Казаки

IX

В Польше к 10-му июля собирался сейм. <<В настоящее время, — писал король в оповестительном универсале, — для нас нет ничего желаннее примирения с московским государем и соединения польской державы с московскою. Виленская комиссия может достаточно служить доказательством нашего расположения к этому. Мы созываем генеральный сейм всех чинов Королевства Польского, преимущественно с целью утверждения дружественной связи с народом московским и соединения обеих держав, дабы вечный мир, связь и союз непоколебимого единства образовался между поляками и москвитянами — двумя соседними народами, происходящими от одного источника славянской крови и мало различными между собою по вере, языку и нравам. Поручаю чинам королевства размышлять о средствах такого соединения, дабы народ московский, соединенный с польским, получил право старинной польской вольности и свободного избрания государей».

Казацкий гетман и старшины послали из Украины депутатов на этот сейм, как будто для того, чтоб. заключить заранее с Польшею союз, обеспечивающий Украину; чтобы впоследствии,, когда Московия и Польша соединятся, и Украина могла бы вступить в это соединенное государство с своими правами.-Послом в Варшаве был обозный Тимофей Носач с товарищами. Выговский в то время приказал всем казакам быть в вооружении.

Между тем, из Варшавы донесли царю его послы, что, в противность договору с Хмельницким, казацкие послы прибыли в Варшаву, и для поддержания царской чести они не хотели вступить ни в какие переговоры с поляками, пока не вышлют казацких депутатов; паны цринуждены были удалить козакав в предместье. Чрез несколько времени царь получил новое донесение от послов о совершенном нежелании поляков избирать царя на престол; послы приписывали эту перемену влиянию казаков.

В самом же деле, когда Тимофей Носач был допущен к королю, то требовал, от имени всей Украины, чтобы Польша, согласно данному обещанию, даровала корону Алексею Михайловичу, а права Украины обеспечила на будущее время особым с нею трактатом. Носач выражал свои требования с жаром и даже грубо. Паны отвечали, что присланы будут особые комиссары для заключения догов_ора с Украиною. Депутаты сейма, обнадеженные возможностью присоединить Украину к Польше, прервали, под предлогом повальных болезней, заседания и ограничились единственно тем, что обещали московским послам назначить комиссию для рассуждения: на каких началах могут обе державы приступить к соединению. Царские послы поняли, что поляки только хотят протянуть время.

Поляки деятельно хлопотали, чтоб преклонить Выговского и • всю Украину к соединению с Польшею. Хитрый Беневский беспрестанно переписывался- с гетманом, со старшинами, держал в Чигирине агента, львовского мещанина грека Феодосия Томкевича, который вкрался в доверенность к полякам и казакам, беспрестанно ездил из Украины в Польшу и обратно,'и служил посредником между козацким правительством и Беневским. Сначала Выговский, по-ввдимому, подавал полякам такую же неверную надежду, как и покойный Хмельницкий. После избрания его король, послал к нему поздравление; Выговский благодарил, но не показывал охоты к возобновлению подданства Польше. Гнезненский архиепископ написал ему, что вольному народу с вольным удобно соединиться. Выговский в ответе своем соглашался, с таким, однако, замечанием: «по Божиему устроению, ни один из наших союзников не оказал такого благородства, как царь московский, не лишающий нас милости». Он казался стоек и тверд в сношениях с поляками, не хотел уступать Пинска, отдавшегося Хмельницкому, и грозил войною, когда поляки выгнали оттуда казацкий гарнизон.

Мало-псмалу все изменялось. Весною неутомимый Ее-невский писал, что надежды его оправдываются; что казаки не уживаются с Москвою и приписывал это своим трудам. К сожалению, неизвестны все проделки, какие употреблял этот ловкий дипломат, чтоб внушать Выговскому и казацким старшинам ненависть к московскому правительству. Знаем только, что поляки рассылали по Украине воззвания и писали разным лицам письма, где пытались напугать старшин разными опасностями, грозящими из Москвы. Несомненно, что наклонность к соединению с Польшею усиливалась вместе с теми недоразумениями, какие возникали с Москвою.

