Страница 58 из 78
Самый смешливый из нас завхоз Рома, прыская от смеха и прикрывая рот руками, выскочил из комнаты…
Время от времени в институте появлялись, обычно направляемые из ЦК комсомола, одержимые люди с дикими предложениями и идеями, связанными со спортом.
Один из них, прочитав «Кровь и песок» Эрнеста Хемингуэя, предложил выдерживать динамовских футболистов как быков перед корридой три часа в темной комнате, не давая им при этом утолять жажду, тогда они будут энергичнее и безжалостнее проводить матч. Другого, как он рассказывал, осенила блестящая альпинистская идея, когда он, лежа в больнице, наблюдал ползающих по потолку мух. Этот парень изобрел тележку с косо установленным пропеллером, который по его разумению будет гнать тележку вверх по скале одновременно прижимая ее к ней. Когда веревка, которую должен удерживать альпинист натянется, аппарат должен переключаться на бурение для установки крюка. Поднявшись с помощью закрепленной веревки до прибора, альпинист должен вновь запустить его вверх, до тех пор пока вершина не будет покорена. Парень никогда не ходил в горы, очень удивился, когда узнал, что порой громкий звук может вызвать камнепад или снежную лавину.
Большею частью такие люди бывали весьма назойливы.
Однажды ГБЧ попросил меня зайти в свой кабинет. Наш директор был очень взволнован — у него в кабинете сидел очередной такого рода посетитель в замусоленном одеянии и с сумасшедшинкой в глазах.
— Вот, — представил мне директор, — товарищ изобрел новую игру, под названием «Стаура».
— Что это значит? — спросил я.
— Сталину ура! — объяснил визитер.
— Вот правила этой замечательной игры, — сказал осторожный ГБЧ и протянул мне грязноватую, однако четким почерком исписанную бумажку. Я прочел:
«До сих пор в мире на 64-клеточной доске разыгрывались только две игры — шахматы и шашки… Новые времена требуют новых игр. „Стаура“ вобрала в себя все положительные стороны шашек и шахмат, отбросив отрицательные качества этих двух игр. Отныне во всем мире будут играть в эту новую игру, прославляя имя нашего великого вождя». Такова была преамбула, далее шли правила: первая дошедшая до восьмой горизонтали шашка получает наименование «Диска», вторая — серпа, третья — молота, далее шли звезды и колосья. Таким образом, в игру входят все элементы, составляющие советский герб.
— Эта игра, — заявил ее создатель, — прославит нашу страну на века!
Казалось, чего проще — прогнать этого придурка. Но тогда он тут же пойдет жаловаться в КГБ, что отвергли игру, самим своим названием провозглашавшую «Сталину ура!».
Органы не станут разбираться в деталях, а тут же отправят гонителей в тюрьму. Дело грозило большими неприятностями, тем более что посетитель сразу же потребовал себе штатного места в институте для популяризации «Стауры». Шел пятидесятый год, у всех, как говорится, были «страху полные штаны».
Обычно в рабочее время мы играли в шахматы полулегально, и когда шеф заходил в общую комнату, игроки вставали, загораживали собой доску с расставленными фигурами, а мудрый ГБЧ делал вид, что ничего не видит.
Но на другой день, когда ожидался повторный визит автора столь опасной игры, все сотрудники дружно разбирали возможные перипетии «Стауры». Особенно волновался ГБЧ, приученный советской властью к постоянным страхам.
Вскоре выяснилось, что, следуя правилам, при симметричных ходах обеих сторон позиции фигур взаимно запираются и ходить шашкам некуда. Поэтому когда в назначенный час появился возмутитель спокойствия, ему было предложено сыграть в «Стауру» матч из трех партий со мною, как с наиболее сильным шахматистом НИИФКа.
Весь состав института стоя наблюдал за первым и последним в мире матчем по «Стауре». Через десяток ходов игра «заперлась».
— А вы сделайте ход назад! — посоветовал мне изобретатель.
— Нет, лучше вы сделайте этот ход!
Изобретатель сделал ход назад, и тут же проиграл.
