Весна

Бой начался. Со свистом пролетели первые ядра. Противники были еще довольно далеко друг от друга, так что большая часть снарядов пошла на ветер, но чем ближе «русское войско» подступало к крепости, тем яростнее становилась битва и снежки все точнее попадали в цель.

Тыниссона сначала довольно трудно было растормошить, но теперь он весь был охвачен воинственным пылом. Он как бешеный лез вверх по склону холма, словно и не замечая, что его оттуда забрасывают снежками.

Лаур искал глазами Тали в толпе наступающих. Арно был все еще рядом с Тыниссоном и тоже, видно, увлечен сражением. И все же далеко ему было до Тыниссона. Тот воевал с таким азартом, словно дело шло о его жизни, Арно же всякий раз, когда получал удар снежком, тихо улыбался. Когда наступающие взобрались на холм, Лаур очутился лицом к лицу с Арно.

– Сдавайся, Тали! – крикнул Лаур.

– Не сдамся, не сдамся! – весело смеясь, крикнул в ответ Арно.

Они стали забрасывать друг друга снежками. Снежок Арно угодил Лауру в лоб, а брошенный Лауром снежок со свистом пролетел мимо Арно. Это еще больше развеселило мальчика, а увидев, как учитель, пыхтя и фыркая, отряхивает снег с бороды и вытирает глаза, он чуть не скорчился со смеху.

В ту же минуту другой отряд наступающих под командой Йоозепа Тоотса атаковал гарнизон крепости с тыла. В воздухе прокатилось громкое «ура», и на несчастных защитников крепости с двух сторон обрушился град снежков. Снежки летели им в спину, в голову, за воротник, всюду, куда попало. Тоотс был воплощением львиной силы И отваги. Рядом с ним рысцой трусил Кийр, точно оруженосец: в руках у него была картофельная корзина, наполненная готовыми снежками, Тоотсу оставалось только вытаскивать их и кидать. Турки были покружены и бросились врассыпную; одни обратились в бегство, другие слились в плен. Победа досталась русским.

– Ну, кто же этот хитрец, который окружил нас? – смеясь, спросил Лаур, видя, что сопротивляться бесполезно.

– Тоотс, Тоотс! – наперебой закричали ребята. А Тоотс, как и полагается герою, гордым шагом, выпятив грудь, расхаживал взад и вперед среди своих бойцов, отдавая еще кое-какие команды и распоряжения.

– Ишь ты, какой Скобелев выискался! – засмеялся учитель. – Мы бы легко отбили атаку, а он тут как тут, с тыла навалился. Ну подожди же ты, Скобелев, давай еще один бой устроим!

Эти слова были встречены шумным ликованием. Тотчас же заработали десятки проворных рук – все снова принялись лепить снежки. В обоих лагерях были свои оружейники – их обязанность только и заключалась в заготовке боеприпасов. В войске Скобелева были и другие отряды. Одни бойцы, конечно, самые ловкие, должны были только бросаться снежками, другие снабжали армию боеприпасами, а третьи были лазутчиками, то есть следили за тем, пора ли начать наступление; кроме того, были здесь и артиллеристы. Эти скатывали огромный снежный ком, поднимали его на руках и затем под прикрытием солдат, бросавших снежки, врывались в самую гущу врагов и обрушивали на их головы свой снаряд. Маневр этот имел то преимущество, что, когда бросали такую снежную громадину, доставалось сразу нескольким неприятелям.

Новое грандиозное сражение, по настойчивому требованию Тоотса и еще нескольких ребят, которых, конечно, только он и сумел на это подбить, должно было изображать битву между краснокожими и поселенцами. Один бог знает, откуда Кентукский Лев притащил так много красной и синей бумаги, но, во всяком случае, ее хватило для всех солдат – каждый прикрепил себе на грудь по кусочку красной или синей бумаги: краснокожие получили красный значок, поселенцы – синий. Да никого особенно и не заинтересовало бы, откуда Тоотс достал бумагу, – все были слишком заняты. Но тут Визак, проныра этакий, вычитал на попавшемся ему обрывке бумажки слова: «Учебник географии. Аугуст Визак», – и этого было достаточно, чтобы вызвать у него ужасное подозрение. Он хотел было уже бежать в класс выяснять, в чем тут дело, и, конечно, побежал бы, если бы остальные его не удержали. Потом многие ребята жаловались, что у них и с одной, и с другой книжки бесследно исчезла обертка.

