Страница 51 из 77
Выгодная сделка затрещала по всем швам. Покупать за три сотни двадцать необъезженных неуков было невозможно, это знали и Илья, и Малай. Илья еще раз посмотрел на татарина, получил в ответ полный бешенства взгляд, плюнул и, не оборачиваясь, пошел прочь. Вслед ему понеслась гортанная брань.
Розу Илья нашел полчаса спустя в последнем ряду. Она как раз заканчивала торговаться с высоким и худым, как жердь, кэлдэраром за крепкую и веселую мухортую кобылку. Довольный Ион терся в двух шагах, мял в руках шапку с деньгами, опасливо поглядывал на вертящихся вокруг оборванных мальчишек. Илья не окликнул Розу, но она, словно почувствовав его приближение, повернула голову, взглянула сощуренными глазами, тихо рассмеялась, похлопывая мухортую по шее. И этот смех стал последней каплей.
– Роза! Сука! – сорвался Илья. – Оглобля бесталанная! Дура, мать твою так, эдак и за ногу, ты чего ж наворотила?! Правды ей захотелось! Татарье же теперь подковы ломаной не продаст! Ты цыганка или нет? Кто так делает? Кто в лошадиные дела лезет?!
– Что-о-о-о?! – На негодующий вопль Розы повернул головы весь ряд. А когда она швырнула на землю пустую корзину и воинственно подбоченилась, люди начали подходить ближе. – Что ты мне тычешь, что я цыганка? Не в таборе живем небось! Ты что, ослеп, морэ? Не видел, какую они Иону вшивоту сбывали?
– Видел! И что с того? Нам какое дело?
– Какое дело? Как это какое дело! У Иона одиннадцать мальков по лавкам! Жена с грыжей! Маричку третий год замуж выдать не с чем! Он и так теперь всему поселку должен! И тебе, между прочим!
– Он гаджо, дура!
– Да сам ты, сам ты… кол безголовый! – выпалила Роза. – Забыл, да? Все забыл? Забыл, как прошлогодь, пьяный, в море тонул и Ион с сыном тебя вытаскивали? Забыл, что его Янка у твоей Дашки роды принимала? Забыл, что их бабка Парушоя вашу Цинку от глотошной лечила?
– Это другое. Здесь – кони. Здесь закон!
– Да подавись своим законом! Надоел хуже чесотки! Ну почему как цыган, так без головы, а? Кто вас такими уродил?
Они стояли посреди пыльной дороги и орали друг на друга по-цыгански, а вокруг собралась такая плотная толпа, что яблоку было некуда упасть. Роза опомнилась первая, бешено осмотрелась, цыкнула на стоящих ближе так, что те шарахнулись, плюнула в пыль, выразительно растерла плевок босой ногой и, не поднимая брошенной корзины, зашагала к выходу с рынка. Оставаться центром внимания в одиночестве Илье не захотелось, и он, крикнув вслед оранжевой кофте еще несколько проклятий, торопливо повернул от лошадиных рядов прочь.
Вскоре Староконный рынок, татары, цыгане, лошади остались позади. Белое солнце палило в спину, каменистая дорога, ведущая в поселок, к морю, слепила глаза. Илья собирался прийти домой и от расстройства завалиться спать до ночи и шел быстро. Время от времени он поглядывал на серое облако пыли, летящее по дороге ему навстречу. Когда облако приблизилось, в нем стало можно разглядеть силуэты двух лошадей и одного всадника. Илья отошел, давая дорогу, сощурился, пытаясь разглядеть лицо сидящего верхом, – и замер от удивления, узнав в одной из запыленных по самые глаза лошадей своего буланого.
– Тпру-у! Стой! Стоять! – Всадник на ходу спрыгнул в пыль, упал, вскочил, бросился к Илье, и тот узнал грязного, вспотевшего, взбудораженного до крайности Митьку.
– Что горит? – полюбопытствовал Илья. – Тебе зачем мой конь занадобился? Смотри, как запарил его, бестолочь!
– Ой, Илья! Ой, слава богу! Я думал – где тебя искать? Думал – куда скакать? Ой! Ой, что, морэ… – Митька махал руками, отплевывался от пыли, вытирал заливавший глаза пот и нес какую-то околесицу – до тех пор, пока Илья не взял его обеими руками за плечи и не встряхнул как следует несколько раз:
– Уйми свой язык! Говори толком!
– Едем, Илья! Сейчас едем!
– Куда?.. – опешил он.
– Н-н-надо! – чуть не застонал Митька, топнув босой ногой о землю и сжав руки на груди. – Ну, скорее, скорее, Илья же! Надо!
