Путеводная звезда

На второй половине дома, в трактире, заспанный Лазарь остервенело смахивал полотенцем со стойки хлебные крошки. Кроме него и спящей под столом поломойки Юльки, в трактире не было ни души.

– Доброе утро, хозяин! – весело поздоровалась Роза, проходя мимо стойки и на ходу подцепляя с нее большой кусок соленого сыра.

Лазарь крякнул, ничего не ответил, проводил Розу глазами до самого порога, а вышедшего следом Илью окинул полным неприязни взглядом. Взгляд этот Илья замечал уже не в первый раз и, догоняя Розу на спуске к морю, спросил:

– Слушай, а что на меня Лазарь так смотрит? Денег вроде ему не должен…

– Сердится, – пояснила Роза, перекидывая таз с наживкой с одного плеча на другое. – Ты никому не рассказывай, но он меня замуж звал.

– Лазарь?! – поразился Илья.

– Клянусь тебе!

– Да ведь он грек. Или еврей. А ты – цыганка…

– Ну, может, не замуж, а еще как-нибудь… Ему же хозяйка нужна, какой с Юльки толк? Вот теперь на тебя и злится. Да ты в голову не бери, пусть хоть лопнет, домовой одноглазый!

Cвободной от таза рукой Роза подобрала подол юбки и, как коза, ловко запрыгала вниз по камням. Илья, ругаясь, последовал за ней.

Митька, ожидающий на песчаной косе, не терял даром времени: столкнул на воду Розину шаланду, забросил в нее весла и теперь сидел на корме, позевывая и облизывая соленый бочок воблы. Горизонт уже осторожно розовел, море лежало спокойное, будто под слоем масла, у кромки залива виднелись рыбачьи лодки. Роза по колено зашла в воду, повизгивая от холода, передала Митьке таз с наживкой и ловко вскочила в лодку. Илья несколько неуверенно последовал за ней, осторожно присел на поперечную банку, взялся за весла. Митька подтолкнул лодку, прыгнул в нее, уже отходящую от берега, балансируя, перебрался с кормы на нос и, свесив вниз голову, уставился в зеленоватую толщу воды. Роза, пристроившись на кормовой банке, сосредоточенно наживляла хлеб с мясом на крючки перемета. Отвлеклась от этого занятия она лишь затем, чтобы спросить у Ильи:

– Не помочь тебе с веслами-то? С непривычки тяжело небось.

– Иди к черту! – огрызнулся он. «Тяжело» – это было не то слово, но не говорить же об этом бабе?..

С того дня, когда они с Розой вдруг оказались в одной постели, прошло больше месяца. Сплетни и разговоры в поселке уже прекратились, даже бабам надоело обсуждать перемены в семье Ильи и жизни Розы. Рыбаки перестали злиться и недоумевать: зачем Розе понадобился этот цыган без рода-племени, когда в поселке полным-полно людей поприличнее? Некоторые поначалу, правда, осмеливались лезть с вопросами, но Роза отшучивалась, а Илью, после того как он загнал кнутом на крышу трактира огромного Белаша, тут же оставили в покое.

Впрочем, ему было не до поселковых сплетен. Беспокоило другое. К концу первой недели жизни с Розой Илья уже был окончательно уверен: рано или поздно он рехнется от этого веретена в юбке. Теперь он уже не удивлялся тому, что Роза не хочет жить с цыганами: ни один табор, ни одна цыганская семья ее долго не выдержали бы. Среди цыган крепки были старые законы, и над замужней женщиной всегда стояло множество хозяев, начиная с мужа и кончая всей его родней. А Роза предпочитала жить как вздумается, говорить что хочется и ходить куда ноги понесут. Сначала Илья спорил:

– Что-то ты не то вздумала… Как цыгане без цыган? Всегда вместе жили, друг за дружку держались, помогали один другому… Кругом гаджэ, а ты хочешь без табора жить!

– Живу же десять лет – и ничего! – фыркала Роза. – И что тебе гаджэ?! Такие же сволочи, как и цыгане твои, из такого же навоза слеплены! Мне и с теми, и с теми слава богу живется. А начальства мне над собой не нужно, непривычная.

