Назад в юность

Девочка молча стояла у дверей, пока я одевался.

Подойдя к ней и шепнув:

– До завтра, – я поцеловал ее в щеку и выскочил за дверь.

Не торопясь, я шел по узким улочкам Уреки. У пивного ларька уже не было очереди, и Федьки Сорокина с друзьями тоже не наблюдалось. Светило предвечернее солнце, весело чирикали воробьи, купаясь в грязных лужах, ничего не болело, как еще вчера, намечался роман с хорошей девочкой… Все просто великолепно.

«А если это лишь сон и я сейчас проснусь в своей скромной квартире с кучей болезней и отсутствием всякой перспективы?» – подумал я и с силой ущипнул себя за руку. Но ничего не произошло. Все так же светило весеннее солнце и чирикали воробьи. Несколько секунд постояв, я бодро оправился домой.

Шел не торопясь, разглядывая все вокруг. Я уже забыл, как это – идти по городу, где практически нет машин. По мокрой дороге периодически проезжали таксистские «волги», иногда проходили битком набитые рейсовые автобусы. Но в основном весь народ, как и я, шел пешком. На многих зданиях висели кумачовые плакаты «Слава труду!», «Слава КПСС!», «Партия – наш рулевой!». Из чьего-то открытого окна доносилась музыка. Пела Шульженко, что-то из военного репертуара. Выйдя на центральную улицу, я увидел протянувшиеся вдоль бульвара вывески с моральным кодексом строителя коммунизма и вспомнил, как нас заставляли учить этот кодекс на память. Мне даже стало смешно – ведь этот кодекс почти полностью взят из Библии.

Когда я пришел домой, все уже были в полном сборе.

– Сережа, где ты бродишь? Мы тебя потеряли! У тебя вроде нет сегодня тренировок, – покачала головой мама.

А я смотрел на мою такую молодую, красивую маму и не мог вымолвить ни слова. В последний раз, когда я видел ее живой, она была похожа на высохшую мумию. Неоперабельный рак желудка в четвертой стадии. Она лежала в кровати с закрытыми глазами, когда я вошел в палату. Мама тем не менее сразу узнала меня и только могла еле слышно прошептать:

– Сынок, у меня все хорошо, не тревожься обо мне. Я знаю, у тебя очень много дел, пожалуйста, иди.

На следующий день она умерла. Наверное, из-за этого я, заканчивая академию, специализировался по хирургии, подсознательно думая, что смогу помочь таким же страдающим людям. Но судьба кидала меня совсем в другие места: от Вьетнама и Анголы до Афганистана, где не было времени думать о лечении онкобольных, а шел поток раненых. Надо было срочно их оперировать, ампутировать конечности, удалять осколки и пули и прочее.

– Сережа, что ты на меня так смотришь? – вдруг смутилась мама.

– Ты знаешь, мама, я так тебя люблю. Как хорошо, что ты у нас есть.

– Сережка, я тебя не узнаю сегодня! – засмеялась она. – Хватит признаваться в любви. Ты наверняка нахватал сегодня двоек и решил подлизаться.

– Нет, мама, двоек я не получал, у меня все нормально. А задержался потому, что провожал Аню Богданову до дома. Ее бабушка угощала меня пирогами, так что я не очень голодный.

Мама пристально посмотрела на меня:

– Это девочка, что сидит с тобой за партой?

– Да, она.

– Очень интересно. Тебе потребовалось восемь лет, чтобы понять, что ты ей нравишься.

– Ну что поделаешь, мама, если я такой тупой. Но буду исправляться, не переживай.

– Хватит болтать, все за стол ужинать.

И мы вчетвером дружно уселись за столом в большой комнате.

– Мам, а сегодня в школе Сережку с Анькой дразнили «жених и невеста», – доложил Лешка.

– Дразнили – и что с того? Подразнят и успокоятся. Я очень рада, что Сережа с ней наконец нашел общий язык. Она очень серьезная и ответственная девочка, вся в маму.

– Даша, про кого это вы там говорите? – подключилась к беседе бабушка.

– Да вот, мама, твой внук повзрослел уже до такой степени, что начал провожать девочек до дома, – с улыбкой ответила моя мама.

