Казаки

себя собственно он просил выдачи врагов своих, Сомка и Золотаренка с товарищами, и уверял, что так хочет народ и волнуется по этому поводу. .

Князь подал ему надежду, что будет так, как он хочет.

Торжествующий Бруховецкий в тот же день в нежинской соборной церкви присягнул на верность и получил царскую жалованную грамоту с золотыми буквами. Пушечные выстрелы возвестили народу, что избранный им гетман утвержден волею великого государя.

Новый гетман тотчас сменил всех полковников и старшину, и назначил новых из своих запорожцев, с которыми с самого начала умышлял удавшийся теперь переворот. Бруховецкий исполнил свое обещание, которое сообщали черному народу его пособники: он дозволил грабить богатых и потешаться вообще над значными в течение трех дней. По этому дозволению, безобразное пьянство, грабежи, насилия продолжались три дня; значных мучили беспощадно; никто за них не 'Взыскивал, все обращалось в шутку, говорит Самовидец. Все имение тех, которые сидели в замке под стражею, было расхищено, так что у них во дворах не осталось ровно ничего. Худо было всякому, кто носил кармазинный жупан; иных убивали, а многие тем спасли себя, что оделись в сермяги. Город Нежин охранило московское войско, а иначе его бы ограбили, а потом спьяна и сожгли бы до основания. По истечении трех льготных дней Бруховецкий дал приказание прекратить грабежи и бесчиния, предоставив каждому искать судом за оскорбление, если оно прежде было нанесено. Не один значный человек потерпел тогда от своего слуги, который мстил своему господину за то, что сам от него прежде переносил брань и побои, как это часто во дворах бывает, по замечанию летописца. Местечко Ичня, куда съезжались избиравшие Сомка, было сожжено в пепел; сгорела и церковь, где присягали Сомку на верность и послушание.

Новопоставленные из запорожцев полковники получили каждый по сто человек'стражи. Эти временщики тотчас же показали что они такое, и чего можно вперед ожидать от них. Не только значные, но и простые потерпели от них утеснения и оскорбления на первых же порах. На Украине настало господство холопов, которые вдруг сделались господами, и, упоенные непривычным достоинством, не знали пределов своим необузданным прихотям и самоуправству. Они брали у жителей провиант и фураж безденежно; жители обязаны были их кормить и одевать. Они — говорит русский летописец — делали такое озлобление, что можно было подумать, что их назначил не гетман, избранный народною волею, а тиран ненасытный, оскорбитель человечества6.

В то время, когда на левой стороне происходил этот переворот, на правой загорелось восстание против Тетери. Виновником его был священник в Паволочи по имени Иван Попович. Он некогда был козацким полковником, потом посвятился во священники, а теперь снял с себя священническое достоинство, опять принял звание полковника, вошел в сношения с Сомком, надеялся с левой стороны помощи и начал восстание свое тем, что велел изрубить всех жидов в Паволочи. Народ, ненавидя поляков, обрадовался, что находится предводитель и начал к нему стекаться, но в то время Сомко был уже в неволе. Поповичу все равно было, что Сомко, что Бруховецкий, и он обратился к Бруховецкому, прося помощи. Но Бруховецкий не подал ему помощи, и «паволоцкий поп>>, стесненный Тетерею, чтобы избавить город' от гибели, сдался и умер в ужасных муках пыток. Таким образом, эта попытка остановить раздвоение Украины не удалась.

С избранием полного, а не наказного, гетмана на левой стороне начинается в Южной Руси печальный и бурный период двугетманства. Московское правительство медлило утверждением особого гетмана на левой стороне, пока Хмельницкий носил гетманское звание. Оно ожидало, что слабый гетман, когда поляки доведут его до отчаяния, решится, наконец, возвратиться к своей прежней присяге, тем более, что он не раз подавал надежду на свое обращение. Это было бы, как уже замечено выше, очень выгодно для Москвы; с ним вместе заднепровская Украина опять присоединилась бы к Москве. Притом имя Хмельницкого заключало в себе все-таки еще обаятельную силу для людей Малой Руси. Когда же Юрий принял монашество и сошел с политического поприща, Москве не оставалось более ждать ничего; на Тетерю не было надежды. Таким об-

разом, в Украине, прежде единой и нераздельной, теперь полнее и законченнее означилось разделение на две половины: одна была за Московским государством, другая за Польшею. Люди, видевшие впереди неминуемую гибель неокрепшего политического тела гетманщины, со вздохом припомнили слова евангельские: «всякое царство, разделившееся на ся, не станет!» Это еще не выросшее тело умирало столько же от неблагоприятных внешних обстоятельств, сколько от внутренних недостатков своей природы, и едва ли более не от последних. '

Бруховецкий, вместе с проявлением благодарности царю, доносил на Сомка, Золотаренка и на их приверженцев, посаженных под стражу, что они изменники. Доводом служило то, что у Сомка найден был гадячский договор, доставшийся козакам по разбитии Выговского в 1659 году. Сомко не уничтожил его, не доставил царю, а держал у себя, следовательно, хотел при случае воспользов-аться этим документом. Бруховецкий уверял, что если бы Сомко добился гетманства, то потребовал бы нового договора с Московским государством в смысле гадячских статей, а если бы ему отказали, то стал бы иначе промышлять. Царь приказал отдать обвиняемых на суд Войску Запорожскому.

