Страница 18 из 18
Спустя еще три-четыре десятилетия мирские причины крещения Владимира начисто забываются, и преподобный Нестор в своем «Чтении о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» (80—90-е гг. XI в.) переносит все происшедшее с князем всецело в мистическую область: «Бысть бо рече князь в те годы, владевший всею землею Русскою, именем Владимир. Бе же муж правдив и милостив к нищим и сиротам, и ко вдовицам, елин [эллин, то есть язычник] же верою. Сему Бог послал некое откровение и створи быти ему хрестьяну, якоже древле Плакиде». Рассказав, как Бог открылся этому христианскому святому в видении[43], Нестор заключает: «Такоже и сему Владимеру явление Божие быти ему хрестьянину створи же».
Другая церковная традиция уподобляла обращение Владимира обращению апостола Павла после видения Господа по пути в Дамаск[44].
По своему литературному качеству писания древнерусских книжников XI в. выгодно отличаются от известия Повести временных лет — в них нет или почти нет наивности, аляповатой сказочности, бросающихся в глаза внутренних противоречий.
Однако было бы ошибкой преувеличивать их историческую значимость, находя в этих свидетельствах «драгоценный и подлинно-исторический материал, необходимый для объяснения происшедшего на Руси великого исторического переворота»{56}. Никакого исторического материала конечно же здесь нет (если понимать под таковым достоверные сведения, полученные из первых рук, либо в устной или письменной традиции), а есть напряженное умственное усилие незаурядных русских голов XI столетия, направленное на то, чтобы постигнуть и осмыслить важнейшую веху в истории Русской земли.
Реальность, однако, была совершенно другой.
Варда Фока против Варды Склира
В то время как Владимир в конце 70-х — первой половине 80-х гг. X в. возлагал на свою голову чужие венцы, византийский император Василий II был озабочен тем, как сохранить при себе свой собственный. За все первое десятилетие своего долгого царствования он поистине не знал ни одного спокойного дня, постоянно тревожимый то опасностью полного распада государства под давлением извне, то дерзкими покушениями знатных византийских родов на его императорскую власть. Больше всего на свете василевс нуждался в верных войсках, и эта нужда заставляла его внимательно следить за положением дел во «внешней Росии», где всегда было немало охотников послужить «греческому царю». Мы видели, что в 977 г. мятеж Варды Склира побудил Василия II обратиться за помощью к Ярополку, но тогда «вой» срочно понадобились самому киевскому князю, а его гибель в следующем году похоронила всякие надежды на быструю подмогу империи со стороны «росов».
В тот критический момент Василию удалось отвести беду, не прибегая к услугам иноземцев. В столицу был вызван опальный тезка Склира и его непримиримый враг — Варда Фока, племянник императора Никифора Фоки, до этого находившийся в ссылке на острове Хиос за то, что в последний год правления Иоанна Цимисхия поднял против него восстание. Варда Фока был побежден тогда Вардой Склиром, который возглавил правительственную армию. Мятежника постригли в монахи и отправили в изгнание. И вот теперь Фоке позволили сбросить схиму и вручили ему командование войсками, сохранившими верность Василию II.
Личная вражда полководцев придала войне ожесточенный характер. Несмотря на то что Фока, по словам Михаила Пселла, «был искушен в военных хитростях, опытен в разного рода приступах, засадах и в открытых сражениях», он дважды терпел поражение от Склира, но всякий раз возвращался со свежими войсками, набранными в грузинских провинциях, еще более сильный и опасный, чем прежде. Больше года противники кружили по Малой Азии без ощутимого успеха ни для одного из них. Наконец счастье изменило Склиру: после одного неудачного сражения его армия частью разбежалась, а частью перешла на сторону Фоки, который победителем въехал в Константинополь и был удостоен триумфа.
Склир нашел убежище у багдадского халифа Адуда аль-Даулы, однако вскоре в Багдад прибыл посол Василия II, который от имени императора обещал мятежнику полное прощение, а заодно попытался отравить его. Халиф принял соломоново решение, приказав заключить обоих гостей под стражу.
Византийско-болгарская война
Едва возвратив себе имперский Восток, Василий II потерял почти весь Запад. Самуил, правитель Западной Болгарии[45], воспользовавшись тем, что Василий бросил все наличные силы на подавление мятежа Варды Склира, вторгся в Центральную и Дунайскую Болгарию и к 980 г. практически восстановил Первое Болгарское царство в его былых границах (хотя Филиппополь/Пловдив остался за Византией). Последние болгарские цари из династии Аспаруха, братья Борис II и Роман, лишенные Цимисхием царских регалий и содержавшиеся в почетном плену в Константинополе, сумели бежать из греческой столицы. По дороге на родину Борис, не успевший сменить византийское платье, был принят за грека и убит какой-то разбойной шайкой болгар; но Роман благополучно добрался в лагерь Самуила и был провозглашен болгарским царем (византийские писатели отрицают легитимность его правления, так как Роман в Константинополе был оскоплен, вследствие чего, по тогдашним понятиям, не мог занимать престол)[46]. Одновременно была восстановлена независимость Болгарской церкви.
