Страница 21 из 29
Нам все время хочется осмыслить одну парадигму через другую, через привычную нам парадигму модерна определить все остальное. Естественно, что мы даже не замечаем, как она внутри нас вещает. Другими словами, то, что мы как носители модерна говорим, мыслим, воспринимаем, заложили инструкторы, которые создавали и поддерживали матрицу модерна.
Она, эта матрица, уже перегорает, так как плата несовершенна, но она еще работает. Сейчас нам инсталлируют другую плату — плату постмодерна. Другое время, другая тактовая частота, более совершенная, если угодно, конструкция.
Глава 2
Постантропология
Антропология постмодерна тесно сопряжена с предшествующими парадигмами
Здесь мы будем говорить об изменении антропологической проблематики в процессе перехода от парадигмы модерпарадигмами на к парадигме постмодерна. Для того, чтобы ясно понимать проблематику антропологии в эпоху постмодерна, недостаточно описать наблюдаемые в этом процессе тренды и тенденции. Одна феноменология мало что скажет сама по себе, глубокое содержание этого процесса можно осмыслить, исключительно исходя из сравнения антропологической картины постмодерна с антропологией премодер-на и модерна. Это обосновано тем, что сама парадигма постмодерна постоянно отсылает нас — хотя и всякий раз по-разному — к парадигмам модерна и премодерна, с которыми беспрестанно играет. Более того, не являясь чем-то строго определенным и не представляя собой самостоятельной системы координат, постмодерн, тем не менее, постоянно оперирует с десемантизированными и ре-семантизированными элементами других парадигм, то лишая их привычного смысла, то нагружая новым — эксцентричным и экстравагантным — содержанием.
В предыдущей главе мы рассматривали соотношение парадигм модерна и премодерна в целом. Это знание нам понадобится для осмысления того, как изменяются статус, понимание и роль человека в третьей парадигме (постмодерне).
Антропология в парадигме премодерна: манифестационизм
Сакроцентризм
Для того, чтобы ясно понять, о чем идет речь в контексте постантропологии, следует сделать несколько предварительных замечаний. Давайте посмотрим, чем является человек в парадигме Традиции и премодерна.
Мир Традиции основан на сакроцентризме. В центре мироздания стоит сакральное. Сакральное — это отношение к миру как открытой системе, каждый элемент которой напрямую восходит к божественному началу, проявляющему себя сквозь этот элемент. Все, с чем имеет дело человек в сакральной картине мира, есть действенный символ, служащий опорой для божественного присутствия. Это невидимое, неуловимое присутствие, будучи зафиксированным, вызывает у человека особое чувство — смесь предельного беспричинного ужаса и головокружительного восторга. На этом чувстве построена религиозная психология. В парадигме Традиции сакроцентризм означает, что такое религиозное чувство вызывает не только отдельные обряды, явления, учения или изображения божеств, но что оно более или менее разливается по всему миру и пропитывает его токами невидимой и неощутимой, но при этом пронзительной обжигающей жизни.
Сакральное в наиболее архаическом срезе это еще не Бог или уже не Бог. Оно также не имеет ничего общего с философским пониманием бытия. Это прямое схватывание дополнительного «четвертого» светового измерения, которое распространяется вглубь вещей. В этом измерении сами вещи не рассматриваются как нечто отдельное или самостоятельное — точно так же, как и сам человек. Все, с чем мы сталкиваемся в сакроцентричной реальности, представляет собой некую сплошную непрерывную ткань «иерофании» («ieros», «священное» и «fania», «являться» (греч.). В парадигме премодерна нет привычных для нас понятий «субъекта» и «объекта». Фундаментальное различие между «дигиталъной», основанной на «двоичном коде», современной философией и «аналоговым» миропониманием человека мира Традиции состоит в том, что в последнем нет тех строгих дистинкций, тех дуальных пар, которые мы привыкли считать чем-то самим собой разумеющимся и абсолютным, неотъемлемым от процесса мышления. В сакроцентричном мире нет субъекта, который наблюдает объект, потому что тот, кто наблюдает, на самом деле, и есть, в каком-то смысле, сам объект, а то, что наблюдают, имеет в себе и субъектное измерение. Сакральное бытие, неразделимое в своей основе, постепенно изливается, излучает себя, распространяется, поляризуясь на внутреннее субъектное начало и объектное начало. Но это никогда не необратимо, это в каком-то смысле лишь игра.
