Страница 46 из 56
Изобретательность маршала и впрямь во многом носила парадоксальный характер. Накупив холодильных камер, Дж. Дж. снабдил каждую сферическим аккумулятором «быстрой накачки», неконтактным детонатором, и в таком виде разбросал по пустыне перед позициями Конфедерации. Экипажи имперских танков-антигравов эти холодильники даже не заметили, но изоляция силовых контуров, не вынеся молниеносного скачка температуры и давления, тут же приказала долго жить. Обнажившаяся горячая электроника в несколько секунд наглоталась песка, и треть двигателей немедленно разнесло, остальные же просто захлебнулись, а вслед за ними захлебнулась и атака – через сто метров машины на всем ходу беспомощно зарылись носовыми отсеками в землю и тут же были сожжены. Моторы вертолетов, уже озадачившие Стилгара у Двойного Клюва, не обратили ни малейшего внимания на массированные заграждения сарговых глушителей, способных развалить любую современную биомехнику, и в результате сотня кромвелевских «камовых», увешанных ракетами (излюбленный прием маршала – невообразимый численный перевес), оставив хрустящую корочку от дивизии охраны, сравняли с землей арракинский космопорт. И уж откровенно несерьезное, на первый взгляд, устройство – обрез противотанкового ружья, стреляющий так называемой ОТБ (фольклорная расшифровка «односекционная теплонаводящаяся болванка» достаточно близка к истине) – в две недели поставило под вопрос само существование федеральной авиации.
Кромвелевское остроумие оказалось неистощимым на выдумки подобного рода, и как бы ни издевался Синельников – «Джон, а был еще такой отличный танк, Т-34, крутишь ручку – и он едет, ты попробуй» – маршальские монстры и монстрики обладали потрясающей эффективностью.
Справедливости ради надо признать, что климат Арракиса действительно в огромной степени затруднял применение оружия последних поколений. В частности, жара и природные электростатические поля очень быстро выводили из строя грозные скорчеры, сплошь и рядом давая преимущество древним МГ-42, модернизированным ухищрениями чудодея-маршала под использование ортопириксилинового пороха и рассыпных лент. Муад’Диб же, в свою очередь, нимало не озаботился ни адаптацией техники к экстремальным условиям пустыни, ни о должном обучении солдат владению этой техникой.
И здесь, для очистки совести, я должен сделать еще одно отступление. Пожалуй, самой вопиющей военной ошибкой Муад’Диба стало необъяснимое пренебрежение к авиации. Лишившись флота и, соответственно, всякой поддержки из космоса, Атридес занял странную позицию – что-то вроде «Ну и не надо, обойдусь». И действительно обошелся – вплоть до конца двести восемнадцатого года имперская авиация умудрилась просуществовать в традиционно-партизанских формах: необъятный парк орнитоптеров-легковесов, от новеньких до латаных-перлатаных ветеранов – «Хью», «Ирокезов», «Кобр», «Апачей», пара «трехсотпятидесяток» в качестве «летающих крепостей», да еще почти полное отсутствие каких-либо специальных командно-координационных структур. С силами ПВО и того хуже – сплошь переносные зенитно-ракетные комплексы и ни одного самолета вообще.
Гильдийцы, зимой двести восемнадцатого года фактически забравшие в руки рычаги военной машины Империи, за оставленные им полгода толком даже не успели заткнуть основные дыры, а Муад’Диб искренне полагал, что если у него теперь много дорогих самолетов и высокооплачиваемых летчиков, то волноваться больше не о чем. До приемлемого состояния удалось довести лишь систему арракинской противовоздушной обороны, где гильдийские умельцы даже понаставили на плосокогорье антигравитационные колонны, на которых, кстати, построены все ловушки-сюрпризы на трассе заключительного этапа мемориала Дж. Дж. Кромвеля. К сожалению, мобильность этих установок очень невелика, и перетащить их к каким-то полям сражений было делом во всех смыслах неподъемным.
В итоге авиация северян предстала образованием дорогостоящим, объемным, но рыхлым, скверно организованным и малоуправляемым.
