Шелковые сети

— Давай немного поболтаем, — предложил он и протянул руку, нажимая на вмонтированную в стол кнопку. Вслед за этим немедленно явилась секретарша, и он велел ей принести чай. — Боюсь, что кофе здесь не найдется, — сказал он, обращаясь к Мари.

— Чай вполне меня устроит, — сдержанно улыбнулась та.

Он предлагает поболтать? Интересно о чем?

— Где ты живешь? — спросил он светским тоном.

— Неподалеку от места своей работы.

— С кем?

— Одна. Снимаю квартиру.

— Где?

— В доме, разумеется. — Обстрел вопросами слегка обескуражил Мари.

Энди вздохнул.

— Я имел в виду, где этот дом находится?

— В Берике.

— Признаться, до сих пор ты представлялась мне сельской девушкой.

— Сейчас там трудно найти работу, — сухо пояснила Мари.

«Болтовня» Энди больше напоминала допрос. Впрочем, почему бы ему не проявить любопытство? Ведь эта черта присуща всем, не так ли?

— И где же ты работаешь?

Стук в дверь и негромкий звон чашек, раздавшийся весьма кстати, означал, что грядет чаепитие. Во время этой церемонии Мари надеялась собраться с мыслями. Однако отсрочка получилась недолгой.

— Так что ты сказала? — Тонкая фарфоровая чашка с крепким чаем была перемещена с подноса на стол и придвинута поближе к Мари кем-то, кого та даже не успела толком рассмотреть. Прошло меньше минуты, и Энди, вновь оставшись наедине с гостьей, продолжил расспросы.

— Разве я что-то говорила? — Мари взяла чашку. — Ах да, где я работаю… На фабрике.

— На какой?

— В моих занятиях нет ничего интересного… Взгляд медово-карих глаз застыл на ее лице.

— Возможно, ты удивишься, но мне все интересно.

Мари резко дернула плечом, и от ее движения из чашки вплеснулось на блюдце немного чая.

— На фабрике производят поролоновые пластины и другие изделия из этого же материала…

Энди слушал ее с таким вниманием, словно она рассказывала Бог весть какие захватывающие вещи.

— А ты чем занимаешься?

— Упаковываю все это. Иногда меня просят сделать что-нибудь еще…

Он пристально взглянул ей в лицо.

— С каких это пор ты находишь удовольствие в фабричном труде?

— Ну, удовольствия там мало, но я просто делаю свое дело, как и все остальные. Платят неплохо… — Лишь спустя несколько мгновений Мари догадалась, что вопрос на самом деле содержал изрядную долю сарказма. — Я работаю на фабрике уже два года.

— Прости мое любопытство, дорогая, — мягко произнес Энди, — но что случилось с твоим страстным желанием стать фотомоделью?

Мари побледнела и напряглась.

— Оно было не таким уж страстным. Ты ведь знаешь, что я получила предложение, но… из этого ничего не вышло.

— Почему?

Розовым кончиком языка Мари провела по губам, увлажняя их сухую поверхность. Она очень неуютно чувствовала себя под градом его вопросов. К тому же их количество пугало.

Тем временем взгляд Энди переместился на ее рот и надолго застыл там. Напряжение между двумя людьми настолько усилилось, что, казалось, в помещении загудел воздух. Губы Мари покалывало, словно он не смотрел на них, а касался пальцами. Дыхание ее стало прерывистым. Лифчик вдруг стал слишком тесным для полной груди, а соски сжались в тугие бутоны и приобрели чрезвычайную чувствительность. Мари поскорей отпила несколько глотков чая, с ужасом видя, как чашка дрожит в ее руке.

Боже, не нужно! — молча взмолилась она. Не заставляй меня переживать весь кошмар заново!

— Почему? — настойчиво повторил Энди, демонстрируя полную безжалостность. — Почему предложение не сработало?

Он намерен терзать меня до тех пор, пока не докопается до истины, мрачно подумала Мари. И решила сразу сказать правду.

— Все оказалось совсем не таким, как мне представлялось. Они называли это стильностью, но на самом деле я должна была не столько одеваться, сколько раздеваться перед фотокамерой.

Энди смотрел прямо ей в глаза. На его красивом лице не дрогнул ни единый мускул.