С 980 г. Самуил перенес военные действия на собственно византийскую территорию. Вся Греция, вплоть до самого Пелопоннеса, подверглась опустошительным набегам болгар. Современник этих событий, византийский поэт Иоанн Геометр в одном из своих стихотворений картинно изображает бедственное положение дел на Балканах: «А то, что делается на Западе, какое слово нам это расскажет? Толпа скифов [т. е. болгар]… как будто на своей родине рыщет и кружит здесь по всем направлениям. Как из земли произрастающие благородные ветки, они с корнем вырывают крепкую породу железных мужей, и меч делит пополам поколение младенцев: одни остаются матери, других враг вырывает насилием своих стрел. Прежде крепкие города — теперь легкий прах, табуны лошадей там, где жили люди. Видя это, как удержусь от слез? Так истребляются города и села».
По словам византийского историка Скилицы, Самуил толпами уводил местных жителей «во внутреннюю Болгарию и, зачислив в свои воинские списки, пользовался их содействием против греков».
В 986 г. Василий II лично повел византийские войска в поход на болгар. Прорвавшись через Родопские горы, он осадил Сердику, или Средец (София). Но известие о подходе болгарского войска заставило его снять осаду и поспешно отступить. На обратном пути императорская армия потерпела сокрушительное поражение в ущелье Траяновы Врата (16—17 августа). Болгары применили свою излюбленную тактику: заняв горные проходы, они окружили ромейское войско, отягощенное большим обозом, и почти совершенно истребили его. Весь армейский скарб, награбленная добыча и даже царское убранство Василия достались Самуилу. Сам император спасся только благо даря армянской пехоте, которая, плотно обступив его со всех сторон, пробилась по горной дороге в Македонию. Преследуя разбитого врага, Самуил захватил Фессалоники и крупный порт Диррахий на адриатическом побережье.
Владимир выступает на стороне болгар
К этому времени (986—987) относится ряд отрывочных сообщений о том, что Владимир ввязался в болгаро-византийскую войну, выступив на стороне Самуила против греков[47]. Сирийский историк второй трети XI в. Яхья Антиохийский, один из самых компетентных источников по истории русско-византийских отношений второй половины 80-х гг. X в., коротко отметил, что непосредственно перед принятием крещения русы находились в лагере противников Василия II («они его враги»)[48].
43
Обращение Евстафия Плакиды, добродетельного язычника, произошло во время охоты, когда Спаситель явился ему в виде оленя.
44
Для полного соответствия с обращением Павла в житийную традицию о Владимире был введен мотив слепоты. Как Павел слепнет и прозревает через три дня, после возложения на него рук апостолом Аланией, который затем ведет его к купели, так и Владимир «болеет очами» во время осады Корсуни и исцеляется, последовав совету «доброй жены» (Анны) принять крещение. В «корсунской легенде» эта параллель несколько затемнена, но Густынская летопись прямо добавляет: «…и егда воз ложи на него руце епископ, абие прозре, якоже некогда Павел апостол». В тропаре святому Владимиру также поется: «И обрете безценный бисер Христа, избравшего тя, яко втораго Павла, отрясшаго слепоту во святей купели, душевную вкупе и телесную» (подробнее см.: Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 441—446).
45
При ликвидации в 971 г. Иоанном Цимисхием Первого Болгарско го царства западные области Болгарии сохранили независимость от Византии. Во главе их находился комитопул (губернатор) Македонской фемы Николай Шишман, которому наследовали его сыновья (Комитопулы) — Давид, Моисей, Аарон и Самуил. Первые трое братьев вскоре погибли, и в 976 г. борьбу болгар против Византии возглавил Самуил.
46
В 991 г. Роман умер, и царем Болгарии стал Самуил.
47
А.В. Назаренко высказал предположение, что в 982/983 г. Владимир также заключил союз с Отгоном II, направленный против Византии. После захвата в Италии города Таренто, принадлежавшего Византии (март 982 г.), германский император, по сообщению Санкт-Галленских анналов, намеревался овладеть всеми подвластными грекам итальянскими землями — «Кампанией, Луканией, Калабрией, Апулией и… даже до Средиземного моря», для чего сколачивал антивизантийскую коалицию. Но участие в ней Владимира пока что остается не более чем догадкой. Свою гипотезу о русско-немецких дипломатических контактах в начале 80-х гг. X в. Назаренко выстроил вокруг двух вещевых памятников того времени — медальонов с изображением Отгона II и его жены, гречанки Феофано, которые будто бы были подарены Владимиру немецкими послами. Последнее утверждается единственно на том основании, что происхождение обоих медальонов из русских частных собраний первой трети XX в. «позволяет думать, что обнаружены они были на территории России», хотя на самом деле «обстоятельства и точные места находок как того, так и другого экземпляров неизвестны» (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 411—413, 420—421).
48
М.В. Левченко полагал, что известие Яхьи следует понимать в смысле «простой натянутости отношений». А.В. Назаренко справедливо отводит это мнение: «Такое понимание возможно, но не обязательно… Подобная щепетильность представляется несколько преувеличенной: в X в. не выступали с нотами протеста и не отзывали постоянных представителей — в какой еще форме могла проявиться враждебность, кроме непосредственных военных действий?» (Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 433).
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.