– Мамочка, давай сменим тему. У меня, может, будет еще двадцать девочек, что об этом говорить. Лучше скажи, когда к нам приедет наш папа, что-то он очень задержался на Севере.

Я решил увести разговор в более благоприятное русло.

– Сын, ну что ты как маленький. Ты же знаешь, что папа офицер и служит там, где ему прикажут. Не можем же мы всю жизнь ездить за ним по гарнизонам.

У мамы явно испортилось настроение, а бабушка из-за ее спины укоризненно покачала головой.

Закончив ужин, все разбрелись по комнатам. Для тех лет мы жили достаточно неплохо, и все благодаря отцу. Когда его перевели в этот большой город, он был уже капитаном. Быть может, нам не удалось бы получить такую квартиру, но он очень неплохо сошелся с начальником квартирно-эксплуатационной части, и тот смог пробить нам трехкомнатную квартиру в только что построенном доме. После бараков и военных городков, где мы раньше жили, квартира произвела на нас такое впечатление, что, когда отца отправили с повышением по службе и уже майором на Север, мама категорически отказалась ехать с ним.

Большого скандала не было, поскольку отец подозревал, что так и будет. Мы учились в школе, мама работала в больнице медсестрой, с нами жила бабушка по маме. А бабушка со стороны отца жила в деревне совсем недалеко от города. И насколько я знаю, родители договорились, что отец, которому оставалось дослужить еще два года до получения пенсии, сразу после выслуги подаст рапорт на увольнение и приедет к нам.

В нашей с Лешкой комнате царил бардак. Я несколько минут разглядывал обстановку, затем пошел в туалет, взял ведро и тряпку и начал наводить порядок. Не успел я закончить это дело, как в комнату ворвался Лешка и заорал:

– Сережка, ты точно заболел! Когда ты в последний раз сам брал тряпку? Слушай, мне сейчас парни во дворе сказали, что ты отпинал Сороку, это правда?

– Он добавил еще пару крепких словечек. – Лешка, перестань ругаться матом. Да, было дело.

Брат удивленно посмотрел на меня:

– Ты же еще вчера учил меня, как надо ругаться, а сейчас говоришь, что этого нельзя делать!

– Вчера учил, а сегодня начнем забывать. Видишь, я навел порядок, с завтрашнего дня будем поддерживать его по очереди.

Но брат все не мог успокоиться:

– Слушай, а расскажи, как ты его побил? Он что, опять приставал к тебе?

– Леха, ничего интересного. Дал по роже пару раз, и все.

– Ну, Серега, ты даешь! Теперь все шараги будут тебя бояться.

– Ладно, давай-ка я лучше проверю, как ты приготовил уроки.

Закончив проверять Лешкины уроки и уточнив в расписании, что у меня на завтра, я решил посмотреть телевизор, который стоял в бабушкиной комнате. Это был один из первых телевизоров, экран которого не надо было рассматривать через лупу. Но все равно он был черно-белый и размером около тридцати сантиметров в диагонали.

Передачи у нас начинались в семь часов вечера кратким перечислением городских новостей. Затем диктор рассказывала о событиях в мире, естественно, без всяких телесюжетов, ну а потом шел художественный фильм, чаще всего про войну или революцию.

Мне, привыкшему к океану информации, обрушивающемуся каждый день на мою голову, было жутко скучно смотреть этот отстой. И поэтому у экрана я высидел не более десяти минут. Забрав у мамы газетницу с кучей газет, пошел заново знакомиться со временем, которое по непонятной пока причине мне придется прожить заново.

Утром, проснувшись, я некоторое время лежал с закрытыми глазами. Мне казалось, что если я их открою, то увижу давно не беленный потолок своей холостяцкой квартиры и руки с распухшими, искривленными суставами пальцев. Но, открыв глаза, я увидел солнце, ярко светившее в окно нашей комнаты, а за дверью слышался голос бабушки, напевавший песню Любови Орловой.

После завтрака мы с Лешкой быстро собрались и отправились в школу. Но уже во дворе Лешка оставил меня и, подбежав к группе одноклассников, продолжил с ними путь. Наверное, те выказывали ему свое восхищение в связи с моей стычкой с Сорокиным, а он купался в лучах моей славы.