Не успели краснокожие как следует и нос вытереть, как на них налетели кентукские молодчики во главе со своим прославленным вожаком. Сражение на этот раз разыгралось в долине у подножья холма, где росло несколько деревьев и кустов черной смородины, такая местность все же больше подходила для битвы индейцев, чем голый пригорок. Военачальники были новые – кентукское войско вел, конечно, тот, кто и должен был его вести, а краснокожих возглавлял Тыниссон. После того как Тоотс сам себя объявил командиром кентукских парней, Тыниссон перешел на сторону их врагов, и учитель передал командование ему. Вместе с Тыниссоном к краснокожим присоединился и Тали. Затем из лагеря Лаура к Тоотсу перешли двое фугих бойцов, так что на каждой стороне по-прежнему было одинаковое число воинов.

Закипел жаркий бой. Снаряды летели так густо, что иногда сталкивались и рассыпались в воздухе. Обе стороны сражались самоотверженно, в обоих лагерях совершались чудеса отваги и ловкости. Но вот в самый разгар сражения – один бог знает, как это произошло, – вождю кентуковцев вдруг показалось, что у него стало что-то слишком много бойцов, а у неприятеля осталось их ничтожная горсточка. Но – странное дело! – его собственные солдаты с синими значками на груди стали вдруг нападать на него самого и на его людей. И, что еще хуже, эти бойцы с синими значками появлялись всюду – сбоку, за спиной, били прямо в затылок. Короче говоря, началась кутерьма, в которой уже никто ничего не мог разобрать. Кентукский Лев на миг растерялся и, остановившись, заорал:

– Стойте, черти! Что же это такое – наши наших же бьют! Стойте вы, стойте!

Он, конечно, понял, что произошло, но было уже поздно. Синие значки вдруг сменились красными, и кентукская ватага оказалась со всех сторон окруженной противником. Краснокожие стояли вокруг кенуковцев кольцом, каждый держал снежок в угрожающе поднятой руке, и все заливались хохотом. Прославленный предводитель краснокожих, Тыниссон, последовав хитрому совету учителя, достал своим людям подложные значки и таким образом окружил кентуковцев.

– Но ведь так же нельзя! – закричал Тоотс, краснея от стыда.

– Почему же нельзя? – ответил Лаур. – На войне любая хитрость дозволена, тем более когда воюют краснокожие.

Сражение кончилось. С шумом и гамом возвращались ребята н класс. Лаур еще немного задержался во дворе и стал смотреть, как девочки тоже играют в войну. Потом он увидел, что Тали взошел на крыльцо школы и стал метлой счищать снег с сапог. Лаур тоже направился к двери, чтобы поговорить с Тали и расспросить, как ему понравилась снежная битва; но в это время зазвонил церковным колокол. Учитель остановился и на минуту прислушался. С башни неслись медленные, ритмичные удары: «бим… бом, бим… бом» – и, дрожа, замирали вдали. Потом Лаур, улыбаясь, взглянул на Арно.

– Послушай, – сказал он, – как Либле бьет в колокол.

Арно посмотрел на учителя и робко спросил:

– Разве это Либле?

– Ну да, Либле. О, Либле уже с самого воскресенья бьет в колокол. Что ты на это скажешь?

Арно застыл на месте от удивления и тоже прислушался, словно желая убедиться, действительно ли это Либле там, на колокольне.

От своих мыслей Арно очнулся только тогда, когда Тыниссон, тихонько толкнув его в бок, спросил, о чем учитель говорил с ним у дверей.

– Он сказал, что Либле опять звонит в колокол, – ответил Арно.

– Вот как, опять звонит? – торопливо переспросил Тыниссон.

– Да… это погребальный звон… кто-то умер, – добавил Арно

Но Тыниссону было безразлично, какой это звон; главное – звонил Либле. Арно отлично это понял, и равнодушие товарища обидело его. Ведь тот мог бы, по крайней мере, спросить – кого хоронят под этот звон.

XX

Наступил сочельник. После обеда ребята собрались в школе, чтобы еще раз повторить разученные ими рождественские песни. Генеральная репетиция прошла отлично. Кистер, благодушно настроенный, с сияющим лицом расхаживал среди учеников; это был один из тех редких случаев, когда кистер был ими доволен и не бранился. Странное чувство испытывал в этот день Арно. Ему казалось, что надвигается что-то очень большое, значительное, будто его можно ждать уже с минуты на минуту. Он не грустил, душу его наполняло радостное возбуждение. Весь этот сочельник представлялся каким-то сновидением: словно во сне маячили перед ним другие ребята. ьТээле пела вместе с другими девчонками, и ему казалось – она где-то бесконечно далеко от него, окутанная облаком.