Обвинения против Сомка были не совсем несправедливы. Из современных писем Тетери к королю видно, что Сомю;), ожидая черной рады, вел сношения с Тетерею о присоединении левой стороны Днепра к Польше. Не приступая ни к чему решительному (хотя ему с Тетерею удобнее было сойтись, чем с самим Юрием; если бы пришлось к делу, Тетеря, вероятно, уступил бы гетманство Сомку, получив за то от короля воеводство или что-нибудь подобное), Сомк°, вероятно, подготовлял себе дружбу с Польшею, как последнее средство, когда уже с Москвою не оставалось бы никакой возможности кончить так, как он хотел. А так как Москва ни за что не соглашалась на умаление своей власти в Украине и на расширение местной автономии (что было заветною целью Сомка и значных, потому что сходилось с их эгоистическими стремлениями) , — поэтому измена была бы неизбежна, если бы СомкО сделался гетманом; впоследствии не избежал ее и Бруховецкий.

Суд над обвиненными происходил в Борзне и был короток. Он велся, разумеется, так, что подсудимым не дано никаких средств к спасению и оправданию. Сомка, Золота-ренка, черниговского полковника Силича, лубенского Шамрицкого и нескольких других приговорили к отрубле-нию головы!; некоторых же, не так ненавистных Бруховецкому, решили послать в оковах в Москву7, для отправки их в ссылку по распоряжению московского правительства.

18 сентября на рынке в Борзне совершена была казнь. Сомку последнему пришлось испить смертную чашу. По известию, сообщаемому летописью Грабянки, татарин, исполнявший должность палача, был поражен мужественною красотою Сомка, хотя уже далеко не молодого.

— Неужели надобно рубить и эту голову? — спросил он. — Бессмысленные вы и жестокие головы! Этого человека создал Бог на показ целому свету, и вам не жаль предавать его смерти.

Вслед затем, разумеется, он немедленно выполнил свою обязанность.

Обозный Иван Цесарский и киевский полковник Василий Дворецкий присутствовали, вместе с прилуцким полковником Писецким, при казни, а потом отвезли в Полтаву двенадцать приговоренных к ссылке. Из Москвы их отправили в Сибирь.

ИВАН СВИРГОВСКИЙ, УКРАИНСКИЙ КОЗАЦКИЙ ГЕТМАН XVI ВЕКА

В жизни народов являются побуждения, которые не привиты извне, не внушены массе ее двигателями, но образовались долговременным, постепенным ходом обстоятельств и бессознательно управляют народным чувством и волею. Так в XVI веке в русскбм народе, связанном в продолжение семи веков с восточным христианством духовными и племенными узами, возникло воинственное противодействие разливающемуся потоку оттоманского могущества и стремление подать руку помощи христианским народам православного исповедания, порабощенным мусульманами. Выражением этой национальной идеи было казачество на Днепре и на Дону. Несомненно, что другие причины, которых надобно искать в социальном и политическом положении тогдашнего славянского Севера, способствовали образованию казачества; но верно и то, что главною задачею деятельности этого русского рыцарства была борьба с Турциею и вообще с мусульманским миром и охранение восточною православия. В XVI веке и в первой четверти XVII история козачества состоит из непрерывных нападений на Турцию на суше и на море, которые сопровождались неоднократными вмешательствами в дела Молдавии и Валахии и имели всегдашнею целью освобождение порабощенных и пленных христиан. Борьба эта была тяжела и часто неудачна, но вообще шла прогрессивно, и кто знает, к каким следствиям могла бы она привести, если б с одной стороны польская политика, управляемая иезуитами, а с другой нерешительность.Иоанна Грозного и слабость Московской державы после него не образовали такого стечения обстоятельств, что козаки должны были остановиться в своем стремлении на Восток и обратить свои силы к защите православия против римского католичества. Эта история борьбы русского козачества с Турциею столь же достойна внимания, сколько темна и сбивчива по недостатку источников. Только в последнее время благодаря просвещенным любителям старины мы начинаем знакомиться с источниками этой эпохи, до нашего времени скрытыми в неизвестных рукописях или старопечатных книгах, драгоценном достоянии немногих библиотек. К любопытным современным сочинениям об этом предмете принадлежат переведенные с латинского г. Сырокомлею и изданные на польском языке сочинения Ласицкого, Горецкого и Фредро, сообщающие известия о вмешательстве казаков в дела Молдавии и представляющие нам в подробностях поход Ивана Свирговского, о котором мы до издания этих сочинений имели очень слабые сведения.