Я не хочу превращать эти страницы ни в диссертацию, ни в военную летопись и лишь замечу, что Кромвелю в данной ситуации было достаточно лишь правильно воспользоваться ошибками противника. Маршал, при всей любви к авангардистским изыскам, оставался еще и грамотным ремесленником, твердо держа в памяти азы своей профессии, некогда крепко вколоченные Стимфальской Военной Академией. Он знал, что на войне действуют законы и формулы, которые не обманешь, и что глупо ликовать по поводу двухсот новеньких «фантомов», если тебе нужно две тысячи. Для победы равно важны все рода авиации – космического базирования, стратегической, тактической, ПВО и так далее; никто не отменял зон, коридоров и эшелонов. И хотя в этот раз у маршала не было столь любезного его сердцу технического изобилия и ему приходилось экономить и маневрировать, но все направления были прикрыты, резервы подготовлены к переброске, и командующий ВВС Эмиратов Гэбриэль Хендс, угрюмый и хладнокровный педант, дело знал и верил в Кромвеля с непоколебимостью фанатика. «Командир, – говорил Хендс, – как сантехник. Ему платят за то, что нет происшествий». Муад’Дибу масштабность финансовых вливаний не добавила соответствующего образования, и не доставила полководцев, хоть сколько-нибудь близких по уровню к Кромвелю и Хендсу. Поэтому не спрашивайте меня, как и почему федеральная авиация с таким позором уступила небо конфедератам.
Естественно, что вокруг всех этих проблем неистово крутилась карусель прессы. Алия выступала с заявлениями, в которых горько сожалела о необходимости должным образом отвечать на агрессию со стороны оголтелой тирании, и всячески упирала на то, что Конфедерация свято соблюдает Конвенцию о запрете на современное оружие. Журналистов и инспекторов непрерывно возили по местам боев. Алия с праведным гневом отвергала все предложения о незаконной поставке оборонных систем, подпадающих под статьи о нераспространении, и неустанно требовала у парламента признания государственности и официальной отмены оружейного эмбарго в отношении Эмиратов. Великие Дома нехотя призадумались, и дело все же сдвинулось с мертвой точки, потому что практически сразу были введены ограничения по применению технических средств для императорской армии. Муад’Диб и не подумал подчиниться, Алия же стояла насмерть: «Тысячи людей, – взывала она с телевизионных экранов, – гибнут лишь оттого, что бюрократические препоны не позволяют им защитить свою жизнь, и жизнь своих детей». И ландсраат сдался. Теперь Кромвель мог обрушить на Атридеса всю мощь новомодных арсеналов.
Однако эта победа имела и отрицательную сторону. После того как Великие Дома получили от Кромвеля, Алии и Феллах-эт-Дина что было нужно, их интерес к войне в пустыне изрядно поостыл. Утративший ключевые позиции императорский трон на Дюне становится все более картонным, все более бутафорским, угрозы Муад’Диба больше никого не пугают, и, даровав Эмиратам насущные права и свободы, парламентские лидеры предоставили арракинскому конфликту спокойно идти своим чередом, что тут же самым печальным образом сказалось на финансировании армии Конфедерации. В то же время Гильдия, для которой император ныне был единственным выходом к рычагам законодательной власти, вовсе не собиралась сокращать масштабы своей поддержки Атридесу. Изо всех уголков Вселенной на Дюну стекались фанатики и наемники, закупалось вооружение и снаряжение, шел поток продовольствия и медикаментов. Навигаторы и не думали сдавать без боя последний оплот своего тающего могущества.
Такая перемена политических ветров заставляет и Кромвеля пересмотреть тактику. Маршал не из тех людей, которых легко застать врасплох или смутить нежданным поворотом судьбы. Если от него не требуют выполнения сроков, значит, он и в самом деле не станет спешить; Дж. Дж. сбавил обороты маховика военной машины и с еще большей увлеченностью погрузился в свои эксперименты, подняв их, благодаря Конвенции, на новый технологический уровень. Недостаток средств он компенсировал из собственных доходов от бурно развивавшейся джайпурской электронной промышленности; к этому моменту Кромвель решил приложить свои силы на ниве архитектуры и зодчества.