– Кому надо?
– Да тебе! ЕДЕМ!!! Я же вот и твоего коня пригнал!
Лицо у Митьки было таким, что Илья, не задавая больше вопросов, молча вскинулся на спину буланого. Спустя несколько минут они карьером летели вдоль берега моря, мимо скалистых утесов. Не остывший еще воздух бил в лицо, покрасневший шар солнца склонялся к западу. Из-под копыт поднимались столбы желтой, долго не садящейся пыли, и, когда Илья оглядывался, он видел за собой словно дымовую завесу. Впереди неслась Кочерыжка с Митькой на спине, Илья видел вздувшуюся пузырем Митькину рубаху, его черные пятки, колотящие в потные бока лошади. Они отмахали уже версты полторы, очертания города позади давно исчезли, и теперь рядом были лишь спускающиеся к морю утесы – справа и выжженная солнцем степь – слева. Несколько раз Илья кричал: «Стой, чаворо!», желая получить хоть какие-нибудь объяснения, но Митька не слушался. На третьей версте Илья потерял терпение, гикнул на буланого, тот легко обошел Кочерыжку, и обе лошади пошли вровень.
– Митька… Куда летим? Клянусь, узнаю, что ерундой тешишься, шкуру спущу!
– Какая ерунда, морэ? – пропыхтел Митька. – По делу едем! Ты мне еще спасибо скажешь!
– Да куда хотя бы?
– К Клешням.
– Это ж еще с версту! – ахнул Илья, но Митька снова ударил пятками свою кобылу, и Кочерыжка вынеслась вперед.
Клешнями в Одессе именовалась небольшая полукруглая бухточка, расположенная в четырех верстах от города. Море в бухте было мелким, его отгораживали от степи две гряды утесов, выходящие из воды и смыкающиеся почти у самой дороги. Зазор между ними был крошечным, и казалось, будто огромный краб высунул из моря свои клешни и охватил ими полукруг песка. В щель между «клешнями» едва мог протиснуться человек, и место это обычно было пустынным: до города было далеко, из-за мелкой воды ставить переметы и сети было нельзя, а подводные камни в десяти саженях от берега не давали подобраться к клешням на шаланде. Илья никак не мог взять в толк, зачем мальчишка потащил его на этот богом забытый берег, но, не доезжая Клешней, Митька вдруг осадил лошадь и спрыгнул на землю. Илья сделал то же самое, вопросительно взглянул на парня.
– Дальше – пешком, – почему-то шепотом сказал тот. – Нож, кнут при тебе?
Илья молча кивнул, уже понимая, что происходит что-то нешуточное. Больше не пытаясь задавать вопросов, он пошел за уверенно топающим к берегу Митькой, ведя в поводу обеих лошадей. Вскоре показались два белесых гребня, спускающиеся к морю, а подойдя ближе, Илья увидел стоящих у дороги шестерых гнедых лошадей. Они не были спутаны, спокойно бродили по поникшей траве, жевали сухие стебли. При виде людей они даже не фыркнули, и лишь большой вороной жеребец с полосой от снятой подпруги под животом шарахнулся в сторону и коротко всхрапнул. Жеребец показался Илье знакомым. Митька, проследив за его взглядом, сощурил глаза:
– Не узнал?
Илья недоумевающе всмотрелся в вороного… и вдруг сморгнул. Провел по лицу. Хрипло сказал:
– Узнал. А… где он сам?
Митька потянул Илью за рукав. Вдвоем они тихо подобрались к камням, Илья осторожно высунулся из-за скалистой гряды. Внутри Клешней, в крохотной бухточке, у самой воды стоял на коленях раздетый до пояса Васька Ставраки и умывался прямо из моря. Его черные волосы были всклокочены и вываляны в песке. Все Васькино имущество – рваная рубаха, кнут, нож, широкий кожаный пояс с медными пряжками, седло и упряжь – было беспечно брошено на песок возле щели-выхода.
– Попался голубь наш, – шепотом усмехнулся Митька, отойдя от камней. – Я мимо проезжал, со скуки глянул – смотрю, Васька на песке дрыхнет. Думать не стал, враз за тобой рванул. Слава богу, успели!
– Правильно сделал, чаво, – Илья помолчал. – Значит, судьба.
– Не помочь тебе, морэ? – серьезно спросил Митька.
– Нет. Иди к коням. Гляди, чтоб буланый с вороным не погрызлись.
Митька пожал плечами и зашагал к лошадям. Илья ощупал нож за голенищем, вытащил и развернул кнут. Вздохнул, взглянул на садящееся солнце, на бурую, безжизненную степь – и шагнул в щель между утесами.