Атман есть Брахман
Полная формула такого подхода дана виндуистской традиции — «атман есть брахман», то есть «субъект есть абсолютный объект». «Атман» — это внутреннее «я» человека. «Брахман» — абсолютный объект, абсолютное бытие. В соответствии с этим в парадигме Традиции определяется принципиальная функция человека и строится вся антропология.
Представление о человеке как о чем-то отдельном, законченном, самостоятельном и имеющем строгую видовую структуру и четкое место в бытии на самом деле довольно позднее явление. В мире Традиции, особенно в архаических формах, в сакроцентрическом пространстве, человек никогда не был равен самому себе — это, пожалуй, и есть главное в его определении. Антропология в парадигме премодерна всегда указывает, что человек, будучи сам собой, всегда есть нечто иное, что он — «маска чего-то другого». Отсюда фундаментальное значение греческого термина «prosopo...» (откуда произошло, согласно пояснению Боэция, латинское «persona»), который означает «театральная маска» («личность», кстати, это «личина», нечто, взятое напрокат).
Опровержение двух первых законов логики
Понимание человека в наиболее архаичной версии парадигмы Традиции противоречит двум первым законам логики, выведенным Аристотелем. Первый закон, «закон тождества», формулируется как «А равно А» второй закон, «закон исключенного третьего» — как «либо А равно В, либо А не равно В». Этот второй закон, по замечанию Хайдеггера, из современных философов поставил под сомнение только Гегель, основав на его отмене (точнее, пересмотре) свою «Большую логику». Антропологическая картина Традиции утверждает, что человек и равен и не равен человеку, то есть «А равно А» и «А не равно А». Тем самым нарушается строгость закона тождества. В понятие «человека», таким образом, включается одновременно и его самотождество (identi-tas) и его инаковостъ (alteritas) в отношении самого себя. И точно так же не действует и закон исключенного третьего — человек есть иное, нежели он сам, и одновременно не есть это иное (вместо «либо А равно В, либо А не равно В» получается «одновременно А равно В и А не равно В»).
Человек как место брака Земли и Неба
В антропологии Традиции человек — это всегда нечто промежуточное. В китайской традиции, например, человек рассматривается как медиатор, посредник между Небом и Землей; его собственная сущность не является чем-то законченным и навсегда данным, но, напротив, состоит в том, чтобы быть местом встречи энергий Неба и Земли (разумеется, речь идет не об обычном человеке, а о том, кто в китайской традиции называется «совершенным человеком»). «Совершенный человек» оказывается вместе с тем обобщающим образом того, чем является каждый конкретный человек, т. е. антропологическим архетипом. И если «совершенный человек» — это абсолютное «место свидания» Земли и Неба, то обычный человек представляет собой зеркальное отражение «совершенного человека», т. е. опрокинутый, попорченный и несовершенный экран, который смутно и невнятно, но отражает строго то же самое — драму встречи Земли и Неба. Если Земля и Небо совершают постоянный брак в сердце «совершенного человека», то в сердце обычного человека случается нечто вроде мимолетной интриги, кратковременного увлечения, легкого флирта Неба и Земли. Это связь Неба и Земли временно устанавливается, быстро преобразуется и растворяется после того, как человек меняет свое качество—например, умирает или деградирует. В «совершенном человеке» небо контактирует с Землей постоянно, в обычном человеке — лишь иногда пересекается и снова расходится. Никакого другого значения у человека в китайской традиции, по большому счету, нет. Образ «совершенного человека» — «инсани камил» —есть и в исламской традиции, особенно он популярен в суфизме. Есть его аналоги и в иудаистической традиции, где каббала предлагает целую серию архетипических образов — «Адам Кадмон» («древнейший Адам»), Метатрон, иногда пророк Илияху. Есть образы «тайного праведника», близкие к этим концепциям, и в христианстве. Соответственно, в любой традиции есть свои, часто весьма оригинальные образы «совершенного человека».