В половине июня Выговский отправил к Беневскому Тетерю, самого ревностного приверженца поляков; писал, что отрекается от союза с царем и, в случае надобности, готов с татарами идти на царя. Что касается до Беневского, то этот видимый благоприятель Украины, расточавший казакам самые мирные, самые лестные обещания, в письме своем коронному гетману изъяснял, что необходимость заставляет вести переговоры, но, конечно, лучше было бы, если б можно привести козакав во власть Польши оружием, без всяких трактатов.

Новые сборища остатков партии Пушкаря и Барабаша зашевелились на левой стороне Днепра, Враги Выговского искали содействия у Ромоданавского и у пограничных ук-раинных воевод; между тем, гетманская политика склонялась к решительному союзу с Польшею, и Выговскому надобно было опасаться, что как скоро в Москве узнают об этом, так сейчас войско двинется в Малороссию. Гетману нужно было поговорить о важном деле с народом на генеральной раде. Гетман, -в августе, разослал по всем полкам приказания, чтоб все были в сборе, в вооружении и готовились в поход. Между тем, московское правительство хотя знало о волнении умов в Украине, но приписывало его проискам поляков и показывало прежнюю доверенность к гетману. Из Москвы послан был к Выговскому новый посланец, подьячий Яков Портомоии с подарками и милостивым царским словом. Он прибыл в Чигйрин 9-го августа. В царской грамоте, поднесенной Выговскому, объявлялась ему похвала за верность, предостерегали гетмана и козаков не верить прелестным письмам, которые рассылают поляки по Украине и в них клевещут на московских бояр и воевод, желая произвести ссору.

Но подьячий увидел, что ветер уже сильно переменился. На его дружелюбные речи гетман отвечал, что он рад служить государю, потом выразился в таких словах:

«Из разных мест пишут мне полковники и сотники, и есаулы, что воевода Василий Борисович Шереметев и князь Ромодановский присылаются к нам в Малороссию для того, чтоб меня известь. В разных местах по Украине ратные люди полку князя Ромодановского убивали наших людей, чинили грабежи и разорения; сам князь Ромодановский принял к себе в полк Барабаша и Лукаша, и иных врагов моих. Когда я просил помощи против Пушкаря, государь не послал мне, а как я управился с Пушкарем сам, так тогда и войска пришли, для того, чтоб укреплять своевольников, да новые бунты заводить! Я не хочу ждать, пока ратные люди придут на нас войною. Иду сам за Днепр со всем козацким войском и с татарами! Буду отыскивать и казнить мятежников; а если государевы ратные люди вздумают заступаться за них или сделают какой-нибудь задор в нашем малороссийском крае, то я молчать не стану; и буду биться с государевыми войсками, если они станут укрывать мятежников; и в Киев пошлю брата своего Данила с войском и с татарами: велю выгнать оттуда боярина Шереметева и разорить город, который был состроен по указу его царского величества».

<<Об этом, — возразил ему посланец, — тебе, гетману, и мыслить нельзя, не токмо что говорить: боярин Шереметев и окольничий князь Ромодановский посланы были по твоему челобитью. Нечего тебе верить письмам твоих полковников и.сотников, и есаулов. По государеву указу, ратным людям учинен заказ, чтоб они никаких задорав не делали и никого не обижали, и если б что такое сделалосъ, так тебе бы, гетману, об этом писать к великому государю, и его царское величество велел бы сыскать, и про то учинить свой указ по сыску; а когда ты собрал войско, да призвал татар, так это значит: ты преступаешь священную заповедь и нарушаешь крестное целование».

«Много я писал, — отвечал Выговский, — и послов своих не раз посылал, а теперь только и осталось мне, что идти с войском да с татарами».

В это время, как бы на обличение гетмана, боярин Шереметев прислал гонца с письмом приглашать Выговского на свидание.