надо танцевать…

Ахмадша уже понял, что приехал не вовремя, но разговор в диспетчерской задел и его за живое, а косой взгляд Надиной матери вызвал непреодолимое желание объясниться с ней начистоту.

Для него важно было не то, знает ли Дина Ивановна о его последней встрече с Надей, а то, подтвердит ли она слова Зарифы: «Если ругает — значит, любит».

«Не только ругать, но и драться начала, — с любовной укоризной подумал Ахмадша, почувствовав, что Надя после того стала ему еще роднее. — Ну, в самом деле, могла ли она ударить постороннего человека?»

Однако Ахмадша сразу понял нелепость этой мысли: довел девушку до отчаянного озлобления, вот и отхлестала по лицу.

И все-таки он не ушел, хотя диспетчер ясно сказал ему, что нового талевого каната нет и получение пока не предвидится.

Присев у открытой двери, молодой мастер достал блокнот — хотел прикинуть скорость проходки скважины, — но, прислушавшись одним ухом к разговору за столом, снова забылся в невеселых размышлениях. Надя тоже азартно увлекалась автоматикой. Как же такая сильная девушка могла очутиться на краю гибели? Не испытав мук оскорбленной гордости, какие довелось пережить ей, он не представлял и того состояния, которое толкнуло ее в Каму хотя бы ради того, чтобы избежать встречи с Юлией.

Глядя на сидевших в диспетчерской инженеров, он вдруг почувствовал странное равнодушие к тому, о чем они спорили. Буровая бригада, возившаяся возле капризной скважины, тяжелая работа то в лютые бураны и морозы, то в дождь и грязь непролазную, трудности с оборудованием, удачное испытание турбобура с деталями из пластмассы — все стало безразлично.

Точно лопнула тугая, до отказа натянутая пружина. Даже Надя и та отошла вдруг куда-то далеко-далеко. Рассердилась, видите ли… Не захотела подождать хотя бы неделю, чтобы помочь ему распутать затянувшийся узел, а только еще больше осложнила дело. Чего же ждать от нее в будущем?





И когда мимо Ахмадши, не глядя на него, прошла Дина Ивановна, он даже не шевельнулся, не то чтобы встать да заговорить с нею. Что она может посоветовать? Она с самого начала его новой дружбы с Надей относилась к нему очень сдержанно.

— Слушай, Низамов, что ты торчишь над моей душой? — раздраженно спросил диспетчер. — Я же тебе сказал!..

— А от вас ничего не требуется, — почти высокомерно возразил Ахмадша, которому диспетчер тоже стал неприятен: ну чего он грубит, когда и без него тошно! — Жду, когда освободится директор конторы. Буду проситься в отпуск. Третий год работаю без отдыха.

Про себя он, все более раздражаясь, закончил:

«Черт с ней, с буровой, с этими выдумками! Будто без автоматики мало бурим! Простого оборудования и то не получишь вовремя».

Если бы Ярулла узнал о новых настроениях сына, то пришел бы в негодование, а возможно, и растерялся бы перед таким позорным малодушием.

Все нефтяники бились сейчас над решением трудной задачи на Исмагилове. Именно стремление облегчить эту задачу, снизив себестоимость проходки привело Яруллу к идее бурения на воде, которая овладела им теперь совершенно. После переезда Хаят к мужу дома стало совсем невесело, и Ярулла почти круглые сутки проводил на своей буровой точке. Сыновья-инженеры отобрали переходящее Красное знамя. Обижаться тут не приходится; зато у него новый интерес к работе.

Ярулла смотрит в окно культбудки на растерзанные гусеницами тракторов кусты и корни деревьев, на просеку в березовой роще, прорубленную прямо в голубизну неба для того, чтобы пришла сюда буровая вышка. Осень уже обрызгала золотом лесные чащобы. Терпко и пьяно пахнет в них влажной землей, густым настоем вянущих трав, банным перегаром слежавшейся прошлогодней листвы, из-под которой дружно вылезают тугие коричневые шапочки белых грибов. На мшистых полянах и среди мелкой травки-муравки красновато-желтые рыжики, пушистая розовость волнушек. Конец лету — грибное раздолье. Щедрая пора, милая с детства! Радовала она голодных деревенских ребятишек: всюду еда — огородные гряды, ржаное или пшеничное поле, где кланяются, просятся в снопы спелые колосья, россыпи брусники на горном склоне… Скрипит песок на зубах, пальцы и губы раскрашены ягодным соком — веселая жизнь!

«Мои дети всегда были сыты! Им не приходилось пастись на чужих огородах, жевать на жнивье сухое зерно. Они не бегали босиком от снега до снега, а то и в зимнюю пору, когда в семье на шесть пар ног одни растоптанные валенки. Все, что мог, сделал для них!»

Чтобы не растравлять себя, Ярулла встал, рывком накинул на плечи брезентовую куртку — и на буровую.

По небу плыли редко разбросанные плотные серые облака с ослепительно белыми каймами. Вышка будто падала на фоне этих облачных клубов, движущихся по чистейшей синеве неба, и у Яруллы голова закружилась, когда он проследил за их движением. Ощущая слабость в ногах, весь как-то огрузнев, он взошел на помост.

«Ябедник» — один из трех манометров, записывающих на круглых дисках все, что происходит при бурении скважины, показал, что в известняках вода ушла в каверну, точно указал время, когда нарушилась циркуляция жидкости.

Ярулла смотрел и обдумывал случившееся. Будь вместо воды дорогостоящий раствор, он с таким же успехом хлынул бы в пещеру, вымытую подземными потоками в древних отложениях. Загадочная черная пустота… Турбобур сразу рванулся вниз: на диске отмечен и этот прыжок больше двух метров. Но бурильщик не дремал: не уронил инструмент, а плавно опустил его на дно провала. Циркуляция воды восстановилась — значит, пустота забилась разрушенной на забое породой. Теперь по правилу, разработанному Яруллой с помощью Ахмадши, следует как можно скорее идти в глубину ниже опасной зоны, чтобы сделать порционную заливку цементом.

Вновь ощущая слабость и странную тяжесть во всем теле, Ярулла вернулся в будку, вызвал по радио диспетчера: надо было договориться, чтобы прислали машины — смесители и заливочные агрегаты.

Уже пожилой человек Ярулла Низамов, многого добился, зачем ему новые хлопоты и тревоги? Работал бы, как все, и ладно! Так и так скоро на пенсию. Отчего же именно ему взбрела в голову идея бурить на воде? Человеку за пятьдесят, к тому же у него домашние неприятности: дочь чахнет от тоски по стиляге-ухажеру, сын перестал оказывать уважение… Вспоминая поведение Ахмадши, Ярулла беспокоился все сильнее, начиная понимать, что потерял не только уважение, но и привязанность сына. А вдруг выбитый из колеи парень утратит любовь и к работе?