Назад в юность

Уже при входе в школу я был удостоен взглядов и перешептываний старшеклассниц. А дежурные у входа робко отступили от дверей, когда я прошел внутрь. Ох, если бы это было в первую мою юность! Но тогда, увы, этого не случилось. Я, как и все остальные парни из моего класса и старше, до ужаса боялся Федьки Сорокина, зная его безбашенность, и старался ни словом ни делом не задеть его при случае.

Сейчас же под завистливые взгляды парней и под восхищенные – девочек я бодрым шагом зашел в класс. Там меня уже ждала целая делегация по встрече. Наша комсорг Наташка Осипова, высокая худая девица с вытянутым носом, начала первой:

– Андреев, мы уже всё знаем, и все до одного комсомольцы возмущены твоим отвратительным поступком. Мы знаем, как жестоко ты избил бедного Федю Сорокина. Вместо того чтобы помочь этому мальчику овладевать знаниями, ты воспользовался своим физическим превосходством. Сегодня после уроков у нас комсомольское собрание, где и обсудим твое поведение.

Но большая часть класса на слова комсорга не обратила никакого внимания. Наоборот, то одна, то другая девочка подходили ко мне и чем-нибудь интересовались. Даже Светка Ильина снизошла со своего Олимпа, чтобы спросить меня о какой-то мелочи. А за всем за этим из-за своей парты ревнивым взором наблюдала Аня Богданова. Похоже, после вчерашнего провожания она считала, что все уже сделано и я принадлежу ей душой и сердцем.

Да, теперь я на деле понял, что значит выражение «альфа-самец». В школе, когда еще не определены социальные приоритеты, лучшая половина человечества инстинктивно выбирает себе в пару не того, кто в будущем принесет больше бабла, а того, кто сможет защитить ее и детей. Естественно, парень, который смог поколотить хулигана, находится на одном из первых мест.

Во время уроков я изо всех сил старался не отсвечивать, но получалось крайне плохо. Два раза за этот день меня вызывали к доске. Хоть и старался я отвечать, как обычный мальчишка, но моя манера изложения материала, отработанная многими годами учебы и работы, все равно давала о себе знать. Учителя смотрели на меня удивленно и заинтересованно. А учительница физики Галина Петровна, по-видимому, выдала их общее мнение, когда после моего ответа сказала:

– Сережа Андреев у нас как-то неожиданно повзрослел.

На это замечание обычной реакции в классе почему-то не было, и вместо смеха царило озадаченное молчание.

После последнего урока, когда все побежали к дверям, закрыв выход спиной, стояла Осипова.

– Я ведь сказала, что после уроков будет комсомольское собрание, всем сесть обратно! – закричала она.

Кто со смехом, кто с недовольным бурчанием – все снова уселись за парты. Осипова подошла к доске и начала:

– Сегодня у нас на повестке дня два вопроса. Первый – это проведение субботника двадцать второго апреля в честь дня рождения Владимира Ильича Ленина, и второй вопрос – это безобразное поведение комсомольца Андреева. По первому вопросу нам все расскажет Владик Семенов.

Наш красавец гордо встал и прошел к столу, по дороге мотнув головой, чтобы откинуть челку со лба. При виде этого жеста у меня мелькнула мысль, не увидит ли нашего Владика Андрей Миронов, перед тем как играть роль в фильме «Бриллиантовая рука».

– Товарищи! – начал он, заглядывая в бумажку.

– Наша партия во главе с Первым секретарем ЦК КПСС Никитой Сергеевичем Хрущевым неустанно заботится о подрастающем поколении, и мы как члены ВЛКСМ обязаны делом отвечать на заботу партии и правительства. Поэтому двадцать второго апреля мы все как один обязаны выйти на Всесоюзный коммунистический субботник и, как весь советский народ, хорошо на нем поработать. А сейчас я расскажу, кто и что будет конкретно делать.