Это Илья уже успел заметить. Сначала он думал, что, живя с Розой, будет считаться ее мужем – как всегда было у цыган. Но бессовестная Чачанка вела себя так, словно в жизни ее с появлением Ильи ничего не изменилось. По-прежнему с утра она уплывала на своей шаланде в море – одна или с Митькой. Когда же Илья приказал: «Хватит в море плавать, не бабье дело!» – она изумленно посмотрела на него, ничего не ответила… а на следующее утро как ни в чем не бывало уплыла снова и вернулась лишь к полудню. Илья, дожидавшийся на берегу, рявкнул было на нее, но Роза лениво сказала: «Заткнись», кряхтя, вскинула на плечо корзину с бычками и пошла в город. Подобное Илья видел впервые, даже Маргитка не осмеливалась разговаривать с ним так. Целый день он провел в размышлениях: что теперь делать? Продолжать жить с бабой, которая в грош тебя не ставит, или уходить? Так ничего и не придумав, Илья заснул на кровати, проснулся среди ночи и обнаружил, что Розы рядом нет. Немедленно предположив самое страшное – свалилась, чертова кукла, в море, – Илья кое-как оделся и вылетел ее искать.

Далеко ходить ему не пришлось. Роза обнаружилась на другой половине дома, в трактире, где под завывания еврейской скрипки, трубы Лазаря, стук ног и дикое ржание всех собравшихся училась у пьяных греков-контрабандистов танцевать танец «каламасьяно». Увидев мрачного и заспанного Илью, она заулыбалась, помахала рукой, призывая его в круг, и от этого у Ильи лопнуло терпение. Растолкав греков, он схватил Розу за руку, потащил из трактира в заднюю комнату, там швырнул ее на кровать, захлопнул дверь и заорал:

– Совсем, шалава, ополоумела?! Я тебя научу, как…

Закончить Илья не успел, потому что в ту же минуту в голову ему полетел тяжелый граненый стакан. Случайно или намеренно, Роза не попала в него, стакан разбился о стену, на Илью посыпались осколки. Роза встала с кровати, сжимая в руке длинный гвоздь. Негромко предупредила:

– Не доводи до греха.

Илья все-таки шагнул к ней – и тут же оказался на полу от неожиданно сильного толчка в грудь. Вскочил, бросился снова – и снова полетел на пол. Сел. Отдышался. Пряча глаза, стряхнул с волос стеклянную крошку. Проворчал:

– Как ты это делаешь?..

– С китайчонком в Шанхае жила, научил.

Роза, не глядя на него, веником сгребала в кучу осколки стакана. Неиспользованный гвоздь лежал на столе. Илья ошарашенно смотрел на него. Думал – неужели ударила бы?

– Надоела ты мне, – спустя минуту сумел сказать он.

– Ты мне тоже надоел.

– Уйду, коли так.

– Ну и отгребай!

Илья встал и вышел из дома.

Сидя на заднем дворе трактира, под грецким орехом, и глядя в темное, усыпанное звездами небо, он вертел в губах соломинку и думал о том, что «отгребать» ему, в общем-то, некуда. Свой дом Илья за бесценок продал греку Спиро, оставив за собой лишь конюшню: продать лошадей оказалось выше его сил.

«Ну и плевать. Не цыган я, что ли? – думал он. – Завтра заберу коней и – прочь из города. Пусть живет как знает, дура…» В глубине души Илье было стыдно. И поэтому он вздохнул с облегчением, когда полчаса спустя рядом раздались знакомые быстрые шаги.

– И заночуешь здесь? – поинтересовалась Роза.

– А тебе что?

– Ничего. Спи на здоровье. Половик вынести?

– Отстань.

Рассмеявшись, Роза села рядом, положила голову на плечо Ильи – и он не сумел уже оттолкнуть ее.

– Не сердись на меня, морэ, – помолчав, сказала она. – Я привыкла так жить, на четвертом десятке переучиваться не стану.

– И я не стану… на пятом, – огрызнулся он.

– И не надо, – в темноте не видно было, серьезна Чачанка или шутит. – Ты просто не думай, что я цыганка. Забудь. Думай, что с гаджэ живешь, и не мучайся.

– Нет, я так жить не смогу, – искренне сказал Илья.

– А ты попробуй! – Роза негромко рассмеялась, из темноты блеснули зубы. – Откуси, морэ. Авось понравится! А если нет – вот бог, а вот порог!

Он молчал. И, когда Роза встала и протянула ему руку, поднялся и пошел следом за ней. Наутро оба делали вид, что ночной ссоры не было и в помине. Больше Илья не пытался поднять руку на Розу: снова испытать на себе китайские штучки ему не хотелось. И Роза жила как раньше: ходила в море, болталась по конному рынку, плясала до изнеможения в трактире – и думать ни о чем не думала.