— Итак, тебе велели скинуть одежку, а ты ответила «нет»? Они что, предложили мало денег?

Мари вспыхнула.

— Деньги здесь ни при чем. Просто я не была готова проделывать подобные вещи…

Энди поморщился.

— Ведь это подразумевалось с самого начала, дорогая. А насчет денег… Разве не тебя мой отец купил за три тысячи фунтов?

Подобный поворот разговора явился для Мари неожиданностью. В мгновение ока став белее мела, она в ужасе уставилась на него. При этом ее пальцы непроизвольно разжались, и она выпустила из рук чашку. Чай пролился на дорогой светлый ковер.

— Именно так, — кивнул Энди, словно отвечая на собственный вопрос. Мари в эту минуту сидела неподвижно как изваяние и бездумно наблюдала, как шерстяные волокна под ее ногами впитывают влагу. — Разумеется, отец сказал мне, что ему стоило больших трудов убедить тебя в том, что на самом деле я не являюсь главной любовью твоей жизни. Поэтому та сумма была вполне соразмерна с истинной ценностью наших отношений. Хотя… что такое три тысячи фунтов по сравнению с возможностью иметь в несколько раз больше, стоило тебе лишь попросить меня об этом? Вероятно, в то время предложенные деньги показались тебе едва ли не состоянием…

Мари все еще продолжала тупо разглядывать расползшееся чайное пятно на ковре. Ее словно громом поразило известие, что Энди знает о том злополучном чеке. Когда она до конца осознала суть происходящего, ей едва не сделалось дурно. Сейчас Мари испытывала ни с чем не сравнимый стыд. Чувство гадливости по отношению к самой себе пожирало ее изнутри.

Энди знает о тех проклятых деньгах!

— Твой отец обещал, что договор останется тайной, что ты никогда ни о чем не узнаешь… — выдавила она наконец.

— Боже правый! Неужели ты веришь всему, что тебе говорят? — усмехнулся Энди. Похоже, ему доставляло удовольствие осознавать, что Мари испытывает сейчас такое чувство, будто меж ребер ей воткнули нож и вдобавок начали поворачивать его в ране. — Признаться, эта история меня позабавила.

— Позабавила? — Обхватив себя за плечи руками, Мари уперлась в лицо Энди полным возмущения взглядом. Она словно не верила собственным ушам.

— Ну да… Подумать только, мой отец совершает поступок в стиле досточтимого викторианского сквайра, пытающегося откупиться от служанки, которая угрожает благополучию благородного семейства! И главное, зачем? — хмыкнул Энди. — Я никогда не считал наши с тобой отношения хоть сколько-нибудь серьезными. Но мне совсем не показалось смешным, что ты ухватила эти деньги с жадностью закоренелой скряги, во всяком случае так описал эту сцену мой отец. Твой поступок неприличен и непростителен, подобным образом могла вести себя только самая что ни на есть дешевка.

Мари словно превратилась в глыбу льда. Она молчала, потому что ей нечего было сказать. Поскольку три тысячи фунтов в свое время не были возвращены, средства защиты у нее отсутствуют. Едва ли ее отцу поможет, если она сейчас признается, что это он не позволил ей порвать чек, врученный Джеффри Макгвайром. Не только не позволил, но в тот же день привел Мари в банк и заставил перевести деньги на его личный счет. «Какие уж нежности при нашей бедности!» — сказал тогда Жан Гранье в ответ на попытки дочери воспротивиться его властному решению. Расчетливый сомелье рассудил, что если Мари вынуждена будет в угоду хозяину поместья покинуть дом, то он хотя бы должен получить некое вознаграждение. Ведь семья лишалась пары умелых рук, не говоря уже о жалованье, которое Мари получала на работе.

Значит, закоренелая скряга? Вот как Энди думал о ней все последние пять лет?

Душа Мари наполнилась горечью. В голове завертелись унылые мысли об играх без правил, которые богачи ведут с маленькими людьми, и о том зле, которое в итоге приходится пожинать последним. В этом мире деньги решают все, они заставляют человека делать то, чего он вовсе не желает. Вот и Мари покинула дом, потому что на кон была поставлена не только работа отца, но вообще вся его жизнь. Но главная ирония заключается в том, что сейчас ей пришлось встретиться с Энди практически по тому же самому поводу.