Слушая его, я вспоминал… Уже через год Владик Семенов стал комсоргом школы, после выпуска поступил на истфак нашего университета и уже через год стал комсоргом курса. На втором курсе он женился на дочке первого секретаря обкома партии и, закончив истфак, начал работать уже в обкоме ВЛКСМ. Еще через пару лет он был уже инструктором в обкоме партии, где и продолжалась его успешная карьера вплоть до перестройки. И тогда вдруг оказалось, что не было более последовательного борца с коммунизмом, чем Владислав Семенов, который буквально жизнь положил в борьбе за демократию. По телевизору даже показали, как он демонстративно сжигает свой партийный билет, при этом что-то крича про жестокий сталинский режим. Короче, были они с Борькой Ельциным два сапога пара.

И тут я впервые подумал: «А ведь я, наверное, смогу хоть что-то сделать, чтобы наша Родина избежала таких потрясений». Надо только сесть и попробовать спланировать свое будущее, исходя из того, что я знаю. И теперь надо попробовать «знаю, что будет» перевести в «что надо сделать, чтобы этого не случилось». Ведь если Горбачев не придет к власти, не будет и перестройки. Но другой внутренний голос скептически сказал: «Не будет Горбачева, будет кто-то другой».

– Андреев! Ты что, не слышишь? Я к тебе обращаюсь! – Возмущенный возглас Семенова отвлек меня от моих размышлений. – Ну что, слушаешь? Мы решили, что вы с Богдановой в субботник займетесь уборкой и мытьем класса. Мне почему-то кажется, что вы не откажетесь от такого предложения, – закончил Владик с ухмылкой.

Я с трудом удержался от порыва забить эту ухмылку ему в зубы и только хотел высказать свое возмущение по этому вопросу, как вдруг увидел счастливое лицо Ани. Мое желание высказаться сошло на нет.

Закончив выдавать назначения, Семенов сел на свое место.

– А теперь мы должны обсудить поступок Андреева, который, как известно, зверски избил нашего бывшего одноклассника Федю Сорокина, – сообщила Осипова.

– Кто хочет выступить?

В классе наступила тишина. Ни один из парней, которые испытали на себя тяжесть сорокинских кулаков, не хотели говорить в его защиту, а девочки, которые еще помнили его грязные высказывания и сплошной мат, тоже не спешили осуждать меня. Тут раздался голос Вадика Петрова:

– Да хватит тебе, Наташка, выделываться! Правильно Сережка ему настучал, тот давно в репу просил.

Все засмеялись, а Наташка покраснела и надулась.

– Все, хорош, пошли домой, собрание закончилось! – раздались голоса, и все ринулись к дверям.

И вот прошло несколько дней, в течение которых я успел завоевать репутацию зубрилы и отличника. Уже никто не удивлялся моим ответам, да и меня почти перестали спрашивать на уроках. Я по-прежнему каждый день провожал Аню до дома, но в гости, как она ни приглашала, не заходил. Мне казалось, что ее бабушка, словно Шерлок Холмс, видит меня насквозь.

Девятнадцатого апреля пришлось шлепать на субботник. Когда подошел к школе, почти все уже собрались. Слышались шутки и смех. Наша классная руководительница вместе с Осиповой, надрываясь, выкрикивали фамилии учеников и задания.

Вот дошла очередь и до нас.

– Андреев и Богданова, вперед на мытье класса! Чтобы все парты были отскоблены от грязных ругательств, – выдала Осипова.

Все покатились со смеху. С задних рядов неразборчиво донесся чей-то голос:

– Да мы завтра новые напишем, места много будет.

– Ну что, Аня, двинули? – сказал я, и мы бодро направились в школу.

Зайдя к техничке и отстояв небольшую очередь из таких же мойщиков, мы получили пакет соды, два ведра, швабры и тряпки. Придя в класс, быстро покидали все орудия производства в угол. Аня надела рабочий халат, который принесла из дома, а я, буркнув ей:

– Отвернись, – быстро переоделся в тренировочный костюм.

На ее замечание, что мог бы и дома одеться, сказал:

– А что потом, на эту грязь чистое надевать?

Схватив пакет, я пробежал вдоль всех трех рядов парт, щедро посыпая их содой. Аня шла за мной и мокрой тряпкой размазывала соду по парте. Затем я предложил ей оттереть один ряд парт, а сам взялся за два. Надо сказать, что с этим делом мы справились довольно быстро. Где-то через полтора часа парты были отмыты, чтобы уже на следующей неделе наши художники нанесли на них новые росписи.