Началась вторая партия, которая вскоре окончилась с тем же результатом.
Разочарованный автор игры сказал:
— Когда я играл с детьми дома, было очень интересно.
— У себя дома вы играйте во что вам угодно. Но как вы посмели такую ничтожную и глупую игру назвать именем вождя народов?! А ведь мы можем доложить о вашем поступке куда следует, — припугнули мы назойливого изобретателя.
Наш посетитель счел за благо поспешно ретироваться.
Вскоре из кабинета пришел ГБЧ узнать о результате «матча» и вздохнул с облегчением.
— От волнения я не мог вчера заснуть всю ночь, — признался директор.
В 1952 году по конкурсу меня выбрали заведующим кафедрой борьбы, бокса и тяжелой атлетики Грузинского института физкультуры, я еще некоторое время по совместительству бездельничал в НИИФКе, а потом покинул этот первый клуб веселых и находчивых.
Глава 14
МОЙ ИНСТИТУТ
1 сентября 1952 года я вернулся на работу в институт физкультуры по чистой случайности. Очередная проверка обнаружила, что некоторые преподаватели, в том числе заведующий кафедрой борьбы, бокса и тяжелой атлетики Михаил Тиканадзе, приписывал к нагрузке часы, которые на самом деле не проводил. Хотя эти приписки нисколько не повышали зарплату — у всех преподавателей института был твердый оклад, — Тиканадзе был исключен из партии и снят с работы.
Я подал заявление на вакантную должность и был принят. К тому времени я стал третьим в Грузии кандидатом педагогических наук по специальности «Физическая культура и спорт», участвовал в качестве консультанта в подготовке сборных команд СССР к XV Олимпийским играм (на которых наши спортсмены выступили весьма успешно).
Однако решающее значение имело то, что директором института был Александр Георгиевич Палавандишвили, человек редких душевных качеств, интеллигент старой тифлисской закваски. Палавандишвили происходил из рода кахетинских князей. Внешность директора была весьма представительна: высокий, с хорошей посадкой головы… Самой характерной чертой его лица были высоко посаженные над темно-карими мягкими глазами широкие, сросшиеся на переносице густые брови. Высокий лоб с залысинами, крупный прямой нос, мягкие, всегда готовые к приветливой улыбке губы — таков был наш Саша.
Естественно, к нему тянулись слабые женские сердца, и ему не всегда удавалось избежать их коварно расставленных сетей.
Я познакомился с Сашей, когда он был еще заместителем председателя городского комитета физкультуры, а председателем этого комитета был бывший защитник тбилисской команды «Динамо» Чичико Пачулия. Научно-исследовательский институт располагался напротив городского Спорткомитета, поэтому я часто встречался с Чичико, который был маленького роста, с крупным горбатым носом и гипнотизирующим змеиным взглядом.
Являясь работниками спортивной сферы, мы с ним знали друг друга, и я неоднократно пытался обменяться с Пачулия приветствиями. Но Председатель Пачулия всегда смотрел остановившимся взглядом сквозь меня, и когда я ему говорил: «Здравствуйте!», по его подбородку пробегала дрожь высокомерия и презрения, и он еще сильнее выдвигал вперед свою челюсть.
Впоследствии я узнал, что Пачулия был одно время начальником сухумской тюрьмы. После расстрела Берии, вместе с многочисленными его подельщиками попал под суд и Пачулия. Родственники его жертв, допущенные в зал суда, при виде Пачулия зачастую теряли сознание. По городу распространились страшные истории его подвигов. Вот одна из них: в Сухуми шли повальные аресты. Начальнику тюрьмы доложили, что в камерах нет мест, они набиты битком и арестованные протестуют против введения в камеры новых арестантов. Возмущенный начальник тюрьмы Пачулия выскочил из кабинета с криками:
— Кто протестует? Покажите мне!
Тюремщики открыли одну из камер, и Пачулия сразу же стал стрелять в открывшуюся дверь. Кто-то упал замертво, остальные шарахнулись к стенам.
— Вынесите это дерьмо! Сажайте новых, — приказал Пачулия. — Херовые вы чекисты!